ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
< 3
2008
© 2008 г. В.Л. ВАСИЛЬЕВ
О ПРОБЛЕМЕ ДРЕВНЕБАЛТИЙСКОГО ТОПОНИМИЧЕСКОГО НАСЛЕДИЯ НА РУССКОМ СЕВЕРО-ЗАПАДЕ*
В статье освещено состояние изучения гидронимии древнебалтийского происхождения на Русском Северо-Западе, дан обзор археологической ситуации в Ильмень-Волховском бассейне, приведены списки вероятных гидронимических балтизмов региона, распределенных по бассейнам крупных рек, трактуются балтийские названия населенных пунктов, рассматривается феномен метонимического калькирования славянами балтийских названий, дискутируются вопросы о северо-восточной границе балтийского этноязыкового слоя, о количественном соотношении балтизмов и финнизмов в регионе. Балтийская топонимия интерпретируется в связи с общей структурой дославянского лексического субстрата и с учетом новейших археологических выводов.
В освещении проблем этногенеза с неизбежностью возникает необходимость в координированном использовании результатов, полученных археологией и лингвистикой. Язык древних этнических общностей не отражается в материальных культурах, зато в значительной степени «консервируется» в территориальных ономастиконах. При изучении отдаленных во времени «дописьменных» народов особенно остро встает вопрос о соотнесении показаний древних материальных культур, выявленных и изученных археологами, с данными гидронимии (и в меньшей степени топонимии в целом) определенных регионов, приоритет в исследовании которой принадлежит именно лингвистам: специалистам по ономастике, истории языка, диалектологии, этимологии. Что касается лингвистов, занимающихся древнейшими географическими названиями, то они, как правило, охотно используют выводы археологов и нередко даже ставят их как бы на первое место, предваряя обобщенным историко-археологическим очерком собственно топономастические штудии. Некоторые археологи тоже широко привлекают гидрони-мию для подкрепления и иллюстрации этногенетических заключений. Яркий образец комплексного лингво-археологического подхода при решении вопросов этноистории и этногеографии продемонстрировал, например, В.В. Седов, отметив в одной из своих работ, что «недооценка данных гидронимики делает факты археологии в этом отношении немыми и часто приводит к ошибочному толкованию этих фактов и к искаженным выводам» [Седов 1971: 99]. Тем не менее, в работах, освещающих вопросы этнической атрибуции археологических культур, факты гидронимии учитываются пока явно недостаточно. Связано это в первую очередь с существующим дефицитом лингвистических исследований, посвященных субстратной гидронимии и топонимии определенных регионов. Не последнюю роль играет также известное недоверие к показаниям ономастики, поскольку древнейшие названия зачастую трактуются весьма поверхностно или предвзято, в угоду априорным этноисторическим концепциям. Но в сущности гидрони-мия, при адекватной ее интерпретации, наиболее диагностичный источник этноязыковой идентификации «дописьменного» населения в том или ином регионе. Гидронимы, в отличие, например, от ойконимов - названий селений и урочищ, более устойчивы: они не столь часто, как ойконимы, переносятся на отдаленные расстояния, реже исчезают, замещаются или изменяют свой облик до неузнаваемости, но обычно лишь отчасти мо-
* Статья написана при финансовой поддержке РГНФ (проект < 05-04-04120а).
дифицируют свою структуру, сохраняясь порой в течение нескольких тысячелетий. Будучи территориально устойчивыми единицами, они четко выявляют пространственные координаты конкретной этноязыковой общности.
Обзор этноархеологической ситуации в обширном бассейне оз. Ильмень и р. Волхов (далее - Ильмень-Волховский озерно-речной бассейн, включающий Приильменье и течения крупных рек Ловати, Полы, Шелони, Мсты и Волхова) показывает, что весьма значимые события на этой территории начинаются только со второй половины I тыс. н.э. - после появления здесь славян, с ранней историей которых так или иначе связывают культуру псковско-боровичских длинных курганов, но особенно культуру новгородских сопок [Конецкий 1998]. Этот регион впоследствии приобрел большое культурно-историческое значение в качестве центральных провинций средневекового Новгорода (известных обычно как область новгородского пятинного деления, «внутренние земли» Великого Новгорода, Новгородская земля), а также историко-диалектологическое, будучи пространством специфических древненовгородских говоров (древненовгородского диалекта) и одним из главных очагов сложения северного наречия русского языка. До-славянская же история Новгородской земли представляется во многом неопределенной, полной белых пятен. В книге «Основания регионалистики», обобщившей ряд историко-археологических исследований по Русскому Северо-Западу [Основания 1999: 267-278, рис. 29, 30, 31]; см. также [Лебедев 2001: 31-58], территория Ильмень-Волховского бассейна для эпохи неолита (V-III тыс. до н.э.) описывается как периферийная по отношению к различным культурным ареалам, которые на северо-западе тяготели к Прибалтике и Финскому заливу, на севере и северо-востоке - к Приладожью, Прионежью и Бе-лозерью: это как раз те зоны, на которых, по общепризнанному мнению, начался этногенез собственно прибалтийских финнов, выделившихся примерно к концу III тыс. до н.э. из финно-угров. Часть будущей новгородской территории, главным образом в бассейне Мсты, занимает верхневолжская (валдайская) поздненеолитическая культура, этническая атрибуция которой в значительной мере проблематична. В эпоху бронзы (II тыс. до н.э.) распространившаяся по всей Прибалтике культура ладьевидных боевых топоров, связываемая с носителями индоевропейской речи, тоже прошла к западу от Приильменья; однако немного позднее к востоку от Ильменя распространилась фатья-новская культура, соотнесенная с еще одной волной индоевропейского заселения Северо-Запада. Территория Ильмень-Волховского бассейна считается периферийной и по отношению к более южному ареалу близкородственных культур I тыс. до н.э. в Верхнем Поднепровье, Подвинье и Поочье (штрихованной керамики, днепро-двинской, юх-новской, верхнеокской), приписываемых, как правило, древнебалтийскому населению. В эпоху раннего железного века (I тыс. до н.э. - первая половина I тыс. н.э.) данный регион наряду с сопредельными территориями Северо-Запада захвачен обширным ареалом культур текстильной керамики, участвовавших в этногенезе финно-угров; имеющиеся данные позволяют характеризовать памятники этого времени, в частности, в восточном Приильменье и Помостье, как «некий периферийный вариант, связанный прежде всего с дьяковской культурой» [Носов и др. 2002: 14]. В целом и для эпохи раннего железа в Ильмень-Волховском бассейне предполагается пограничье различных культурных ареалов и, следовательно, слабозаселенность либо незаселенность («ничей-ность») территории. Констатируется даже наличие возникшей еще в неолите широкой полосы незаселенной земли, проходящей по линии Волхов - Ловать, равно как и то, что общность, очерченная во второй половине I тыс. н.э. ареалами псковско-боровичских длинных курганов и новгородских сопок, в основном «заняла обширную территорию, выступавшую как незаселенная "ничейная" земля на начальном этапе освоения человеком этой части Восточной Европы» [Основания 1999: 276].
Безусловно, схематичная картина дославянской лингвоэтноистории этого региона содержала бы меньше белых пятен при более глубоком и широком обращении к местной топонимической архаике, уровень изучения которой совершенно недостаточен. Цели топонимического исследования могут быть разными. Один из комплекса сложных вопросов, который, без сомнения, имеет перспективу решения в первую очередь на пу-
тях изучения гидронимии (шире - топонимии вообще) - это определение степени участия древних балтов в этнической истории Новгородской земли и всего Русского Северо-Запада в целом, выявление древнебалтийского (иначе - древнебалтского) языкового наследия в этом регионе. Сегодня гидронимически уже доказано, что историческая территория распространения балтийских этносов была как минимум раз в шесть больше современной площади Литвы и Латвии и охватывала часть бассейнов Днепра, Оки, Волги, Дона, позднее заселенных восточными славянами. Вместе с тем до сих пор превалирует распространенное мнение, что севернее верховьев Западной Двины и Днепра (к северу от ареала балтийских культур штрихованной керамики и смоленских городищ) древнебалтийские следы не только в археологических памятниках, но и в гидронимии новгородско-псковских земель если и не исключены вовсе, то по крайней мере минимальны и в некотором роде случайны. Начиная с М. Фасмера подобный взгляд разделяли даже исследователи, часто обращавшиеся к анализу субстратной гидронимии в лесной зоне Восточной Европы. В 1962 г. В.Н. Топоров писал: «Что же касается северной границы балтийской топонимии, то, по сути дела, ее определение не составляет проблему, поскольку очевидно, что балтийские племена никогда не находились севернее тех мест, где они живут теперь» [Топоров 1962: 43]. Считалось, что эта граница проходит на юге Псковской, по большей части Тверской области, но в целом к югу от средневековой Новгородской земли. В 1980 г. Г.А. Хабургаев, обобщив топонимические исследования К. Буги, М. Фасмера, В.Н. Топорова, О.Н. Трубачева, В.В. Седова, очертил линию распространения гидронимических балтизмов с запада на восток по верховьям рек Великой (г. Пустошка Псковской обл.), Ловати (г. Великие Луки), далее по правобережью Западной Двины, оттуда южнее озера Селигер по левобережью верхней Волги, затем к юго-востоку в сторону рек Москвы и Клязьмы [Хабургаев 1980: 40, карта 1]1. Примерно в этих же координатах интересующий нас северо-восточный фланг балтийской гидронимии показан на схеме, которая дана в монографии итальянского балтиста П. Дини, изданной в 2002 г. и представляющей по сути обширное введение в балтистику [Дини 2002: 44]. Схема П. Дини составлена на основе гидронимических штудий В.Н. Топорова, О.Н. Трубачева, Г.П. Смолицкой, А. Ванагаса и, по словам автора, очерчивает ареал «максимального распространения балтийской гидронимии
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.