ЗОЯ ВЕНИАМИНОВНА МОШКИНА
Доктор исторических наук (Чита),
профессор кафедры отечественной истории исторического факультета Забайкальского государственного педагогического университета
им. Н.Г. Чернышевского
НЕРЧИНСКАЯ КАТОРГА ГЛАЗАМИ ПОЛИТЗАКЛЮЧЕННОГО
В ноябре 1889 г. в политической тюрьме карийского каторжного района Нерчинском каторги произошло событие, вошедшее в историю как карийская трагедия. Группа заключенных совершила массовое самоубийство. Событийная сторона этого происшествия, а также повод его зарождения представлены в исследовательской литературе достаточно полно, сформировались также два мнения о драме. Ряд авторов согласен с тем, что карийская трагедия являлась фактом героической борьбы политзаключенных против правительственных мер по распространению на них телесного наказания. Есть и другое мнение, не столь однозначное, авторы которого случившееся рассматривают не только как факт борьбы, но и как событие, которое отразило сложное и противоречивое состояние, сложившееся в конце XIX в. в революционной среде, а также оно свидетельствует об эффективности воздействия карательной политики царизма на заключенных, о том, что режим каторги и долгое пребывание в его условиях заставили многих политзаключенных изменить свое поведение, мотивировать его на выживание.
Чтобы приблизиться к пониманию произошедшей трагедии, ее природы, в статье предлагается посмотреть на события изнутри, глазами одного из свидетелей драмы, сумевшего составить хронику событий по горячим
следам. Этим хронистом был Яков Васильевич Стефанович, профессиональный революционер, эволюционировавший от мирной пропаганды к членству в «Народной воле». Революционная биография его протекала очень бурно, товарищи оценивали этого человека неоднозначно. Последний раз его арестовали в феврале 1882 г., на каторгу он прибыл 28 января 1884 г., содержался на Каре. В тюрьме в тайне от многих своих товарищей он вел записки личного характера. Впервые они были изданы в 1906 г.1 Карийская трагедия в записках Стефановича стала главным сюжетом, вокруг которого автор выстроил повседневность мужской тюрьмы, передал общую атмосферу, ее психологический климат. Воспроизведенная автором картина переживаний участников событий, их отношение к ситуации дает возможность проникнуть в неофициальную реальность тюремной жизни российских революционеров второй половины XIX в.
С первых же строк Стефанович непроизвольно, не задаваясь такой целью, раскрывает те возможности, которыми пользовались заключенные в своей жизни, значительно облегчая ее. Причем эти возможности не предусматривались режимными установками, они появились в результате длительных предшествующих усилий заключенных. Между мужской и женской тюрьмами и живущими вне тюрьмы была налажена регулярная конспиративная связь, заключенные пересылали друг другу письма, нелегальную литературу и даже правительственные документы. Так, в феврале 1889 г. в мужскую тюрьму пронесли текст распоряжения № 2926 МВД управляющему Сахалинской областью, в котором предлагалось ссылаемых на о. Сахалин политкаторжан содержать вместе с уголовниками2. Письма, которыми обменивались заключенные, были объемными и проносились в тюрьму легко, что свидетельствовало об отсутствии строгого со стороны администрации надзора. К сожалению, Стефанович не раскрыл каналы, по которым поступала эта почта. Судя по количеству ее, переписка велась активно и часто, а каналов было несколько.
Все внутренние дела, имевшие жизненную важность, заключенные
обсуждали на собраниях- сходках. По общему уговору эти собрания играли роль высшего органа власти в тюрьме, так как решения большинства были обязательными для всех. На сходках формировалась структура неофициальной власти тюрьмы, заключенные выбирали старост, библиотекарей. Здесь же принимались решения по поводу нарождавшихся протестов, разбирались конфликты, финансовые проблемы, даже распределение казенного обмундирования выносилось на общее согласование. В летнее время сходки проходили во дворе тюрьмы в укромном месте, которое заключенные между собой окрестили «у затыхевича». Конечно же, и начавшиеся в первых числах августа 1888 г. события в женской тюрьме стали предметом рассмотрения сходок. На первой обсудили сообщение с воли о насильственном увозе из женской тюрьмы Е.Ковальской, наказанной таким образом за непочтение к начальствующим лицам. Эта информация была получена из листовки, написанной женщинами для распространения по Карийскому району.
Мужская тюрьма отреагировала на эту информацию неоднозначно. Мнения разошлись. По свидетельству Стефановича, большинство проявило благоразумие и не поверило женской версии, однако от поддержки женщин не отказалось. Сам автор поведение женщин расценил как результат их болезненного настроения. В ходе обсуждения выяснились следующие позиции. Одни призывали активно действовать и для начала направить протест генерал-губернатору края, другие - направить в адрес МВД протест на генерал-губернатора. Но большинство высказало желание сохранить в тюрьме спокойствие и не допустить нежелательных ссор с начальством. Было еще одно предложение, отличавшееся крайним радикализмом, оно заключалось в полном неподчинении режиму и в демонстративном игнорировании начальствующих лиц. Эта позиция совпадала с настроением той части женщин, которая затеяла протест. Но эта группа оказалась в меньшинстве. О том, что не все женщины протестуют, в мужской тюрьме узнали позднее, из следующей почты, пришедшей 20 августа.
В тот день мужчины узнали, что часть женщин перешла к решительным действиям, трое уже неделю голодали. Обстановка стала накаляться. На общем собрании мужчины решили не расходиться до тех пор, пока не будет преодолен раскол и пока не будут приняты меры, которые остановят голодовку. Но договориться и покончить с разногласиями им так и не удалось. Тогда, предположив, что им не хватает информации, они добиваются от начальника тюрьмы разрешения на проведение собственного расследования с правом свидания с женщинами. Более того, в обстановке нарастающего напряжения появилось еще одно предложение, которое можно квалифицировать как шантаж. Сторонники его хотели заявить женщинам, что будут с ними вместе голодать, но не из сочувствия, а просто потому, что не могут не голодать. Они рассчитывали, что женщины отступят, так как не захотят, чтобы в этой истории мужчины пострадали. Тогда некому будет голодать вообще, Но это был обман, поэтому эту позицию осудили и не поддержали как «неуместное надувательство».
Настрой мужской тюрьмы, по определению Стефановича, был порожден имеющимся опытом предыдущей аналогичной борьбы с режимом и администрацией, когда упорные и продолжительные голодовки не имели результатов и приводили к большим жертвам, то есть оказывались нецелесообразными. Поэтому среди заключенных конца 80-х гг., переживших не один протест, не нашлось большинства, чтобы выдержать назревавшую новую продолжительную голодовку. Более того, по утверждению Стефановича: «Сознание зависимости своего поведения, а может быть, даже и своей участи от того или иного поступка трех нервно настроенных женщин, вызывало досаду, которую некоторые не стеснялись
3
высказывать» .
Большие надежды мужская тюрьма возлагала на своих товарищей из вольной команды, которым поручено было вести собственное расследование. Тюремное начальство тому не препятствовало. С 22 августа в тюрьму стали поступать материалы, выявленные вольнокомандцами. Более того,
мужчинам удалось встретиться с протестующими женщинами и договориться о приостановке голодовки до конца следствия, которое женщинам требовалось провести в десятидневный срок. Во время встречи с женщинами окончательно выяснилось, чего они добивались. Протестующие требовали наказать начальника политической тюрьмы Масюкова за то, что он допустил «гнусное издевательство» над Е.Ковальской и остальными женщинами в эпизоде увоза ее с Кары. Оскорбленные женщины в качестве наказания настаивали на устранении Масюкова от надзора за политзаключенными.
Наконец, к 24 августа были получены все материалы следствия, настало время для принятия решения. Мужская тюрьма провела очередную сходку, на которой пришли к заключению, что «обвинения в издевательствах не доказаны». Доводы женщин не убедили мужчин в том, что на действия администрации в данном случае необходимо ответить протестом. Скорее всего, аргумент, определивший позицию мужской тюрьмы, 31 аключался в другом, в страхе перед «силой штыков и прикладов».
На решение мужской тюрьмы женщины отреагировали резко и категорично. В своих письмах они заявили о решении идти до конца, вплоть до личной мести Масюкову, они также объявили, что отныне не имеют никаких общих дел с мужской тюрьмой, предлагая мужчинам занять позицию вооруженного нейтралитета. Женская почта содержала также вариант заявления в Иркутское жандармское управление, с которым предлагалось мужчинам ознакомиться.
И вновь в тюрьме начинается возбуждение, которое сопровождается спорами и выяснениями отношений, появляются три варианта заявлений, но, в конце концов, ни один вариант не стал общим мнением. В результате в коллективе политзаключенных усилились тенденции к расколу, к разобщению. В тоже время мужская тюрьма испытала облегчение, так как протестующие женщины объявили, что далее они поведут борьбу самостоятельно, тем самым они освободили мужчин от ответственности за
бойкот, который был объявлен Масюкову, и за протестные письма, разосланные по административным инстанциям. Однако решительность восставших женщин не сплотила мужскую часть каторги, более того, как это видно из дальнейших записей Стефановича, тюрьма отстранилась от конфликта и демонстративно углубилась в собственные внутренние дела. На сходе, который должен был решить вопрос о форме подачи заявления от мужчин, вместо обсуждения отвлеклись и стали говорить о других делах. Как бы между прочим, решили не писать своих заявлений, а поручить Масюкову куда следует сообщить о жалобе. Масюков, в свою очередь, не дождавшись заявления от мужской тюрьмы, прислал им проект своего донесения. Заключенных оно не удовлетв
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.