ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
< 1 2009
© 2009 г. М.А. ШЕЛЯКИН
О ПРОИСХОЖДЕНИИ И УПОТРЕБЛЕНИИ БЕЗЛИЧНОЙ ФОРМЫ
РУССКОГО ГЛАГОЛА
В статье по-новому рассматривается вопрос о происхождении и функциональной сущности безличной формы русского глагола, в связи с чем оспаривается традиционное мнение о безличном значении данной формы во всех случаях ее употребления. Рассматривается два типа ее функционирования в современном русском языке: семантическое, когда она указывает на неизвестность субъекта предложения, и формально-синтаксическое, когда она вызывается формальными особенностями согласования соответствующих предикатов с субъектами предложения. Второй тип употребления преобладает над первым.
1
Несмотря на длительное и активное изучение безличной формы русского глагола, вопрос о ее происхождении до сих пор остается открытым, как и вопрос о ее функциональной сущности, так как не всякое употребление безличной формы можно безоговорочно считать семантически безличным. Например, почему предложения типа Его убило молнией, током являются безличными, если указан производитель действия? Как справедливо замечает В.А. Кириллова, «На самом деле - если взять предложения вроде Солнцем выжгло траву, Его убило электричеством, Бурей вывернуло дерево и т.д., то спрашивается, какая же другая (да к тому же непознанная) сила участвует в действии и производит его, кроме солнца, электричества, бури и т. д.» [Кириллова 1970: 94]; почему предложения типа Сказано - сделано считаются безличными, если в них употребляются сказуемые, выраженные глаголами со значением действий «людских» производителей?
В настоящей статье автор высказывает свои соображения по поводу безличных форм русских глаголов и предлагает нетрадиционный подход к объяснению их происхождения и употребления, не претендуя, конечно, на истину в последней инстанции. На наш взгляд, вся проблема безличных словоформ заключается в том, что они не все и не всегда интерпретируются с точки зрения общей теории безличности, а выделяются только по их грамматической форме.
Под безличной формой глагола в русском языке принято понимать форму 3-го лица единственного числа в настоящем/будущем времени и форму среднего рода единственного числа в прошедшем времени, а также сослагательного наклонения: типа морозит/будет морозить, морозило, морозило бы. Ее грамматическое своеобразие заключается в том, что она является всегда неизменяемой (постоянной), не имея форм множественного числа, мужского/женского рода в прошедшем времени. Она выпадает из парадигмы личных форм глагола и представляет собой омонимичную форму 3-го лица единственного числа, которая:
а) либо синтаксически предполагает выражение определенного субъекта действия (он, она, дом, солнце), не участвующего в коммуникации, в отличие от субъектов 1-го и 2-го лица, и обладает формой множественного числа, а также всеми родовыми формами в прошедшем времени;
б) либо синтаксически не предполагает выражения субъекта предложения. Но это не означает, что предикат в этом случае вообще лишен своего субъекта, так как языковое сознание не допускает действий или состояний без носителей. Поэтому более точным
2* 35
представляется следующее определение безличных конструкций, предложенное В.В. Виноградовым: «Итак, безличные конструкции, в основе которых лежит употребление безличной формы глагола, служат средством преднамеренного изображения действия с неизвестным или неопределенным субъектом» [Виноградов 1947: 465]. Неизвестность или неопределенность субъекта не отрицает его наличия, а выражает его относительную неосознанность. Так что безличные глаголы имплицитно содержат субъектный компонент, обозначаемый 3-м лицом единственного числа и средним родом в прошедшем времени, но синтаксически не представленный говорящим как субъект предложения.
Поскольку безличная форма имеет формы лица, единственного числа и среднего рода, то можно считать, что она по происхождению связана с личной формой 3-го лица, а не наоборот. Но каким образом? Естественно напрашивается предположение о том, что эта связь осуществлялась через эллипсис субъекта при личных формах предиката. Такого мнения придерживался A.A. Потебня, полагавший, что безличные предложения развились из личных, состоящих из обозначения мифических субъектов1. По этому поводу он писал: «Не ко всякому бессубъектному выражению... можно подобрать соответственное субъектное; тем не менее более чем вероятно, что последние предполагаются первыми, что по направлению от древности число бессубъектных увеличивается за счет субъектных. Устранение мифического субъекта или, по крайней мере, его определенности может происходить:
а) Частью потому, что при веровании в силу слова известных враждебных человеку демонических существ не следует называть.
б) Частью потому, что действующее лицо при таинственных действиях, как внутренних (болезненные ощущения), так и внешних (там водит...)... представляется до исследования неизвестным.
в) Самая эта неизвестность есть нередко следствие критической мысли, заподозривающей или отрицающей существование мифической субстанции, превращения ее действия в явление» [Потебня 1968: 322-323].
Однако умалчивание имени мифического субъекта или неизвестность действующего источника объясняет невыраженность субъекта предложения, но не саму безличную форму предиката (почему она именно такая?). Под безличным значением обычно понимают отсутствие выражения субъекта предложения в форме именительного падежа, что свойственно безличным конструкциям в значениях «метеорологических» действий (дождит, вьюжит, светает и т. д.). Поэтому эту бессубъектность стали распространять и на предложения, в которых субъект выражается синтаксически независимыми косвенными падежами в значении состояния (Мне грустно, жаль и др.). К подобным предложениям не применим термин «безличные» или бессубъектные предложения, так как он вызывает недоумение: почему предложения типа Мне грустно относятся к безличным, если в них идет речь об определенных лицах состояния.
Объяснение безличной формы глагола пытались связать с функциональной особенностью среднего рода. Так, Ф.И. Буслаев, говоря о соответствии безличного глагола среднему роду, утверждал, что «в безличном глаголе предполагается какое-то отвлеченное, неведомое, неясно понимаемое подлежащее: а отвлеченное и неясно представляемое язык отмечает большею частью средним родом» [Буслаев 1869: 157]. С этим суждением можно было бы согласиться, если бы Ф.И. Буслаев разъяснил его. Действительно, средний род, как правило, оформляет существительные с непредметными зна-
1 За исходную точку при объяснении бессубъектных выражений личных состояний и явлений внешней природы A.A. Потебня принимал «то воззрение, по которому в каждом существе и в каждом обособляемом явлении заключена двойственность и множество субстанций, действиями коих объясняются явления», в том числе и мифическая субстанция, мифическое существо, которое «производит известное действие в природе или человеке, овладевает человеком, берет его, схватывает» [Потебня 1968: 319, 320].
чениями (ср. движение, понятие, суждение, количество, побережье и под.), но как понять соответствие отвлеченного и неясно представляемого среднему роду, а также форме 3-го лица настоящего/будущего времени?
Связь безличного значения со средним родом проводил и В.В. Виноградов. Обращая внимание на процесс семантического обезличения и опустошения форм среднего рода, он писал, что «из содержательной категории средний род в отдельных типах слов и форм низводится на роль упаковочного средства. Это выражается 1) в том, что безличные формы глаголов в прошедшем времени совпадают с формой среднего рода; 2) в том, что безличные формы категории состояния. совпадают с соответствующими формами среднего рода; 3) в том, что при безличных словах могут стоять местоименные частицы среднего рода это, оно (что); 4) в том, что один из наиболее продуктивных разрядов наречий в русском языке оканчивается на -о, -е, на морфемы, обозначающие в классах имен существительных и прилагательных форму среднего рода.» [Виноградов 1947: 85]. Приведенные В.В. Виноградовым совпадения только констатируют соотносительные связи безличной формы, но не объясняют ее происхождения, так как остается неясным, почему средний род выполняет функцию упаковки и как он определил форму 3-го лица единственного числа настоящего/будущего времени.
Точку зрения A.A. Потебни на происхождение безличной формы глагола не разделял A.A. Шахматов: «.безличная конструкция может расширяться за счет личной. Но отсюда до заключения, делаемого некоторыми лингвистами и философами, заключения о непервоначальности безличной конструкции, еще очень далеко. Возможно, конечно, теоретически допустить, что некоторые безличные предложения развились из недостаточных личных предложений, например, что безличные предложения, обозначающие явления природы, развились из личных предложений с подлежащими бог, богиня, божество и т.п.; но доказать такое положение для индоевропейских языков невозможно» [Шахматов 1941: 88]. В главе «Синтаксис частей речи» цитируемой работы A.A. Шахматов подчеркивает, что «происхождение их (безличных форм. - М.Ш.) путем эллипсиса не представляется доказанным, .эллипсис не мог быть началом рассматриваемой грамматической категории. Главным доказательством в пользу эллиптического происхождения безличных форм 3-го лица является наличность в них суффикса 3-го лица единственного числа, этот морфологический элемент как будто свидетельствует о происхождении безличных форм 3-го лица единственного числа из личной формы единственного. Но такому предположению можно противопоставить другое объяснение, а именно вероятным представляется, что первоначально в индоевропейском праязыке безличные формы глагола являлись без морфологического элемента и представляли необосложненную суффиксом глагольную основу; но так же выражалось некогда и 3-е лицо личных глаголов, о чем можно заключить, во-первых, из таких славянских форм 3-го лица, как несе, бере..., во-вторых, из аналогии других языков, например, финских. Но с течением времени, и при
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.