ИЗ АРХИВА ЖУРНАЛА
К ЮО-ЛЕТИЮ ЖУРНАЛА
Н. М. ШАНСКИИ
О лирике А. Т. Твардовского'
В статье, написанной к 70-летию со дня рождения А. Т. Твардовского, анализируется язык лирических стихотворений поэта, в том числе одного из его лучших произведений тетраптиха «Памяти матери».
Ключевые слова: языковые шумы и помехи; народно-песенный эпиграф; продуманная композиция; замедленное чтение; смысловые приращения.
Среди великих русских поэтов, произведения которых теперь бессрочно принадлежат нашей стихотворной классике, свое - особое - место занимает А. Т. Твардовский. Истинно народный поэт, живший с народом и для народа, он был замечательным художником слова, по-настоящему взыскательным и строгим к себе и другим. Поэт-гражданин, он был большой и совершенно самобытной личностью, словно по фамилии твердым в своих идейных, нравственных и художественных убеждениях. И вместе с тем и в своих произведениях, и в жизни он был самым обычным человеком, только удивительно искренним и прямым и поразительно чутким к человеческой и поэтической красоте, человеком, хотевшим и -что еще важнее - умевшим быть всегда самим собой (нередко в самых тяжелых для него жизненных обстоятельствах).
Твардовский был до мозга костей нашим современником, но его поэзия будет, вне всякого сомнения, современной и для наших потомков. И в первую очередь потому, что она в высшей степени правдива и большой и малой правдой реальной жизни, и высокой правдой словесного искусства.
В золотой фонд русской литературы
* См.: РЯШ. - 1980. - № 3.
навсегда вошла изумительная эпика Твардовского (в первую очередь поэмы «Страна Муравия», «Василий Теркин» и «За далью - даль»). Она более всего сейчас нашему читателю и знакома (кое-что из нее даже «проходится» в школе).
Но не единой эпикой жив в русской изящной словесности и остается в ней жить крестьянский парень из смоленского Загорья. Продолжает жить, до сердца трогает и волнует души благодарных читателей (с каждым годом, может быть, все более и более) также и его проникновенная лирика, особенно стихи последних лет его яркой, по Н. Островскому, не зря прожитой жизни.
В лирических стихотворениях поэт прямо и непосредственно открывает перед читателями самое заветное и сокровенное. Его лирические строки строго и безыскусственно представляют нам его размышления о времени и о себе, раздумья о прошлом и будущем своей родины и народа, о своей судьбе и судьбе других, с которыми вместе он «честно тянул воз» «во имя наших и грядущих дней», они полно и явственно выражают его радости и печали, сомнения и надежды.
Его честный и щедрый поэтический голос нельзя слушать без волнения и отклика, он убеждает своим народным оптимизмом, неколебимой верой в свет-
лое будущее, памятью к прошлому, любовью к земной красоте, неразрывной связью с родной природой и эпохой.
Душевная чистота и трепетность лирики Твардовского, ее высокая художественная правота и обаятельность всегда у него рука об руку с обязывающим чувством личной ответственности поэта «за все на свете до конца».
Среди драгоценных в своей человеческой душевности лирических страниц Твардовского более других, пожалуй, выделяются стихотворные миниатюры, где девиз позднего Твардовского - Короче. Покороче (Всему свой ряд и лад и срок: В один присест, бывало, Катал я в рифму по сто строк, И все казалось мало. Был неогляден день с утра, А нынче дело к ночи. Болтливость - старости сестра, - Короче. Покороче) -проявился с особенной силой и яркостью. Здесь что ни стихотворение, то лирический шедевр, неотвратимо вызывающий сопереживание, радость открытия нового вне и внутри себя, глубокого и светлого эстетического наслаждения. Достаточно вспомнить хотя бы «Ветер какой- ты слышишь?», «Не знаю, как бы я любил...», «Я полон веры несомненной...», «Мне славы тлен - без интереса.», «Все суть в одном-единственном завете», «День прошел, и в неполном покое.», «Как после мартовских метелей.», «Июль - макушка лета.», «Просыпаюсь по-летнему.», «Есть имена и есть такие даты.», «Спасибо за утро такое.», «Я знаю, никакой моей вины.», «Я сам дознаюсь, доищусь.», «На дне моей жизни.», «К обидам горьким собственной персоны», «Перевоз-чик-водогребщик».
Твардовский, как он того и хотел, смог в этих стихотворениях «некий луч словесный узреть, незримый никому», сказать об общем и одинаковом абсолютно по-своему, ново, неповторимо кровно, «из сердца верными словами». В то же время в них явственно слышится (конечно, переплавленная и обогащенная) старая добрая поэтическая речь XIX века. Эта неотрывная связь Твардовского с животворными традициями стиха Пушки-
на, Лермонтова, Тютчева, Некрасова делает его лирику еще более взыскательной и прекрасной. Беспощадная исповедь его беззащитной и одновременно сильной поэтической души выливается в совершенную по своей художественной простоте и эстетическому воздействию языковую форму, к которой с полным правом можно отнести отзыв И. А. Бунина о поэме «Василий Теркин»: «Какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всем. ни сучка ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова»1.
В лирике Твардовского почти нет языковых шумов и помех, которые бы требовали лингвистического комментария как такового, однако это не значит, что она не нуждается вовсе в замедленном чтении (иногда даже под филологическим «микроскопом»). Последнее здесь не менее необходимо, нежели, скажем, при чтении Пушкина, но уже для того, чтобы за фасадом хорошо известных нам фактов современного русского языка не просмотреть полученные ими под пером поэта смысловые и стилистические приращения, их эстетическую новизну и свежесть. Лирическому словоупотреблению Твардовского в принципе чужды слова и фразеологические обороты архаического и диалектного характера, в нем исключительно редки отступления от литературных норм в грамматике и фонетике, оно не терпит «словес», «краснословья» и «трезвона», всей той поэтической шелухи, которая так характерна для эрзац-литературы. Слова поэта «питало сердце», «смыкал живой разум», и «сказочную быль» нашей жизни он выражал честными и знакомыми словами, словами, «что жгут, как пламя» и «светят вдаль и вглубь - до дня», и притом так, «чтоб не мешать зерна с половой, самим себе в глаза пыля».
Заветные слова лирики Твардовского, мудрые и волнующие по своему содержанию, всегда просты и прозрачны, без капли лингвистической эквилибристики и образной нарочитости и изощренности.
1 «Литературное наследство. Иван Бунин». Кн. I, М., 1973, с. 637.
70
Тем не менее и одновременно (и это лежит на поверхности) язык и стиль лирических произведений Твардовского предстают перед нами как нечто, глубоко впитавшее в себя все ранее известные животворные эстетические «сложности» русской стихотворной классики - от так называемой традиционно-поэтической лексики до художественных образов и символики.
Как будто совершенно бесхитростный, безыскусственный язык лирики Твардовского построен на самом деле очень хитро и искусно и тщательно скрывает большую творческую работу поэта над словом. Это по своему существу золотой сплав наиболее выразительных средств живого народного слова и самых дорогих ценностей русской художественной речи.
Высокая филологическая культура поэтического языка Твардовского - при всей внешней непритязательности - видна в каждом его стихотворении, поэтому для иллюстрации этого положения можно обращаться к любому. Приведем два примера.
Вот мы читаем заключительное стихотворение чудесного тетраптиха «Памяти матери», умершей на семьдесят восьмом году своей нелегкой, но полной жизни в 1965 г.
Перевозчик-водогребщик, Парень молодой, Перевези меня на ту сторону, Сторону - домой.
Из песни.
- Ты откуда эту песню, Мать, на старость запасла?
- Не откуда - все оттуда, Где у матери росла.
Все из той своей родимой Приднепровской стороны, Из далекой-предалекой Деревенской старины. Там считалось, что прощалась Навек с матерью родной, Если замуж выходила Девка на берег другой. Перевозчик-водогребщик, Парень молодой, Перевези меня на ту сторону, Сторону - домой.
Давней молодости слезы Не до тех девичьих слез, Как иные перевозы В жизни видеть привелось, Как с земли родного края Вдаль спровадила пора. Там текла река другая -Шире нашего Днепра.
В том краю леса темнее, Зимы дольше и лютей, Даже снег визжал больнее Под полозьями саней, Но была, пускай не пета, Песня в памяти жива. Были эти на край света Завезенные слова. Перевозчик-водогребщик, Парень молодой, Перевези меня на ту сторону, Сторону - домой. Отжитое - пережито, А с кого какой же спрос? Да уже неподалеку И последний перевоз. Перевозчик-водогребщик, Старичок седой, Перевези меня на ту сторону, Сторону - домой.
Нельзя не согласиться с А. И. Кондратовичем, что стихотворение «Перевоз-чик-водогребщик», «может быть, самое пронзительное из всего написанного Твардовским. Столько в нем тоски, усталости, ощущения близкого последнего "перевоза".»2. Оно начинается эпиграфом - четверостишием из народной песни с очень своеобразным перебоем ритма в третьей строчке и переносным повтором слова сторону в конце третьей и начале четвертой строки, прекрасной поэтической передачей перевоза через реку.
Но всмотритесь: это ведь не только и не столько эпиграф. Четыре строчки эпиграфа - жизненно важная, неотъемлемая, органическая часть стихотворения в целом, его содержательная душа и образный стержень. На них оно строится и держится как определенное поэтическое целое. Они открывают стихотворение, явля-
2 Кондратович А. Александр Твардовский. Поэзия и личность. М., 1978, с. 43.
ясь истоком дальнейшего повествования (без них невозможно было бы начало «Ты откуда эту песню, Мать, на старость запасла?»). Они рефреном через все стихотворение проходят далее, членя его структурно и содержательно на три части. Они обрамляют его в качестве законченного и самостоятельного художественного текста. Они, наконец, ставят в нем последнюю (главную) смысловую точку.
Определяющее значение для разбираемого стихотворения его народнопесенный эпиграф имеет и в отборе употребляемых языковых средств: разговорной лексики и
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.