РОССИЙСКАЯ АРХЕОЛОГИЯ, 2011, № 1, с. 97-105
ОБОРОНИТЕЛЬНЫЕ ВАЛЫ И СТЕНЫ X-XIII вв. ПО ЛЕТОПИСНЫМ ИСТОЧНИКАМ
© 2011 г. Ю.Ю. Моргунов
Институт археологии РАН, Москва (morgunovyy@mail.ru)
Ключевые слова: летописные источники, валы, стены, крепостные оборонительные комплексы, этимология, топографические ориентиры, руины вертикальной стены.
Scholars interpret ancient earthen ramparts as foundations of fortress walls, independent protective barriers and ruins of town fortifications. That is why it is important to determine the real 10th-13th cc. view of the protective role of ramparts and walls. For this purpose, the author analyzes all mentions of fortifications in the earliest and best-studied chronicles. For the main part, contemporaries perceived earthen ramparts as topographic landmarks. It is symptomatic that there was no established terminology for describing the outer appearance of the ramparts, and that their protective role has not been stressed even in descriptions of assaults on towns or of symbolic dismantling of fortifications by the victor. On the other hand, chronicles offer detailed information about town and fortress walls, telling about their structure, height, defenses and ways of assault. Descriptions of fortified walls in the chronicles became a metaphoric symbol of power and might. The well-developed constructional and technical vocabulary shows that the protective functions of walls were of vital interest to contemporaries, whereas that was not the case for earthen ramparts. The connection between older and ruined earthen ramparts and new walls built over them can be explained by the fact that taller walls meant more protection. Archaeological studies reveal methods of strengthening the old ramparts and traces of repeated renewal of walls above them. It is also possible that a new tradition of fortification was developing, and earthen ramparts were being built intentionally.
Начиная с ХУ1-ХУ11 вв. в письменных источниках появились подробные сведения о насыпке земляных валов, часто содержавших бревенчатый крепеж и внешние обкладки: это позволяло возводить на них бревенчатые и каменные стены. В Новое время схожие принципы также использовались при постройке полевых укреплений и крепостных сооружений. Поэтому в конце XIX - XX в. в ранее сложившиеся представления практиков и теоретиков позднего оборонительного зодчества органично "вписались" до сих пор недостаточно изученные защитные сооружения домонгольского периода (Фриде, 1924). С тех пор земляные валы считаются важнейшим элементом древней фортификации и основной приметой городищ - остатков укрепленных поселений и разнотипных крепостей. И за такими насыпями закрепилось условное наименование городских и крепостных валов.
Археологические исследования показали различия в их высоте и поперечном сечении, были изучены внутренние бревенчатые конструкции и дополнительные устройства: вымостки, крепиды, обкладки, обмазки и т.д. В силу этого в литературе сложилось двойственное представление о предназначении внутривальных сооружений. С одной стороны, их принимали за своеобразные каркасы,
препятствовавшие оплыванию насыпного грунта (Раппопорт, 1956. С. 107; Кучера, 1999. С. 70). С другой стороны, они могли служить своеобразным стилобатом для деревянных стен, выходивших из сердцевины насыпей и венчавших гребни валов (Довженок, 1950. С. 53).
Немаловажным оказалось и наблюдение о том, что на протяжении X-XIII вв. происходило увеличение защитной роли древо-земляных валов (Раппопорт, 1956. С. 152, 153). Это убеждало исследователей в их приоритетной значимости, что увеличивало вероятность их целенаправленной насыпки как самостоятельной защитной преграды (Раппопорт, 1956. С. 66, 72, 115; Кучера, 1986. С. 376, 379, 382, 383; 1999. С. 61).
В противовес этому часть исследователей не придавала валам самостоятельного защитного значения, а принимала их за развалы или осыпи разрушенных древо-земляных стен. Эта альтернативная гипотеза с разной уверенностью высказывалась относительно скифских и салтовских укреплений лесостепи (Моруженко, 1975. С. 138, 139; Ильинская, Тереножкин, 1983. С. 338; Афанасьев, 1987. С. 103, 104), роменских городищ летописных северян (Россинский, 1981. С. 105; Смиленко, Юренко,
7
97
1990. С. 264; Григорьев, 2000. С. 64, 65; Коваленко и др., 2004. С. 18, 19) и Изборского детинца середины X в. (Седов, 2002. С. 197). Руинами срубных стен воспринимались валы летописных городов Василева и Витичева, крепости Иван и посульского пограничного форпоста Сампсониев Остров (Рыбаков, 1965. С. 127, 129; Блажевич и др., 1984. С. 66; Моргунов, 2003. С. 51, 57-59).
Эта гипотеза опиралась на строительные и летописные аналогии, логические построения, а также поддерживалась инженерно-техническими соображениями (Борисевич, 1987. С. 181). Рассмотрим ее аргументацию.
В настоящее время площадки почти 60% городищ не превышают величины 0.5 га (Куза, 1985а. С. 40) и окружены валами высотой преимущественно 0.5-1.5 м со столь же неглубокими рвами (Моргунов, 1986. С. 113; 1990. С. 100-104). Даже с учетом их оплывания такие насыпи не могли служить самостоятельной и надежной защитой от атакующей пехоты. Применительно к эпохе огнестрельного оружия более существенной преградой считался ряд низких засыпных срубов-брустверов (Красовский, 1916. С. 93-95). Если же небольшие валы насыпались для формирования опоры стен, то рубка мощного каркаса и его плотная забутовка из-за ничтожного выигрыша в высоте размещения стен слишком трудоемки по сравнению с полученным оборонительным эффектом (Григорьев, 2000. С. 64).
Наименее целесообразна насыпка валов по краям высоких береговых склонов, поскольку последние являются более мощным аналогом внешних валь-ных откосов: такие валы встречаются повсеместно, следовательно, создание невысоких вальных склонов не являлось самоцелью. Впрочем, гипотеза об их защитной значимости имеет длительную предысторию.
По Б.А. Рыбакову, регулярно поливаемые водой глинистые склоны валов Звенигорода могли служить осажденным дополнительной защитой (1949. С. 131). П. А. Раппопорт напрямую связывал степень крутизны внешних вальных откосов с различной военной значимостью крепостей (1956. С. 107-109), и его мнение нашло отражение во многих обобщающих трудах по древнерусской фортификации (Куза, 1985б. С. 168, 169; Кучера, 1986. С. 379, 380; 1999. С. 70). А по Б.А. Тимощуку, намеренная присыпка откосов к "боевой" стороне вертикальных стен была существенной приметой региональной фортификационной школы (1982. С. 7, 9, 12, 40, 105 и т.д.).
Между тем представление о защитной значимости внешних вальных склонов в корне нелогично, поскольку близкие к вертикали стеновые сооружения обладают неизмеримо более высокими оборонительными качествами, чем преграды, снабженные диагональю земляной присыпки. Эта аксиома находит соответствие в летописных источниках, где неоднократно упоминались "приспы-приме-ты" - производное от выражения "приметать, присыпать" (Срезневский, 1895. С. 1430). По сути, это отвалы, присыпавшиеся нападающими к городским стенам для облегчения штурма: при осаде Владимира татары "внидоша по примету в город чрес стену" (ПСРЛ. Т. 1. С. 463, 517; см. также: ПСРЛ. Т. 2. С. 825; Поппэ, 1962. С. 62).
При осаде Корсуня в 988 г. (ПСРЛ. Т. 1. С. 109, 116) такая насыпь сооружалась из "перьсти" (праха, земли; Даль, 2000. С. 102), позже для них стали использовать дерево, плетни и даже солому; попутно ими засыпались и рвы. Подобное осадное устройство известно с римских времен: в руководстве Витрувия - это единственный применявшийся в фортификации земляной вал с внутренним бревенчатым каркасом (Марк Витрувий Поллион, 1936. С. 328).
Таковы наблюдения и умозаключения, внушающие сомнения в возможности целенаправленной насыпки древних валов. И все же эта любопытная гипотеза не оставила заметного следа в литературе, поскольку для оборонительного зодчества характерно стремление вознести укрепления на любое пригодное для этого возвышение. Известны и примеры намеренного возведения валов: к их числу относится конструктивно сложный вал киевского "города Ярослава" (Висоцький, 1979. С. 34).
В этой связи возникает вопрос о том, как же оценивалась защитная роль древо-земляных валов в Х-ХШ вв.: не исключено, что это поможет точнее определить и соотношение валов со стенами в составе крепостного оборонительного комплекса. Поэтому имеет смысл вновь обратиться к летописным источникам, которые давно служат ключом для решения множества проблем военной истории (Раппопорт, 1956. С. 114, 116, 118, 119). До сих пор они привлекались к анализу схожей проблематики выборочно: считалось, что пунктирная информация летописей не сравнима со специальной литературой по фортификации, а терминология источников неоднозначна и далека от четко устоявшихся поздних образцов.
Действительно, под 980 г. лагерь войск Владимира Святославича описан неточно: "Володимер обрывся на Дорогожичи, межи Дорогожичем и Ка-пичем, и есть ров и до сего дне" (ПСРЛ. Т. 1. С. 76).
Здесь употреблен глагол "обрыться" и отглагольное существительное "ров" (от "обров"1?), поэтому неясно, шла ли в тексте речь об углубленном рве, насыпном вале или об их сочетании. Последнее толкование ближе к археологической оценке руин крепостных преград. Но поскольку известие было записано со слов очевидца, термином "ров" (в значении "рыть": Фасмер, 1971. С. 487, 488), летописец мог обозначить и остатки более заметного на местности вала.
Непривычное для нас именование руин древних укреплений применялось и позже. Если сейчас "окопом" именуется траншея с земляным бруствером, то в актовых документах начала XVII в. можно встретить уточнение о размещении "селища Полу-князевского и кгрунта Полукняжеского в окопе албо в вале Полукнязском" (Стороженко, 1900. С. 25).
Чаще летописные сюжеты (с учетом текстовых вариантов) все же позволяют определить тип укреплений. Поэтому, опираясь на самые ранние и лучше изученные своды, методически важно привлечь эти сведения во всей их полноте. Ниже она обеспечивалась учетом материалов известного справочника А. Поппэ (
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.