ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА, 2015, том 74, № 2, с. 54-60
_ МАТЕРИАЛЫ _
И СООБЩЕНИЯ
О СТИХОТВОРЕНИИ ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА "ТЫ УЛЫБАЕШЬСЯ КОМУ..."
© 2015 г. Д. В. Фролов
Корпус стихов 1909-1910 годов, приложенных к письмам Вячеславу Иванову и другим адресатам, в который входит рассматриваемое произведение, открывает для нас творческую лабораторию молодого поэта в период выработки им своего стиля и метода сразу после и под влиянием лекций Вяч. Иванова на Башне весной 1909 года. Автор анализирует подтексты стихотворения и устанавливает ранее не отмеченную связь его с книгой Иванова "По звездам", мнение о которой Мандельштам высказывает в письме, к которому приложено стихотворение. Автор также выдвигает предположение, что именно этот поэтический отклик на книгу мог стать одной из причин охлаждения взаимоотношений между двумя поэтами.
The analyzed poem belongs to the corpus of Mandelstam's poems, which were attached to the letters sent to Vyacheslav Ivanov and other correspondents during years 1909-1910. These texts give us a key to the creative process of the young poet in the period when he was working out his style and method immediately after and under the influence of lectures which Vyacheslav Ivanov delivered at his "Tower" in the spring of 1909. The author deals with subtexts and poetic allusions of the poem and establishes its hitherto unnoticed relation to the book of Ivanov Along the Stars discussed by Mandelstam in the letter to which the poem is attached. The author also supposes that this poetic response to the book might have caused alienation between the two poets.
Ключевые слова: Вячеслав Иванов, подтексты, "По звездам", зеленеющие долины Key words: Vyacheslav Ivanov, subtexts, "Across the Stars", verdant valleys.
Рассматриваемое стихотворение является вторым из трех стихотворений, которые поэт приложил к письму Вячеславу Иванову от 13(26) августа 1909 г., см. [1, с. 206-207]. Вот оно: Ты улыбаешься кому, О, путешественник веселый? Тебе неведомые долы Благословляешь почему? Никто тебя не проведет По зеленеющим долинам, И рокотаньем соловьиным Никто тебя не позовет, -Когда, закутанный плащом, Не согревающим, но милым, К повелевающим светилам Смиренным возлетишь лучом.
<Не позднее 13 августа>. 1909
М.Л. Гаспаров очень кратко определяет тему стихотворения: "Путник радуется миру, но помнит, что путь его - только к смерти"1. С этого точного и емкого определения можно начать более детальный разбор произведения. Начнем с вопро-
1 См. комментарий Гаспарова [2, с. 607]. Ср. Д. Сегал: «Заметим, что в стихотворении "Ты улыбаешься кому..." центральный организующий сюжетный мотив - это мотив смерти и посмертной судьбы души, возвращающейся назад к породившим ее звездам» [3, с. 51].
сов. О каких именно долах идет речь в тексте? Почему они неведомые? Судя по всему, слово это очень важное в его смысловой ткани, поскольку оно повторено дважды: долы - долины2.
2 Сама эта лексема в обоих вариантах не очень частотна в стихах Мандельштама, особенно ранних, тем более значим ее повтор в одном стихотворении. Вариант "дол" встречается еще только один раз, в переводе Петрарки 1934 года: "Дол, полный клятв и шопотов каленых". Вариант "долина" более частотен, ср. "И начинает ветер грубый / В наивные долины дуть" ("На влажный камень возведенный." (1909), "И римской ржавчиной окрасилась долина" ("С веселым ржанием пасутся табуны." (1915), "Колючая речь араратской долины." (1930). Все эти контексты - "географически-этнографические" (античный мир, Армения). Однако один контекст 1931 года подтверждает нашу ин-
терпретацию, перекликаясь с употреблением в рассматриваемом тексте. В стихотворении "Канцона" и его вариан-
те с условным названием "География" есть такие строки: "Я покину край гипербореев, / Чтобы зреньем написать судьбы развязку, / Я скажу "села" начальнику евреев / За его малиновую ласку. // Край небритых гор еще неясен, / Мелколесья колется щетина, / И свежа, как вымытая басня, / До оскомины зеленая долина". Жирным шрифтом мы выделили те слова, которые однозначно показывают, что в этом фрагменте, да и во всем стихотворении речь идет о конце времени, о "развязке судьбы", где еще неясно проступает "зеленая долина", образ которой уже набил "оскомину". Вот как удивительно аукнулся образ "зеленеющей долины" более чем через двадцать лет.
Можно предположить, что образ дола/долины в обоих случаях значит одно и то же. Тогда речь идет не о каких-то новых странах и пейзажах, которые путешественнику еще только предстоит пройти на своем пути, а о зеленеющих долинах, которые могут ожидать человека тогда, когда он "возлетит смиренным лучом к повелевающим светилам", то есть после смерти. В таком случае это, скорее всего, сады Эдема, райские кущи. "Путь" как образ жизненного пути человека3, "плащ" как образ телесной оболочки, которая привычна и мила человеку, хотя и не согревает4, вполне созвучны основной теме стихотворения.
В таком случае, к кому обращен недоуменный вопрос в зачине? Получается, что к тому, кто полагает, что после смерти некто его позовет и проведет в зеленеющие долины, кто благословляет эту будущую жизнь. Поэт дает четкий и ясный ответ: ничего этого не будет. Не забудем, что автор этих строк - восемнадцатилетний юноша, который уже давно отошел от веры предков и еще не пришел к вере снова. Это еще впереди. За год с небольшим до этого он писал своему учителю Вл. В. Гиппиусу из Парижа: «Мое религиозное сознание никогда не поднималось выше Кнута Гамсуна и поклонение "Пану", т.е. несознанному Богу, и поныне является моей "религией". (О, успокойтесь, это не "мэонизм"5, и вообще с Минским я не имею
3 Приведем некоторые релевантные строки: "Может мне всего дороже / Тонкий крест и тайный путь" (1910); "Или, свой путь и срок, / Я, исчерпав, вернусь..." (1912); "И глагольных окончаний колокол / Мне вдали указывает путь" (1912). Подчеркнем, что мы говорим об одном и том же образе (путь = жизнь), а не о контексте, в том числе и идеологическом, в который он вписан в разных произведениях и в разные периоды. Сюда же относится и "Кремнистый путь из старой песни" из "Грифельной оды" (1823). Омри Ронен убедительно показывает связь между "кремнистым путем" и "рекой времен" Державина, которые суть два образа одного и того же понятия, см. [4, с. 61, 74-76].
4 Слово "плащ" встречается в стихах еще только три раза, но все контексты созвучны данному. Два раза это слово встречается в стихотворении "Пилигрим" (1909), которое приводит в связи с разбираемым текстом М.Л. Гаспаров в своем комментарии: "Слишком легким плащом одетый", "Плащ холодный - пускай скитальцы / Безотчетно сжимают пальцы". Все совпадает в двух контекстах: "путешественник" откликается "скитальцем, пилигримом", "не согревающий плащ" - "слишком легким, холодным плащом". Но еще более значимым оказывается контекст из стихотворения "Веницейская жизнь" (1920), где говорится о похоронах: "Тонкий воздух кожи, синие прожилки, / Белый снег, зеленая парча. / Всех кладут на кипарисные носилки, / Сонных, теплых вынимают из плаща. // И горят, горят в корзинах свечи, / Словно голубь залетел в ковчег. / На театре и на праздном вече / Умирает человек.
5 Мэонизм, меонизм (греч. ¿V "не сущее") - философско-мистическое учение "старшего символиста" Н.М. Минского, провозглашающее главным для человека небытие,
ничего общего)»6. Характеризуя себя как "воспитанного в безрелигиозной среде (семья и школа)", Мандельштам так определяет свои отношения с учителем: «И вы простите мне мою смелость, если я скажу, что вы были для меня тем, что некоторые называют: "друго-врагом"... я всегда видел в вас представителя какого-то дорогого и вместе враждебного начала, причем двойственность этого начала составляла даже его прелесть. Теперь для меня ясно, что это начало не что иное, как религиозная культура, не знаю христианская ли, но во всяком случае религиозная»7.
Возникает ощущение, что рассматриваемое стихотворение как-то вписано во внутренний диалог (или полемику) с неназванным представителем этого начала.
Разбору данного стихотворения уделяет довольно много внимания Д. Сегал [3, с. 43-51]. Он помещает его в контекст выстраиваемого им полемического диалога Мандельштама с Тютчевым. Отправной точкой является тютчевское стихотворение:
Est in arundineis modulatio musica ripis?8
Певучесть есть в морских волнах, Гармония в стихийных спорах, И стройный мусикийский шорох Струится в зыбких камышах.
Невозмутимый строй во всем, Созвучье полное в природе, -Лишь в нашей призрачной свободе Разлад мы с нею сознаем.
Откуда, как разлад возник? И отчего же в общем хоре Душа не то поет, что море, И ропщет мыслящий тростник?
И от земли до крайних звезд Все безответен и поныне Глас вопиющего в пустыне, Души отчаянной протест?
17 мая 1865
Это стихотворение Сегал называет «"единым корнем" . двух мандельштамовских текстов,
"внежизненную правду", существующее за пределами человеческого бытия, непостижимое и т.д. В данном случае оговорка автора письма, отмежевывающая его взгляды от учения Минского, обусловлена ощущением, что адресат письма может усмотреть наличие связи.
6 Судя по всему, это замечание в письме школьному учителю не случайно, ведь в тенишевских стихах Мандельштама есть подтексты из поэзии Минского, как показал Л. Кацис, см. [5, с. 664-669].
7 Это письмо датировано 14 (27) апреля 1908 г. См. [1, с. 203205].
8 Есть музыкальный строй в прибрежных тростниках? (лат.)
"проросших" в разные стороны» [3, с. 43] - "Есть целомудренные чары." (1909) и "В смиренномудрых высотах." (1909). Вот они:
Есть целомудренные чары -Высокий лад, глубокий мир, Далеко от эфирных лир Мной установленные лары.
У тщательно обмытых ниш В часы внимательных закатов Я слушаю моих пенатов Всегда восторженную тишь.
Какой игрушечный удел, Какие робкие законы Приказывает торс точеный И холод этих хрупких тел!
Иных богов не надо славить: Они как равные с тобой, И, осторожною рукой, Позволено их переставить.
1909
В смиренномудрых высотах Зажглись осенние Плеяды. И нету никакой отрады, И нету горечи в мирах.
Во всем од
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.