Славяноведение, № 2
© 2008 г. И. Ф. МАКАРОВА
О ВЛИЯНИИ КОНФЕССИОНАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ НА ЭТНИЧЕСКУЮ ИСТОРИЮ БОЛГАР (XV - начало XIX века)
Тезис о позитивном влиянии православия на процессы этнической консолидации болгар в условиях османского владычества (1393-1878) чрезвычайно популярен в современной историографии (особо стоит отметить [1]). И действительно, в отношении подавляющей - православной - части народа такая постановка вопроса сомнений не вызывает. Однако вскоре после завоевания религиозное единство этноса быстро дало трещину. Уже в XVII в. на базе некогда единого этнокультурного массива возникли новые иноконфессиональные анклавы - болгаро-католический и болгаро-мусульманский. И именно на фоне этого обстоятельства вышеупомянутый тезис уже не выглядит столь бесспорно. Более того, недооценка дезинтегрирующего потенциала религиозного сознания в условиях теократического, но при этом подчеркнуто поликонфессионального общества (каким до начала эпохи Танзимата с полным основанием принято считать Османскую империю) невольно ведет, как представляется, к искажению понимания реальной картины становления болгарской нации. В данной статье предполагается заострить внимание лишь на одном аспекте проблемы - анализе воздействия ментального фактора на внутриэтнические процессы.
Османское завоевание стало судьбоносной вехой в истории болгар. Уничтожив традиционную для региона этнополитическую организацию общества, османы обрекли местное население на существование в рамках системы, базирующейся на качественно иных - теократических началах. В своих основных чертах османская модель оформилась во второй половине XV в. и просуществовала без принципиальных изменений вплоть до второй четверти XIX ст. Одним из краеугольных камней новой государственной доктрины стало положение ислама о нерасторжимости светского и духовного начала. Это предопределяло неизбежность регулирования всех проявлений жизни нового социума в соответствии с законами шариата. Но иноверцы в эту схему изначально не вписывались. Поэтому по отношению к ним действовала иная концепция. Структурно оформляя свое конфессионально гетерогенное общество, османы пошли на создание для неверных системы конфессионально-юридической автономии, предусматривавшей существование параллельных исламу конфессионально-ор-
Макарова Ирина Феликсовна славяноведения РАН.
- канд. ист. наук, старший научный сотрудник Института
ганизационных структур - миллетов (православного, григорианского и иудейского).
Однако, говоря о правовом статусе миллетов необходимо сразу оговориться. В современной историографии взгляд на миллеты как на сложившуюся еще в ХУ-ХУ1 вв. четкую административную структуру в общей схеме османской государственности вызывает серьезные сомнения. Так, например, американский тюрколог Б. Брауде считает, что управление иноверными подданными изначально реализовывалось исходя в основном из общих идеологических установок, а на практике в значительной степени было связано с конкретной ситуацией и деятельностью тех или иных личностей [2. Р. 70]. И лишь постепенно оформилось некое подобие системы, которая, учитывая присущий исламскому обществу консерватизм, получила овеянный традицией статус законной государственной структуры.
Официальный статус христиан в империи определялся позицией Корана в отношении завоеванных немусульманских народов. Для "людей Писания", т. е. последователей авраамических религий (иудеев и всех разновидностей христиан) он предполагал не принудительную исламизацию, а оформление отношений на договорной основе. Для получения самой возможности исповедания своей религии они были обязаны вносить в казну установленную властями дань.
Официальным главой православного миллета был константинопольский патриарх. По сравнению с доосманским периодом компетенция христианской церкви и самого патриарха оказались резко расширены. Прежде всего, по аналогии с собственными религиозными учреждениями османы обеспечили реальным финансово-экономическим иммунитетом также и православные структуры. Патриархат был обязан вносить в государственную казну определенную законом сумму, сохраняя в остальных вопросах полную самостоятельность, включая наличие собственной налоговой системы. В области догматики, культа и церковной дисциплины православное духовенство получало полную свободу от османских властей. Православные церковные структуры наделялись не типичными для нее прежде судебными и отчасти судебно-исполнительскими функциями. Особенно это касалось области семейно-брачных и наследственных отношений, где османское государственное право, основанное на шариате, было неприменимо к иноверцам.
Существование системы миллетов имело решающее значение для судеб всех иноверных подданных султана. В современной историографии существует даже тенденция связывать саму проблему формирования наций в Османской империи именно с функционированием этой системы [3]. Стоит также особо отметить, что сложившаяся на базе функционирования миллетов правовая коллизия фактически закрепляла за христианами статус двойной юрисдикции - одновременно по отношению к светским властям в лице султана и духовным в лице патриарха. Возникшая ситуация дала некоторым исследователям повод даже ставить вопрос о существовании в Османской империи некого аналога двойного подданства и сравнивать константинопольского патриарха с преемником византийского императора, а епископов - с его наместниками, правившими в обширном православном государстве, функционировавшем внутри османского общества [4].
Безусловно, данная аналогия носит образный характер и не претендует на политическую корректность. Важной представляется иная сторона вопроса: возникшая правовая ситуация создавала для иноверцев возможность существования (на субъективном уровне) одновременно как бы в двух реалиях. В каче-
стве граждан империи православные разделяли вместе с мусульманами все перипетии политической и социально-экономической истории. В качестве же подданных патриарха проживали почти без вмешательства османских властей духовную и этническую часть своей истории.
Что касается болгар, источники из Фракии, Мизии, Македонии дают некоторые основания предполагать, что на субъективном уровне элементы осознания такого рода двойного подданства действительно имели место. Законный характер власти султана местными христианами признавался, по-видимому, безусловно. Об этом свидетельствует, в частности, закрепление за ним сакрального для славян титула "царь" и производного глагола "царствовать", которые в различных модификациях встречаются в многочисленных приписках к рукописям и сборникам османского периода: "царь", "царь султан", "царь всей земли Рома-нискои и Македонскои и Блъгарскои и Сръбскои" и т. д. [5]. Одновременно в тех же источниках можно обнаружить трактовку статуса церковных иерархов в значении, приближенном к рангу правителей областей. Такой подход особенно типичен для первых веков османского господства. Так, например, в приписке к Номоканону (вторая половина ХУ в.), повествующей о поездке охридского архиепископа Дорофея, прямо сказано, что тот объезжал "весы и села и градовы по области државы своее црковнаа" [6. С. 265]. В приписке конца XVI в. к Четвероевангелию в одном из плевенских сел записано, что "тогда обладающу блъ-гарскую землю благочестивому архиепископу кир Арсению" [7. С. 52].
С течением времени внимание книжников к имени духовного владыки постепенно ослабевает. Однако параллельно с распространенной датировкой событий по времени правления того или иного султана продолжает пользоваться большой популярностью клише, включающее в себя параллельное упоминание имени светского и духовного владыки. В текстах обычно сообщается, что некое событие произошло "при царе султане X и при владыке (следует указание местности) У". Необходимо сразу оговориться, что эта формула имеет доосманское происхождение. Но используемая некогда по отношению к христианскому государю и церковному иерарху, она подразумевала их взаимную ответственность за судьбы вверенных им Богом подданных. Формальная замена имени православного царя на имя царя мусульманского превращала ее, строго говоря, в бессмыслицу. Нельзя, однако, исключать, что в соответствии с новым соотношением светской и духовной власти привычное клише было заново осмыслено книжниками и использовалось ими вполне сознательно, как исключительно точно отражающее современные реалии фактически двойного подданства.
Установленная османами жесткая конфессиональная стратификация общества находила поддержку и в сознательной политике Константинопольской патриархии. Вынужденная противостоять идеологическому натиску ислама, она столкнулась с задачей консолидации своей разноплеменной паствы. Одним из путей ее решения стала попытка внедрения в сознание прихожан новой внеэт-нической, общехристианской идеологии, которая могла бы выступить в качестве платформы для объединения традиционно враждовавших между собой православных балканских народов. Однако, как убедительно показала в своей фундаментальной монографии болгарский исследователь З. Маркова [8], в данном случае речь идет не о программе эллинизации славян. Вплоть до 40-х годов XIX в. установки националистического характера не были типичны для деятельности патриархии. На повестке дня стояла другая, более актуальная задача - создание общеправославной религиозной общности.
Одним из действенных методов формирования в обществе общехристианского сознания явилось создание и популяризация новых церковных культов, прославляющих современных мучеников, погибших за веру от рук мусульман. Характерной их особенностью стала откровенная космополитическая тональность и тщательное игнорирование каких-либо этнических привязок. В отличие от аналогичных произведений доосманской эпохи национальная принадлежность героев как бы вообще перестала существовать. Вне зависимости от места событий, будь это Константинополь, Янина или София, мученический венец за православную веру принимали не греки или болгары, а просто христиане. Заказчиком этого корпуса мартирий выступила Константинопольская патриархия, она же внимат
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.