Общественно-политический фон России военного периода дополняют материалы, посвящённые значимым государственным институтам, общественным организациям и инициативам: Особым совещаниям по обороне (с. 304-305), Союзам земств и городов (с. 207-208), Центральному Военно-промышленному комитету (с. 407-408), Скобелевскому комитету для оказания помощи раненым и инвалидам войны (с. 364), военно-общественным союзам, кампании 1917 г. по формированию добровольческих частей и др.
Авторы словаря создали насыщенную картину жизни фронта и тыла, которую отличают, с одной стороны, глубокая детальность, а с другой - широта и полифония. Кроме того, издание содержит богатый иллюстративный материал - многие статьи сопровождают фотографии, рисунки, карты-схемы. Особенно следует отметить картографическое приложение, демонстрирующее развитие ситуации на театрах военных действий и территориальные итоги войны. В заключительном разделе представлены статистические сведения и таблицы, которые значительно расширяют информационно-справочные возможности словаря (с. 445-450).
Работа над энциклопедическими произведениями обычно предполагает решение авторами утилитарной задачи -создать максимально краткое, информа-
тивное описание объекта или предложить непредвзятое, объективное изложение вопроса, причём делать это приходится весьма ограниченными средствами, которые продиктованы традициями жанра. Однако выполнение этой задачи будет более успешным, если энциклопедию помимо справочной функции отличают продуманное композиционное оформление и концептуальное звучание. Именно такими достоинствами в полной мере обладает рецензируемый энциклопедический словарь. Он представляет собой и информационно наполненное справочное издание, способное привлечь внимание самых разных аудиторий, и проникнутое особым пафосом произведение, отвечающее значению и масштабам великой трагедии, которая спустя столетие служит назиданием современному миру.
Примечания
1 Гражданская война и военная интервенция в СССР: Энциклопедия. М., 1983; Великая Отечественная война 1941-1945: Энциклопедия. М., 1985; Отечественная война 1812 года: Энциклопедия. М., 2004; Отечественная война 1812 года и освободительный поход русской армии 1813-1814 годов: Энциклопедия. В 3 т. М., 2012.
2 Залесский К.А. Кто был кто в Первой мировой войне: биографический энциклопедический словарь. М., 2003.
Владимир Булдаков Нераспознанный фарс истории
Vladimir Buldakov
(Institute of Russian History, Russian Academy of Sciences)
History's unrecognized farce
Политическая обыденность наших дней поразительно быстро и как-то незаметно становится историей. Когда Игнац Лозо, автор данной книги*, позвонил мне из Германии 10 июля 2012 г. и спросил,
почему в России до сих пор не написано научной монографии о событиях августа 1991 г., я испытал некоторое замешательство. Действительно, почему? Может потому, что историк «знает настоящее с
* Лозо И. Августовский путч 1991 года. Как это было. М.: Политическая энциклопедия, 2014. 462 е., ил.
тыла, а не с лица»1. Неужели в силу именно этого профессионального «недостатка ремесла» всякий историк в данном случае склонен ограничиться аналогиями с августом 1917 г.?2
На мой взгляд, помимо прочих причин, эта тема вызывает у авторов, способных на объективное освещение тогдашнего политического переворота, подобие брезгливого отторжения. Слишком много нелепых страстей накручено вокруг этого события, существует более двух десятков противоречащих друг другу мемуаров, ряд агиографических сочинений, а самые важные документы (то, с чем привыкли работать тяжёлые на подъём служители Клио) остаются засекреченными. Вдобавок августовский путч в свете последующих политических событий постоянно меняет свою окраску, вплоть до ротации «героев» и «злодеев». Но главная причина, вероятно, в другом. То, чему свидетелями мы были, кажется ещё не историей - трудно отделаться от свежих эмоциональных «помех». Наше укороченное житейское сознание постоянно деформирует смыслы «большой» истории - особенно при ощущении «обманутости» в ожиданиях. Да и сам «август 1991-го» в глазах нового поколения «съёжился», превратившись в неловкий эпизод некогда официально провозглашённой «эпохи реформ». Как-то странно признаваться в том, что «августовский путч сыграл роль той соломинки, которая сломала хребет империи»3. Не случайно на протяжении более чем двух десятилетий продолжается дегероизация тогдашних «победителей». И если события последних лет обостряют свойства нашей психики, в основе которой лежит «смутный страх перед грядущими космическими потрясениями»4, то стоит ли ворошить не остывшие угли прошлого?
И. Лозо лишён этих предубеждений. В августе 1991 г. он, 28-летний тележурналист, невольно стал главным поставщиком информации из России для всей Германии (с. 11-12). Немцы, жаждущие скорейшего объединения, реагировали на события в СССР не менее остро, чем его граждане. И это произошло тем естественнее, что современные СМИ делают всякое заметное событие преувеличенно масштабным и приближённым.
Как бы то ни было, с этого момента автор книги принялся скрупулёзно собирать информацию о путче. Несомненно, он находился в весьма выгодном положении: между ним и объектом исследования сохранялся должный уровень отчуждения, фигуранты событий по понятным причинам охотно и многократно давали ему и его коллегам интервью. Но главное в другом: он стал обладателем «строго засекреченного» пятитомного обвинительного заключения о деле Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП). Его передала ему, ничуть не побоявшись ответственности за этот шаг, Т.А. Шенина, вдова одного из самых решительных «заговорщиков» - О.С. Шени-на, сожалевшего, что он не смог официально войти в состав этого комитета (с. 167).
Позднее книга была защищена в качестве докторской диссертации, хотя Лозо только и делал, что «поправлял» мэтров германской (и не только) советологии, далеко не сразу ухвативших суть произошедшего (с. 168, 179, 236, 250, 309, 353-355). Основные события августа 1991 г. воспроизведены им на основе так называемой устной истории. И здесь он проявил себя блестящим источниковедом. Дело не только в том, что были опрошены, причём неоднократно, все ключевые свидетели. Удалось показать, как в их рассказах появлялись и исчезали те или иные «детали», менялась коннотация событий, до какой степени эмоции перехлёстывали память. Обнаружил Лозо и откровенных фантазёров, вроде Г.Х. Попова (с. 100), и «наглых фальсификаторов» (с. 144), показал теле- и кинематографические истоки бытующих и по сей день легенд (с. 103105), отметил сохраняющуюся в России (и необычную, на его взгляд) «предрасположенность населения к абсурдным утверждениям и тайным заговорам» (с. 143). В результате представленная им версия события, складывающаяся из почти детективных микросюжетов, выглядит не только убедительно, но и поучительно.
Основные выводы автора таковы. Широко распространённые подозрения, что Президент СССР М.С. Горбачёв сам был «участником заговора», несостоятельны (по меньшей мере, по формальным признакам), хотя он давно строил
планы «наведения порядка» и даже инициировал соответствующие публичные заявления со стороны будущих (им же выдвинутых) гэкачепистов (с. 116, 119, 122, 127). В сущности, двойственностью своего поведения он невольно спровоцировал их (с. 42, 117-118, 124, 128-129). Заговорщики, со своей стороны, вели себя опасливо, надеясь «подтолкнуть» президента в нужном направлении (с. 130, 170). При этом они нервничали и колебались, стремились повязать друг друга круговой порукой (с. 182). Горбачёв называл их не только «преступниками» и «самоубийцами (с. 131), но и крыл непечатными словами (с. 136-137), видимо, пребывая в убеждении, что по возвращении в столицу его «хозяйского» окрика будет достаточно, чтобы всё вернулось на круги своя. О возможности путча президента предупреждали, нагоняя общественные страхи и вызывая официальные опровержения, едва ли не за год до случившегося (с. 39-40). В «перестроечном» тумане очертания потенциальных заговорщиков становились более чёткими (с. 43-44), со стороны консерваторов из Верховного Совета СССР прозвучало недвусмысленное «Слово к народу» (с. 46), но он и тогда не внял голосу того, чего по стандартной логике развития подобных событий не могло не быть. «Богатый» опыт номенклатурного управления вкупе с «перестроечным» идеализмом не только заставили посчитать все предупреждения наивными (с. 44), но и перевесили инстинкт самосохранения.
Из практики советского прошлого становятся понятными и особенности поведения его противников. Настоящим заговорщиком был разве что председатель КГБ В.А. Крючков (на чём, ясное дело, сошлись позднее в своих показаниях гэкачепис-ты). Он готовил путч вместе с Шениным не менее недели (с. 75, 157), а «принципиальное решение» о нём было принято -«однако только главными организаторами» - 16 августа (с. 166). А в общем ситуация накалялась, превращаясь в реальный путч по мере появления танков на улицах Москвы.
Вольно или невольно, главным «обвиняемым» на страницах книги становится сама российская традиция властвования,
от которой одинаково наивно пытались избавиться и Горбачёв, и Ельцин, которые в равной мере вели себя «непоследовательно и своевольно» (с. 80), выступая порой не только противниками, но и союзниками (с. 87, 92). Вглядываясь в описанные перипетии событий, не устаёшь удивляться тому, насколько уверенно Клио, используя возбуждённое воображение современников, расставляет нужных актёров судьбоносного, по любимому выражению того же Горбачёва, действия по своим местам. Власть в России периодически становится слишком самоуверенной и слепой, общественное мнение - беспокойным и мнительным. А тем временем в театре истории готовится неизбежный «выстрел» из давно вывешенного на всеобщее обозрение «ружья».
Разумеется, Лозо, как и положено историку (в отличие от журналиста), показал и тех, кто был объективно заинтересован в сдерживании перестройки. Впрочем, и партийная номенклатура, и значительная часть армейского руководства, и деятели ВПК не скрывали своих установок. Т
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.