i
ЮБИЛЕИ
Славяноведение, № 4
О ЗАМЕЧАТЕЛЬНОМ ЛИНГВИСТЕ АНДРЕЕ АНАТОЛЬЕВИЧЕ ЗАЛИЗНЯКЕ (К юбилею ученого)
Когда я думаю о соединении в Андрее Анатольевиче Зализняке разнородных дарований, вместе создающих непередаваемый ореол подлинного лингвиста, мне приходит на ум и то, как трудно подобрать точное обозначение его соотношения с наукой, им в начале пути выбранной и позднее им обогащенной. Он - прирожденный лингвист, так как наделен многими качествами, для занятий этой областью знания необходимыми; он и воплощенный лингвист, потому что в нем сполна реализовались свойства профессионального языковеда, которым каждый лингвист может и должен позавидовать и захотеть подражать.
Я принимал у Андрея экзамен по введению в языкознание в конце первого семестра первого курса филологического факультета МГУ и могу удостоверить, что своими познаниями он выделялся и среди других незаурядных соучеников. С молодых лет Андрей Зализняк поражал всех легкостью, с которой быстро выучивал разные языки с их сложнейшими произносительными и грамматическими тонкостями. Эти удивительно быстро включавшиеся способности полиглота и основанные на них рано усвоенные широкие знания (вопреки распространенному мнению редкие у лингвистов) вскоре сказались в первых наиболее удачных опытах совсем юного ученого. Своими оригинальными лингвистическими задачами Зализняк создал жанр, новый в нашем языковедении (едва до него намеченный еще на заре прошлого века такими бессмертными одиночками, как Бодуэн де Куртенэ) и лишь совсем недавно после первых опытов (Глисона и лингвистов из Летнего американского лингвистического института) начавший триумфальное шествие по американским лингвистическим олимпиадам, уподобившимся нашим. Лингвистические задачи вроде тех, которыми ознаменовал начало своего пути в науке Зализняк, одинаково нужны и для преподавания лингвистики, и ее пропаганды среди молодежи, и для открытия самых неожиданных перспектив исследования языка (я помню, с каким напряженным интересом на одном из семинаров на мехмате мы все следили за опытами друга Зализняка В.А. Успенского, пытавшегося на основе одной из зализняковских задач создать заново целую алгебраическую теорию соотношения языков разных типов). Умение составлять грамматически правильные тексты на разных языках помогло Андрею Зализняку и в тех его работах, где (иногда вместе с его постоянной подругой в жизни и науке Е.В. Падучевой) он намечал новые подходы к синтаксической типологии (например, в области относительных конструкций).
Зализняк рано прошел основательные курсы современного структурного языкознания, которым он еще студентом-старшекурсником занимался целый год в Париже у Мартине (чью книгу он потом переводил), и классической сравнительно-исторической индоевропейской грамматики. Его конспект лекций по этой последней теме восхищал одновременно каллиграфической четкостью почерка и ясностью его понимания сути предмета, лектором (пишущим эти строки) излагавшегося еще в духе вольных импровизаций. Свое глубокое понимание проблем индоевропейской морфологии и морфонологии Андрей показал и в новаторской дипломной работе об индоевропейском глаголе, и в последующем блестящем сжатом введении к русскому переводу знаменитого «Мемуа-ра» Соссюра. О том раннем периоде его занятий, повернутых, пусть и на материале, изученном в связи со сравнительными штудиями, прежде всего к синхронному анализу, напоминает и предельно краткий очерк структуры санскрита.
В шестидесятые годы Зализняк - один из первых у нас участников начавшейся трансформации науки о языке благодаря внедрению новых семиотических идей. Их он объясняет на примере сигнализации на перекрестке. Я отношу этот короткий этюд к лучшему из того, что было в разных странах написано на темы общей семиотики. Открытие синонимии милиционера и светофора, обнаруживающейся в определенном контексте, мне и теперь кажется выдающимся достижением молодого автора, в котором начинающий автомобилист удачно сочетался с одним из пионеров нашей семиотики. Продолжение изысканий этого рода намечалось в начатых работах по семиотике права и некоторым другим областям изучения знаковых систем.
Как пояснил Зализняк в одной из своих коротких заметок по общему языкознанию (совместных с Падучевой), для лингвиста первостепенное значение приобретает структура его родного языка (замечание особенно интересно из-за свойств автора: многим могло бы показаться, что для полиглота его типа различие между родным и другими языками при их исследовании не так важно).
Андрей Зализняк увлекся проблематикой строго формального описания русского словоизменения. Начало подобного подхода к русской грамматике было положено еще в позапрошлом веке, но ко времени начала занятий Зализняка этим предметом интерес к подобным исследованиям обострился благодаря размышлениям великого математика Колмогорова и его учеников (того же Успенского) о системе русских падежей. В своих разысканиях такого рода Зализняк показал себя мастером метода, который акад. Щерба назвал языковедческим экспериментом. Для выполнения задач, поставленных перед собой Зализняком в книге о русском именном словоизменении и в последовавшем за ней полным грамматическим словарем русского языка, потребовалось умение извлечь из себя и других достаточно надежных информантов хранящиеся в них сведения о русской грамматике в ее взаимосвязи с русским словарным запасом. Полагаю, что большая часть усвоенных в раннем детстве знаний о родном языке у взрослого человека находится в подсознании. Зализняку удалось отшлифовать достаточно хорошо работающую технику вылавливания этих сведений из самого себя и дальнейшей их проверки на других людях. Все, кто с энтузиазмом относится к психоанализу, восхищаются применявшимся Фрейдом и Лаканом способом выуживания бессознательных комплексов из глубин психики. Не меньшего внимания заслуживают лингвистические эксперименты, столь успешно осуществленные Зализняком. Продолжая рассуждение об эксперименте, я бы сказал, что в историческом языкознании эксперимент совершает не исследователь, а сам язык: лингвисту остается понять, что значит наблюдаемое им изменение. Еще в начале пути, поступив на работу в Институт славяноведения, Зализняк по предложению С.Б. Бернштейна занялся славяно-иранскими языковыми отношениями. Он задумался над проблемой исследования на этом материале контакта близкородственных языков.
На раннем этапе Зализняк с удальством молодости экспериментировал с самыми разными языками, их сопоставляя. Зрелый период наступил, когда эксперимент сосредоточился на родном языке лингвиста - русском. Этот язык и дальше оставался в поле его внимания, но изменился ракурс. От строго синхронного описания в духе древнеиндийских грамматиков и французской описательной грамматики XVII в., вдохновлявшей Соссюра, Зализняк перешел к диахроническому исследованию - исторической фонологии и морфологии русского языка. В это время, после пионерских работ В.М. Иллича-Свитыча и В.А. Дыбо, открылись новые возможности исследования развития балто-славянских акцентуационных парадигм в восточнославянских языках. Следующий цикл трудов Зализняка был посвящен этой проблематике. Для лингвиста-экспериментатора, приступающего к занятиям диахронией, поле его занятий - древние тексты. Оно оказывается почти безбрежным. Искавшие степеней и отличий предшественники ученого не спешили заглядывать в старинные древнерусские рукописи, предпочитая списывать примеры из уже опубликованных сочинений. Зализняк жадно читал одну рукопись за другой. Одновременно с занятиями древнерусскими текстами он изучал и современные диалекты как исторический источник. Временное измерение языка открывается вместе с пространственными.
Целую эпоху в изучении истории диалектов русского и других славянских языков составили исследования Андрея Зализняка, посвященные древненовгородскому диалекту. Хотя к тому времени, когда Зализняк к ним приступил, было открыто достаточно много новгородских берестяных грамот, и маститые ученые приложили руку к их не всегда достоверному и убедительному истолкованию, основная работа еще была впереди. Зализняк был вооружен одновременно и знанием классической сравнительно-исторической грамматики славянских языков, и пониманием условности и необязательности сделанных раньше выводов, сколь бы высокими авторитетами они ни подкреплялись. Вскоре ему удалось обнаружить несколько вполне неожиданных черт начавшего впервые раскрывать свои загадки диалекта. Оказалось, что в нем сочетания переднеязычных (зубных) смычных с плавными *г/ , *с11 ведут себя не как в других восточнославянских диалектах, а скорее как в север-нолехитских (кашубском словинском) и географически к ним близких балтийских языках. Другое фонетическое открытие, переворачивавшее представление о месте древненовгородского среди диалектов праславянского, касалось одной из поздних палатализаций - оказалось, что ее этот диалект вообще не испытал, что ставит его в особое положение среди всех родственных языков и проясняет многое в дописьменном периоде их истории. Сделанные Зализняком фонетические открытия позволили дать толкование словам, остававшимся без правильного перевода, и объяснения соответствующим берестяным грамотам, их содержащим.
Дальнейшие исследования Зализняка касались как различных особенностей древненовгород-ской морфологии (в частности своеобразных именных падежных окончаний), так и синтаксиса и лексики. В переизданный с дополнениями большой том, посвященный всестороннему описанию древненовгородского диалекта, наряду с главами, посвященными каждому из уровней языковой структуры, вошел словарь и полный корпус текстов с переводами и комментариями. Собственно филологическая и палеографическая часть работы важны для археологов и историков. Значение всего сделанного Зализняком для науки о прошлом России трудно переоценить.
В связи с детальным исследованием синтаксиса берестяных грамот Зализняком было проведено тщательное изучение всех энклитических конструкций, подчиняющихся закону Вакернагеля. К первоначальной версии этого закона, действовавшего во всех древних индоевропейских яз
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.