Обозначение несчастья в русских говорах Приамурья
© В.К. ПРИХОДЬКО,
кандидат филологических наук
В статье раскрываются лексико-семантические особенности слов со значением «несчастье» на материале «Словаря русских говоров Приамурья». Автором предпринята попытка реконструировать психологический портрет дальневосточника. Описание эмоционально-чувственного мира жителей Приамурья и причин, вызывающих состояние несчастья у диалектной личности, является весомым дополнением к портрету русского человека в целом.
Ключевые слова: лексема, семантика, диалект, русские говоры Приамурья, эмоция, несчастье, счастье, причина.
Время формирования русских говоров Приамурья - середина XIX века - отмечает «Словарь русских говоров Приамурья» [1]. В этот период возникают и первые поселения - казачьи станицы: Албазинская, Черняевская, Игнашинская, Поярковская, Екатерино-Никольская, Ми-
хайло-Семеновская и др. Приамурские казачьи войска и поселения на территории Амурской области и Хабаровского края сформировались много позднее «старого» казачества России при определяющей роли государства, при этом «сохраняя менталитет казачества, сумели сформировать специфическую идеологию и культуру» [2. С. 8].
Уникальность «Словаря русских говоров Приамурья», насчитывающего свыше 7000 слов, заключается не только в том, что представленная в нем лексика дает возможность современнику познакомиться в полной мере с неповторимым краеведческим и этнографическим материалом, но и в том, что каждая лексема и фразеологизм - это живое свидетельство диалектоносителей обо всем происходящем с ними со времен начала проживания в Приамурье.
Диалектная речь весьма дифференцированна в трактовке понятия «чувствовать себя несчастным». Проявлению у диалектной личности психического состояния «несчастье» («горе»), по данным Словаря, в основном способствуют следующие факторы: смерть близкого человека, война, голод, непосильная работа, бедность, нищета, несчастный случай, болезни, эпидемии, сиротство, холод, несчастливый брак, измена.
Как видно из перечня, многие причины, вызывающие эмоциональное состояние несчастья, продиктованы вполне объективными причинами. Отметим, что случаи фиксации Словарем несчастья от неразделенной любви, измены, ревности, несбывшихся желаний единичны и стоят далеко в списке, например: «ПОХУЖАТЬ, ж а ю, ж а е ш ь, сов. Сделаться хуже. Мне милый изменил, а я не похужала. Только моду переменила, юбочку поужила»; «Сбить мечту. Лишить возможности. Я же артисткой хотела стать, а муж всю мечту сбил»; «Загробил девку своей ревностью» [1. С. 343, 382, 140. Далее в круглых скобках - только страницы]. В русских говорах Приамурья есть выражение не быть судьбе, то есть не иметь счастья, удачи: «Тому судьбе не быть, он холостяк (Н.-Андр. Бел.). Уж кому не быть судьбе, весь век несчастный» (С. 50).
Мотивированность значения однокорневых антонимов счастье-несчастье на сегодняшний день отчасти деэтимологизировалась. Однако некоторая суть внутреннего смысла все же улавливается. Счастье означает «быть наделенным какой-то частью, долей» и, соответственно, несчастье - «не быть наделенным частью, долей».
Словарь фиксирует слово бессчастница, в котором также устанавливается значение «быть без части, без доли, без наделенного судьбой куска (без счастья)»: «БЕССЧАСТНИЦА, ы, ж. Несчастливая женщина. Соседка моя бессчастница: всех детей на войне поубивало. Одна дочь в Челябинском бессчастница тоже: муж бросил» (С. 33). Старинное слово злосчастье в русских говорах Приамурья фигурирует как «ЗЛОЧЕСТЬ, и, ж. Несчастье, бедствие. В прошлом годе злочесть нас застала: река поднялась, все сады затопило» (С. 160). Также Словарь фиксирует
выражение-оксюморон плохое счастье: «Так говорят о тяжелой доле, безрадостной жизни. Счастье мое плохое: бога прошу, чтобы дал мне смерти» (С. 431).
Фатальность, зависимость человека от каких-то высших сил, отсутствие выбора проявляется в значении лексем задаться - не задаться: «ЗАДАТЬСЯ, дастся, сов. Состояться, получиться. Дочь жила плохо, жись у нее не задалась» (С. 142). Ср. общерусские выражения: бог дал / не дал, дай бог, не дай бог.
Жизнь переселенцев на Дальнем Востоке нельзя было назвать легкой и счастливой. А.П. Васильев в репринтном трехтомном очерке «Забайкальские казаки» описал, в каких невероятно трудных условиях обживались новые территории: «Переселенцы-казаки, прибывшие поздно, едва успели до зимы кое-как сколотить жилища. Сена для скота не успели запасти. Огородов не разработали, полей не подняли. Большую часть привезенного скота казаки съели в первую зиму (1857-1858 годы), не имея возможности его прокормить. Часть скота издохла от бескормицы. Рабочего скота для обработки пашен к весне 1858 г. не оказалось» [3. Т. 3. С. 113]. Торговли не было, потому что, по приказу китайского начальства, жившие по правому берегу Амура маньчжуры ничего не продавали казакам. Купить продукты, одежду было невозможно [4. С. 94]. Переселенцы сполна испытали горести неустроенного хозяйства, главным образом, - голод: «ГОЛОДЯШКА, и, ж. Уничиж. Голод. Голодяшка в лесу заставляла и медвежатину есть» (С. 90).
По аналогии с общерусскими выражениями принять муку смертную и принять смерть лютую, Словарь фиксирует устойчивые сочетания принять голодяшки и горя принять «испытать много горя. Который при-кочевной народ, ох, оне горя приняли. Ну, горя принял, гыт, и всё в свои руки» (С. 90). Важно, что физическое страдание «принять голодяшки» тесно связывается в сознании говорящих с психическим состоянием «принять горя». Главной мотивацией выживания взрослого населения было стремление накормить детей, особенно в военные годы: «хлебушку-то и аржаному (ржаному) были рады. В войну жалючку (крапиву) сами уплетали, суп варили. Она пользительна. В войну-то мама делала калабушки (лепешки из картофеля) из мёрзлой картошки. Вкусно было. Картошка, перезимовавшая в земле, называлась гнилушкой, из нее в голодные годы войны пекли лепешки. Гнилушка заколебала в детстве. Никогда вдосыта хлеба не ели. В войну мы все доходны были, кака там еда!» (С. 117). Показателен в плане исторической иллюстрации несчастной жизни дальневосточников полисемантический и полиэмоциональный фразеологизм хватить мурцовки (мурцовочки): «Испытать лишения, большие трудности в жизни. Мурцовки хватили, особенно во время войны, думали, что и жить не придется. В войну хватили мурцовочки, дерунов пекли, из картошки пекли да ели» (С. 465).
Испытывать горе (несчастье) дальневосточники могли по разным причинам, чаще всего они общечеловеческие: «ЗАГОРИТЬСЯ, рюсь, ришься, сов. Затосковать, запечалиться. Схоронил брат жену и заго-рился» (С. 140).
Непосильная работа занимала практически все жизненное пространство переселенцев: «Приехали с Западу, думали, тут коральки на лесинках висят, ничем не поджились, работать везде надо» (С. 323); «Родители с Амура. Нелегко на ноги возможалась» (С. 67); «Однако, несмотря на изнурительную работу и старание выжить и прижиться в суровом краю, бедность, особенно на первых порах, составляла главное его несчастье. ГОЛ-ГОЛОМ, нареч. Бедно. Жили гол-голом: ничего нету» (С. 88).
Интересна семантика слова водохлёб. В современной речи жителей Приамурья лексема употребляется как шутливое прозвище детей, которые, набегавшись, пьют много воды. Иногда это звучит как устойчивое сочетание водохлеб амурский. Налицо происхождение лексемы от слов вода и хлебать. Однако Словарь фиксирует другой оттенок семантики: «ВОДОХЛЁБ, а, м. Устар. и презр. прозвище бедняка. Водохлебами всё бедных звали: скота нет у них, продуктов нет - все чай да картошку» (С. 66), то есть контекст, приведенный словарем, мог означать «сидеть на хлебе и воде». Возможно, произошла контаминация созвучных слов хлебать и хлеб, ведь очевидно, что слово по семантике синонимично общерусскому фразеологизму перебиваться с хлеба на воду (на квас), то есть нуждаться; жить в скудости, так же как русская пословица часом с квасом, порою с водою. В общерусском языке существует еще одно синонимичное выражение: с пуговки на петельку перебиваться.
Словарь зафиксировал отношение диалектной личности к Гражданской войне и последовавшей за ней коллективизации, к Великой Отечественной войне, например: «ЗАВОРУШЕННЫЕ ГОДЫ. Беспокойные годы. Восемнадцатый, девятнадцатый - это заворушенные годы. Чижа-ло было всем» (С. 138).
Об интенсивности и чрезмерности работы в войну свидетельствуют обширные синонимические ряды экспрессивных глаголов со значением «наработаться» - намантулиться, набучкаться, напластаться; «отработать (длительный срок)» - отбухать, отдюбать, отбуцкать и др.
Диалектное слово передюжить синонимично общерусским выражениям перенести много горя, выдержать все беды, пережить все горести»: «ПЕРЕДЮЖИТЬ, ж у, жишь, сов., что. Перенести, выдержать. Как еле передюжили голод-то раньше. Счас-то хорошо все живём. Я все передюжила в войну, чё только не было» (С. 309).
Лексема несчастье тесно связана с понятием «несчастный случай» как в литературном языке, так и в русских говорах Приамурья. Несчастный случай - значит, попасть в беду (сделаться несчастным из-за ка-
ких-то событий), а в Приамурье этой лексеме соответствовали другие: «ПЕРЕХРЯПАТЬ, паю, паешь, сов., что. Покалечить. А отца много в катастрофе перехряпало всего» (С. 311); «ЗАГРОХАТЬСЯ, аюсь, аешься, сов. Упасть, сильно ударившись. Катала вагонетки с кирпичом, старалась не загрохаться, за битый кирпич вычитали с зарплаты» (С. 140).
Холод наряду с голодом нередко приводил дальневосточников в бедственное состояние. В результате появился в употреблении диалектоно-сителей фразеологизм за шпоры зайти. «Замерзнуть. Погода холодна, ноги замерзнут, аж за шпоры зайдут, юбкой закроешь да погреешь» (С. 143). Холод также называли клящим. Вероятно, от слова клясть: «КЛЯЩИЙ, а я, о е. Очень сильный, лютый (о морозе). Кляшшие морозы в декабре. Кляшшие? Дак это сильные морозы так зовут» (С. 182).
Затем в списке изводящих человека бед и несчастий следовали эпидемии, болезни, большая смертность детей, сиротство, лишение крова, старость: «ПОХОРОНЬЕ, ь я, ср., собир. Похороны. Корь пошла, тод
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.