Размышления над новой книгой
© 2015 г. Е.Г. ГЕШЕВА
ОБРАЗОВАНИЕ КАК ФАКТОР БОЛЬШОЙ ИСТОРИИ
ГЕШЕВА Елена Георгиевна - кандидат философских наук, доцент НИУ Московский энергетический институт (E-mail: elenagesheva@yandex.ru).
Книга А.Л. Андреева1 написана в редком для нашей литературы жанре исторической социологии. Следуя ему, автор сочетает и скрупулезный исторический анализ, и попытки понять глубинные, внутренние основания происшедшего. История здесь применяется не иллюстративно, в обоснование уже готовых схем, а социология не предлагает их в умозрительной и абстрактной форме; нет, они удачно дополняют друга друга. Их союз отмечен не дуализмом, а гармоничностью, и оттого выглядит убедительно. Впрочем, жанр этой книги трудно определить даже в таких широких рамках. Думается, что здесь присутствует и культурологический, и антропологический подходы, формирующие особую аналитическую перспективу и возможности.
Круг авторских вопросов весьма широк. Какой путь прошло российское образование? Каковы его отличительные черты? Истоки, социальные и культурные детерминанты? Какова динамика отношения русского общества к учению, знанию? Вопросы эти, конечно, не новы. Новым является то, что образование рассматривается как фактор Большой истории, формирующий весь социокультурный контекст, настроения, типы, иными словами, тот социальный ландшафт, который говорит сердцу и уму больше, чем сухой академизм цифр и дат. Читатель встретится со знакомыми именами, событиями, но это будет не узнавание, а углубление знакомства, новый уровень понимания. Социологический взгляд на историю объясняет пристальное внимание автора к деталям общества - различным социальным слоям и группам, социальным персонажам, новым образцам поведения.
Авторская гипотеза - образование, по мере продвижения России по пути модернизации, становится системообразующим фактором развития общества, государства, ментальности (с. 8). С этим трудно не согласиться. Культурные коды, установки, мен-тальность определяют интенции происходящего, определяют выборы людей, выступают основой целеполагания. А если говорить с точки зрения познавательных возможностей такого подхода, то внимание к культурным, образов ательным факторам придает гносеологическую глубину и многомерность процессу исследования.
Книга состоит из трех разделов и 12 глав. Первый раздел отсылает нас к генезису образовательных практик в старорусской культурной традиции. Как отмечают специалисты, источниковедческая база по развитию образования на Руси очень скудна. Это дало основание для формирования устойчивого клише о Руси как царстве малооб-
1 Андреев А.Л. Образование и образованность в социальной истории России: от средневековья к новому времени. М.: ВГИК, 2014. 218 с.
разованности, косности и невежества. Логика прямолинейна: если об образовании не пишут, значит, его и не было. Но как справедливо замечает автор, скудость документальных источников - еще не показатель бедности самой действительности. Но что остается делать социологу? Ведь как ни крути, а он должен опираться на социальные факты. Автор остроумно предлагает использовать метод, если можно так выразиться, "косвенных доказательств" - определить функциональные свойства объекта исследования, опираясь на изучение тех следов, которые оно оставило в обществе.
Перед нами - Русь после принятия христианства. Новгородские берестяные грамоты, Новгородская псалтырь - написанная уверенным почерком, выдающим известную интеллектуальную сноровку автора, навощенные дощечки - эти "следы" образования озвучивают историю. Мы понимаем, что грамотность была уже в ХИ-ХШ вв. достаточно распространенным явлением; и больше - она носила не узкосословный характер, была распространена и среди женщин. В Киевский период русской истории обучение было обычной социальной практикой, носило систематический и достаточно демократический характер (с. 20). Образовательные структуры зачастую вырастали на почве спонтанной социальной самоорганизации, отражая существующий социальный запрос. Эти структуры автор осторожно называет не школами в привычном для нас значении этого слова, а мастерскими грамоты, имея в виду их подвижность и слабое институциональное оформление. К этому же времени относится и нарождение такого социального типа как образованный книжник-интеллектуал. Чаще всего это выходец из духовенства, а также феодальных верхов и посадской знати. Можно с полным основанием говорить о том, что в этот период культура и образование на Руси переживают расцвет. Собственно это и выдвигает Русь в первый ряд европейских государств.
К сожалению, уже в ХШ-Х1У вв. можно наблюдать заметное отставание по уровню образования от Европы, где появляются первые университеты. В русском обществе, очевидно, не сформировался запрос на такие развитые образовательные формы. Автор отмечает, что этот период для Руси фаза не подъема, а упадка. В то время как Европа переживает фазу интеллектуального подъема, на Руси заметны признаки прохождения пика развития. Несовпадение циклических фаз развития обусловливает, что Россия и Европа развиваются в разных темпах социального времени. В числе причин известного отставания от Европы можно назвать и внешние (широко всем известные) и внутренние. К таковым относятся: неизбежное сужение культурно-политических горизонтов, вследствие дробления территории, упрощение управленческой деятельности и многие другие.
Фаза следующего подъема связывается со становлением централизованного русского государства, с объединением земель вокруг Москвы. Здесь не уйти от общей оценки Московского периода отечественной истории. Распространенным клише является отрицательная оценка того пути, который выбрала себе Московская Русь. Чаще всего он рисуется как погружение в косность и невежество, активное сопротивление всему передовому, все более уводящие Русь от столбовой дороги европейской цивилизации и учености. В отечественной исторической литературе такие подходы преобладают. Но так ли это? Возможны ли иные оценки, и как они могут быть аргументированы? Да, Русь настороженно и с прохладой принимает некоторые новые веяния европейской учености - борется с ложной мудростью. Андреев убедительно показывает, "мудроборство", как причина отставания Руси, связано, прежде всего, с сомнениями в действительности многого из того, что в ту эпоху (Х1У-ХУ1 вв.) могло получить статус "знания". Ссылка на М. Грека, которому приписывается грех "борьбы с мудростью" очень уместна. М. Грек стремился уберечь от легковерного, поверхностного принятия в качестве научного знания того, что им, на самом деле, не являлось. Это не проявление мракобесия, а то, что метко обозначено как "метафизическая осторожность". Последнюю Андреев понимает как некий методологический фильтр, охраняющий разум, в духе Бэкона, от ложных "идолов" сознания. Это новая, даже несколько неожиданная интерпретация. Непрямолинейность и внешне неочевидный
6* 163
характер настраивает в пользу ее принятия. Здесь мы сталкиваемся с герменевтическим истолкованием доступных нам исторических источников, учитывающим контекст, общее значение, скрытые смыслы. По ходу чтения различных сюжетов о становлении образования России, авторский текст часто по-новому высвечивает знакомую историческую канву.
Обстоятельный историко-социологический анализ мы находим в главе «Духовная жизнь и образованность в Московской Руси: фаза "интеллектуального разогрева"». Само название говорит нам о глубоких социокультурных сдвигах, происходящих в Московском царстве того времени. Исторические выкладки и кросскультурные параллели вполне убеждают читателя в том, что по основным характеристикам (уровень урбанизации, распространение грамотности, развитие торгово-промышленной деятельности) феодальная Русь вполне сопоставима с европейскими странами. В связи с этим отмечу, что можно приветствовать попытку автора выстроить национальную идентичность не на основе уникальности русского мира. А ведь чаще всего, именно этот аргумент "неповторимости" является диагнозом и приговором одновременно. Автор, проводя кросскультурный анализ, показывает принципиальную сопоставимость многих социокультурных характеристик России и Запада. Неожиданно выглядят сравнения России не только по линии "Россия - Европа", но и "Россия - Восток", в частности, удачно найденные параллели с Турцией. Такая ли пропасть отделяет нас от европейской истории? Можно ли найти аналоги и точки соприкосновения? Действительно, мы развивались в разных темпоритмах, с разной скоростью и в существенно разных условиях. Развитие, чаще всего, шло параллельными путями, но они не только соприкасались, но и пересекались, что вполне возможно. Автор пишет: "Процессы, происходившие на исходе Средневековья в Европе и на Руси типологически сходны" (с. 41). Подкрепляя свою позицию, он отмечает ростки движения к Новому времени к середине XV в. в северной и северо-восточной Руси. Там становятся заметными симптомы "умственного разогрева". "На авансцене умственной жизни как бы появляется новый персонаж - беспокойный, сомневающийся разум, склонный самостоятельно судить о том, что до той поры рассматривалось как недоступное, превосходящее его силы и возможности" (с. 44). Появляется такое новое явление в общественном сознании как городской рационализм. Критические настроения, ментальные установки, новые познавательные интересы незаметно, подспудно уже готовили почву для Нового времени. Читатель может воспользоваться эрудицией автора, чтобы найти предметные доказательства таких, достаточно смелых, утверждений. Это возникновение ересей, усиление познавательной мотивации, появление новых социальных типов, профессий, ярких интеллектуалов, их интеллектуальное соперничество. Поиск истины в это время становится подлинной страстью (с. 48). Что же мы видим в образовании? Цели образования замыкаются на нем самом, они еще слабо связаны с практикой, образование носит еще средневековый схоластический характер. Образовательная сеть представлена на низовом и элитарном уровнях, а ниша среднего не заполнена. К середине XVI в. образовательные учреждения высшего уровня достаточно
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.