35 Сигизмунд фон Герберштейн (1486-1566), австрийский государственный деятель и дипломат. Автор путевых заметок о Московском государстве (1549).
36 См. гл. III/IV («Nation-Making») и V («Age of Discussion») в кн.: Bagehot W. Physics and Politics, or Thoughts on the Application of the Principles of «Natural Selection» and «Inheritance» to Political Society. L., 1872. P. 81-164, 165-204.
37 Мякотин B.A. Курс русской истории П.Н. Милюкова // Русское богатство. 1896. № 11. С. 17; П.Б. (Л.Э. Шишко). Несколько замечаний об «Очерках по истории русской культуры» г. Милюкова // Русское богатство. 1898. < 8. С. 14-17.
38 В своей «Классификации исторических условий» Милюков связал четвертый фактор с естественным насилием, воплотившимся в революции. Тезис о «геологическом извержении» появился впервые в начале «Истории второй русской революции». По его мнению, большевики выступили на исторической сцене как демагоги, которые разбудили интерес к архаичной культуре русского крестьянства, а не возглавили классовую борьбу пролетариата (Милюков П.Н. История второй русской революции. Т. I. С. 11).
© 2008 г. А. В. КОРОЛЕНКОВ*
О ХАРАКТЕРЕ СОВЕТСКОЙ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ В 1936-1941 годах
(ПО ПОВОДУ КНИГИ СИЛЬВИО ПОНСА)
Тема советской предвоенной внешней политики продолжает привлекать внимание исследователей - как отечественных, так и зарубежных. Вполне естественно, что наибольший резонанс вызывают книги отечественных авторов1. Из зарубежных ученых вниманием пользуются в основном те, чьи труды переводятся на русский язык2. «За кадром» остаются зачастую интереснейшие работы, ознакомление с которыми могло бы серьезно повлиять на ход мысли российских ученых. В настоящей статье хотелось бы рассмотреть труд итальянского ученого, одного из крупнейших специалистов по данному периоду профессора Сильвио Понса «Сталин и неизбежная война. 1936-1941»3, основанный на богатом архивном материале - как российском, так и зарубежном. Речь идет не об обычной рецензии, а об анализе взглядов исследователя на характерные черты международной политики СССР, в особенности на внешнеполитические взгляды советских лидеров. Каковы же основные идеи автора?
Прежде всего С. Понс указывает, что внешняя политика СССР представляла собой не столько реакцию на попытку западных держав умиротворить Германию, сколько результат особой политической культуры, основанный на сочетании внутри- и внешнеполитического контекста. По мнению автора, не следует искать в качестве ее основы реализм, или идеологию, как это часто делается. Разные варианты ответа на нацистскую угрозу - конфронтация (и соответственно антифашизм и обращение к системе коллективной безопасности) и умиротворение (соответственно антиверсальская традиция и недифференцированный подход к внешнему миру) - несли в себе «дозы» и идеологии, и реализма (с. IX). Борьбе двух начал - стремлению к активному участию в международных делах, созданию системы коллективной безопасности и изоляционистской тенденции, различиям во внешнеполитических взглядах советских руководителей -во многом и посвящена книга. Однако при любом подходе, оговаривается Понс, главной целью для Сталина было избежание ситуации, при которой подверглась бы ограничениям его самостоятельность в международной политике (р. XII). Стратегическое мышление Сталина, пишет Понс, основывалось на представлении о советской безопасности, которое сочетало систематическую конфронтацию и силовую политику, идео-
* Короленков Антон Викторович, кандидат исторических наук, научный редактор журнала «Новая и новейшая история».
логию и «старую дипломатию», изоляционизм и экспансию. В конце 1930-х гг. стало ясно, что советский лидер все более склоняется к пересмотру версальской системы. Итогом стал советско-германский пакт 1939 г. (с. 223).
Как же видится автору борьба двух внешнеполитических тенденций? Именно в 1936 г., с которого и начинается повествование, СССР стал постепенно отходить от политики коллективной безопасности. Понс обращает внимание на речь M. М. Литвинова 17 марта
1936 г. в Лондоне по поводу ввода немецких войск в Рейнскую область. Нарком иностранных дел критиковал действия Германии, но при этом подчеркнул, что для СССР сохранение мира священно и что возвращение Германии в Лигу Наций было бы серьезным вкладом в дело мира. Через 2 дня Молотов в интервью главному редактору газеты «Le Temps» Шастене также осудил ремилитаризацию Рейнской области, которая таила в себе угрозу для стран Восточной Европы и для СССР в особенности, но также и для западных соседей Рейнской области - Франции и Бельгии. В то же время он особо подчеркнул возможность улучшения советско-германских отношений, в том числе возвращения Германии в Лигу Наций. По мнению Понса, Молотов в поисках modus vivendi с Берлином имел в виду не создание европейской системы безопасности, а «мирное сосуществование» СССР со всеми капиталистическими государствами. Автор видит в этом серьезное различие позиций Литвинова и Молотова и даже задается вопросом, не могло ли это навлечь на последнего неудовольствие Сталина за предание гласности этих различий. Однако тут же Понс указывает, что соображения Молотова были близки идеям Сталина, высказанным «вождем» в интервью Р. Говарду 1 марта 1936 г. (с. 5-7). Следовало бы, однако, указать, кто на Западе отметил эти расхождения во взглядах обоих советских политиков, и если заметил, то придал ли им серьезное значение. Думается, особого противоречия в позициях Литвинова и Молотова не было (таковое видится лишь с учетом последующих событий) - речь шла лишь о разных акцентах. В конце концов, и тот, и другой критически отозвались о ремилитаризации Рейнской области и высказались за возвращение Германии в Лигу Наций.
Понс обращает внимание и еще на одну «нестыковку» в высказываниях советских руководителей: если Молотов заявил, что в случае соблюдения Германией международных договоров и возвращения в Лигу Наций даже гитлеровская Германия встретит положительное отношение СССР, то заместитель Литвинова Н.Н. Крестинский заявил в беседе с тем же Шастене, что, по его мнению, сторонников сближения с Германией в советском руководстве нет (с. 10)4. Однако это совершенно не обязательно отражало личную позицию Крестинского - он беседовал с Шастене за 3 дня до Молотова и озвучивал официальную позицию СССР, которая сводилась к формальному осуждению нацистов. Молотов же, очевидно, получил в течение последующих дней иные указания от Сталина, который начиная с 1933 г. пытался найти общий язык с Гитлером (см. ниже).
Но в других случаях невозможно отрицать расхождения между Литвиновым и советской верхушкой: в сентябре 1936 г. он предложил создать «большой оборонительный блок» в составе СССР, Франции, Чехословакии, Румынии, Югославии, Турции и тем изолировать Германию. Однако Л. М. Каганович заявил Сталину, что план Литвинова - проявление истерики, да и вообще проблема антигерманского блока сейчас остро не стоит. «Вождь» согласился с этим (с. 46-47). Не одобрял Литвинов и попыток сближения с Германией, проявлением которых стала миссия Д.В. Канделаки. В начале
1937 г. Литвинов писал, что экономическое сотрудничество с Германией без политических уступок с ее стороны лишь укрепит нацистский режим (с. 66-67). В связи с аншлюсом Австрии он критиковал пассивность советской внешней политики в письме Сталину (с. 114) - заметим, шел март 1938 г., время не самое подходящее для критики. Почти до конца своего пребывания на посту наркома иностранных дел Литвинов боролся за осуществление идеи коллективной безопасности, за союз с неагрессивными странами. Однако весной 1939 г., когда был окончательно взят курс на соглашение с Германией, он стал не нужен «вождю» и был отправлен в отставку (с. 160)5.
Еще более активным сторонником политики коллективной безопасности показан И.М. Майский, который в письмах Литвинову призывал к куда более активной внеш-
ней политике, обращался напрямую к Ворошилову (!) с просьбой оказать значительную военную помощь Испанской республике, в апреле 1941 г. писал о необходимости отказаться от прогерманской политики и поискать иных друзей. Во многом его взгляды совпадали со взглядами Литвинова, но одного желания наркома для того, чтобы изменить внешнюю политику СССР, было недостаточно (с. 33-34, 92, 112-113 и др.).
Это и неудивительно, ибо определял политику Сталин, с интервью которого Рою Говарду 1 марта 1936 г. начинается первая глава. В нем «вождь» указывал, что военная угроза исходит от Японии и в особенности от Германии, высказывался за скорейшую ратификацию Францией пакта с СССР, но при этом, как отмечает Понс, не особенно распространялся о политике коллективной безопасности. На февральско-мартовском пленуме 1937 г. он много говорил о «капиталистическом окружении», о том, что только безнадежно наивный человек может верить в добрые отношения даже между самими буржуазными государствами, не говоря уже об их отношениях с Советским Союзом. А на XVIII съезде, формально сохраняя различие между агрессивными и неагрессивными государствами, Сталин нападал только на вторые, т.е. на Англию и Францию6. При этом он «не упоминал открыто о направлении германской агрессии на запад, но явно подразумевал это». Речи об общей безопасности не шло, стало очевидным стремление к «стратегической автономии» в грядущем конфликте, который, как считал Сталин, уже идет (войны в Абиссинии, Испании, Китае и т.д. - хотя мировой войной происходящее он не называл). Венцом такой политики стал советско-германский пакт, после которого разделение на агрессивные и неагрессивные государства исчезло (с. 1-4, 79-80, 145-146, 186).
Эту позицию отражал и заместитель Литвинова В.П. Потемкин. В отличие от наркома иностранных дел, он больше рассуждал о враждебности Англии и Франции Советскому Союзу, об их стремлении изолировать СССР и подстрекательстве к агрессии против него, о сплоченном антисоветском блоке капиталистических держав, о необходимости уменьшить число иностранцев в СССР. Идею коллективной безопасности он отвергал как иллюзию. Подобные разногласия между наркомом иностранных дел и его заместителем, по мнению
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.