Воспоминания
М. М. РОЖАНСКАЯ
НЕСКОЛЬКО ЭПИЗОДОВ ИЗ ИСТОРИИ НАУКИ От редколлегии
Изучение арабской науки требует от исследователя совершенно уникальных качеств. Строго говоря, их даже почти невозможно перечислить -тут требуется не только уникальное понимание природы тех явлений, которые привлекали внимание исключительно утонченных мыслителей далекой от нас - и по времени, и по менталитету - цивилизации, но и совершенно особых способов их описания. Мириам Михайловна Рожанская в предлагаемой публикации, приуроченной к ее юбилею, немного приоткрывает завесу тайны над своей творческой мастерской. Редколлегия пользуется случаем, чтобы поздравить Мириам Михайловну с днем рождения и пожелать ей крепкого здоровья и больших творческих сил.
Предлагаемую статью никак нельзя считать исключительно научной публикацией. Это - скорее «беседа на тему». А тема - сущность и специфика истории науки, и в особенности той ее области, которая в течение многих лет является предметом моей работы, о специфике этой работы, но и не только об этом. Попутно, по мере возможности, я попытаюсь также оценить свой вклад в историю науки.
Все, о чем здесь пойдет речь, было в разное время опубликовано в виде монографий, комментированных переводов и статей в историко-математиче-ской литературе и обсуждалось на специальных конференциях в России и за рубежом. А выбранная свободная форма изложения позволяет в этом случае обойтись без ссылочного аппарата и библиографии.
Больше сорока лет я работаю в Институте истории естествознания и техники, а самой историей науки занимаюсь уже около пятидесяти лет. Это в известной степени оправдывает мое нынешнее стремление к воспоминаниям и размышлениям о сущности и специфике предмета истории науки вообще и истории физико-математических наук в эпоху Средневековья, чем я преимущественно занимаюсь, в частности.
Когда я оглядываюсь на пройденный путь, у меня возникает ощущение, что все было заранее предопределено, что мной руководила какая-то особая сила, которая через многие препоны вела и привела меня к истории науки. И все мои действия в процессе этого движения к истории науки, к кругу проблем, составлявших и продолжающих составлять предмет моих занятий, как и вся моя, говоря возвышенно, научная биография - вовсе не цепь случайностей, как может показаться на первый взгляд. Эта самая «сила» не давала мне сбиться с пути.
© М. М. Рожанская. ВИЕТ 2009. № 2. С. 181-204.
С. П. Толстое на раскопках
Что же это за «сила», где и в чем ее источник? Иногда мне казалось, что для правильного понимания ее природы лучше всего воспользоваться аристотелевскими представлениями о «естественном» и «насильственном» стремлениях как источнике движения тела в «земной» механике. Одно из них «естественное», присуще самому телу, другое, «насильственное», задает ему некоторый импульс извне. Совокупность этих стремлений и движет тело. Относительно «естественного» стремления все понятно. Это - моя собственная устремленность к цели. «Насильственное» стремление задается источником извне. И это, очевидно, мои учителя и коллеги, которые задавали цель и поддерживали мое стремление к ней. Все попытки, вольные и невольные, отклониться от этого пути кончались непременным возвращением к нему.
Наибольшее «насильственное» стремление мне придавали поначалу школьные учителя, а потом профессор Сергей Павлович Толстов (1907-1976), о котором надо сказать особо.
Начну с того, что в юности я совсем не собиралась быть историком науки, тем более историком математики, механики и астрономии. В 1950 г. я окончила исторический факультет МГУ по специальности этнография и археология. Руководителем моим был упомянутый выше Сергей Павлович Толстов, замечательный историк и этнограф, великий археолог, руководитель легендарной Хорезмской экспедиции. Я познакомилась с ним в 1943 г., будучи школьницей (училась вместе с его дочерью Ладой), часто бывала в его доме, вместе с Ладой слушала его замечательно интересные рассказы о работе Хорезмской экспедиции еще в довоенные годы, о проблемах среднеазиатской археологии и перспективах полевых работ после окончания войны. Сам он, участник на-
родного ополчения и обороны Москвы, вернулся к науке и преподаванию в университете после тяжелого ранения (его даже считали погибшим и однажды почтили его память вставанием на заседании эвакуированной в Ташкент АН СССР).
Общение с Сергеем Павловичем привело меня на исторический факультет, и я считала, что этнография и археология Средней Азии под его руководством и есть мое будущее. После окончания университета я была рекомендована в аспирантуру Института этнографии АН СССР, отлично сдала вступительные экзамены, но не была принята по не зависящим от меня причинам (пятый пункт плюс привходящие обстоятельства). Кроме меня в аспирантуру института с отличными оценками и тоже по не зависящим от него причинам не был принят еще один человек - мой большой друг, замечательный ученый, дешифровавший письменность майя, Юрий Валентинович Кнорозов (19221999), работы которого вскоре получили всемирную известность. (С тех пор я всем говорю, что могу гордиться тем, что не была принята в аспирантуру вместе с ним.) Это было начало 50-х г., время «борьбы с космополитизмом», дела «врачей-вредителей», «сталинского языкознания» и т. п. С. П. Толстов мне помочь не мог.
После неудачи с аспирантурой я безуспешно пыталась найти работу историка, в том числе учителя истории. Однако для работы на столь «идеологической» должности требовалось решение райкома партии, которое мне, естественно, никто не дал. О других местах работы по истории не могло быть и речи. Надо было менять профессию. Я поступила на механико-математический факультет МГУ. Одновременно я преподавала в школе математику, предмет не «идеологический». Потому должность учителя математики (а их в школах не хватало) оказалась доступной для таких, как я. Учась на мехмате, я начала работать в области аналитической механики под руководством профессора, ныне академика Валентина Витальевича Румянцева. Дипломная работа по теории устойчивости движения была опубликована в «Вестнике МГУ». По окончании я начала преподавать математику в вузе.
Долгое время мне даже не хотелось вспоминать об истории. О том, чтобы в этой области работать, не хотелось и думать, и вообще не хотелось заниматься наукой.
И вдруг все изменилось. Впоследствии я узнала, что это совсем было не «вдруг». Все время после окончания истфака, почти десять лет, С. П. Толстов был в курсе моей жизни и работы, знал об учебе на мехмате и, как только появилась возможность, предложил мне, учитывая мое математическое образование, заняться историей науки на средневековом Востоке. А в частности и в особенности творчеством великого хорезмийца, астронома и математика и вообще энциклопедиста Абу Райхана ал-Бируни (Х-Х1 вв.). Основным объектом моего изучения должен был стать его труд «Канон Мас'уда», изданный в Хайдарабаде (Индия) и раздобытый С. П. Толстовым с большим трудом во время его научного путешествия в Индию. Он считал и, пожалуй, не без основания, что «чистому» историку такое исследование не под силу.
Конечно, С. П. Толстов стал для меня и до конца моей жизни останется как бы той «внешней силой», которая повела и продолжает вести меня по пути истории науки.
Колебалась я недолго, и в конце 1959 г. началась моя работа в области истории физико-математических наук. Точнее, по истории естественных наук на средневековом Востоке, в Античности и в средневековой Европе, а также в эпоху Возрождения и в эпоху предыстории классического естествознания в Европе. Эта работа продолжается и по сию пору.
В ней в полной мере пригодились оба моих образования, историческое и математическое. Ведь материал, с которым я имею дело, это в основном арабские и реже латинские рукописи физико-математического содержания. Такая работа может быть плодотворной при одном условии: кроме языка, необходимо досконально знать и сам предмет, и исторический фон.
Такое исследование требует труда специалистов, работающих на стыке дисциплин. Иначе филолог не поймет историка, и тем более математика, а исследование может оказаться скоплением ошибок и недоразумений, что случалось не раз в истории науки. Например, первые успешные переводы и исследования арабских математических рукописей в Западной Европе были сделаны математиком Ф. Вепке (1826-1864) и физиком Э. Видеманом (1852-1928). Именно благодаря работе таких специалистов в истории физико-математических наук на средневековом Востоке были получены интереснейшие результаты, позволившие рассматривать эту историю как самостоятельную научную дисциплину.
Обстоятельства моей частной жизни сложились так, что я оказалась одним из немногих специалистов подобного рода.
Специфика моей работы в том, что исследование иногда напоминает детективное: оно бывает связано с поиском и сравнением данных из многих рукописей и других источников, вплоть до археологических и этнографических. В нем есть загадка и ее разрешение, поиск и находка.
В моей работе, которая и строится по принципу «задача - поиск - находка - решение» можно найти не один увлекательный «эпизод из истории». О некоторых из них мне и хотелось бы рассказать.
Эпизод первый
Первый по времени (начало 1960-х гг.) эпизод можно назвать историко-астро-номическим детективом. Речь идет об исследовании одного археологического памятника Древнего Хорезма IV в. до н. э. - IV в. н. э., обнаруженного в пустыне Кызыл-Кум в районе нижнего течения реки Аму-Дарьи, как памятника истории астрономии.
Центральная его часть - круглое в плане цилиндрическое здание, от центральной оси которого в обе стороны отходят длинные помещения с наклонными окнами, пробитыми в семиметровой толще стены, окружающей четко спланированный комплекс внутренних помещений. В концах центральной оси на западной и восточной сторонах здания симметрично относительно нее расположены лестницы, спускающиеся к земле. В некотором смысле это сооружение напоминает древневосточные зиккураты.
Археологические данные показывают, что это - погребальный храм, но построенный с учетом параллельного отправлен
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.