СРЕДНЕВЕКОВЬЕ И ФЕОДАЛИЗМ
H.A. Хачатурян
ОБЩЕСТВЕННАЯ СИСТЕМА И ПРИНЦИП ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ.
К ВОПРОСУ О СОДЕРЖАНИИ КОНЦЕПТ-ЯВЛЕНИЯ "ФЕОДАЛИЗМ"
Весной 2004 г. опубликованный в Интернете текст доклада А.Я. Гуревича на тему "Феодализм перед судом историков, или
0 средневековой крестьянской цивилизации" послужил импульсом к публичной дискуссии в среде столичных медиевистов, организованной Институтом всеобщей истории РАН. Дискуссия получила естественное продолжение в публикации докладов ее участников в сборнике методических материалов, специально изданном для ФПК ИВИ РАН и далее, в работе слушателей ФПК (более 70 представителей всех университетов страны) и московских коллег в январе 2006 г.1
Доклад А.Я. Гуревича вернул наше внимание к сюжетам, связанным с теоретическими проблемами истории феодализма, которые, по его справедливому замечанию, мало заботили в последние годы российских специалистов.
Подобная ситуация сравнительно просто объясняется как общими тенденциями в развитии мирового исторического знания, так и судьбой отечественной медиевистики.
Если иметь в виду общее состояние исторического знания, то здесь, очевидно, следует отметить издержки, неизбежные при всяких существенных переменах в подходах и в объектах научного исследования. Они рождают и делают предпочтительными новые темы, сторонники которых часто пытаются отстоять и утвердить только свое исключительное право на существование, забывая о достижениях вчерашнего дня или о результатах, полученных с помощью других методик. Сегодня это
1 См.: Ключевые проблемы изучения и преподавания истории средних веков: сб. ст. М., 2006.
проблемы духовной жизни и сознания средневековых людей, культурно-политической истории и микроистории. В отечественной медиевистике эти тенденции получили дополнительный импульс, связанный с глубиной протеста против некогда официальной методологии "советского марксизма". В нашей среде многие медиевисты, выбирая в широкой палитре комплексного и весьма перспективного направления исторической антропологии подобные сюжеты, устраняются от желания не только исследовать явления общего характера, но даже признавать необходимость системного вйдения процессов и их системных характеристик.
Деструктивную роль в отношении к "генерализирующей" истории, несомненно, играет выраженное в популярной ныне философии постмодернизма сомнение в познавательных возможностях исторической науки, особенно науки "прошлого", в рамки которого попадает и историческое знание первой половины и середины XX столетия. Эти сомнения стимулируют увлечение эпистомологическим анализом в ущерб собственно историческому. Примером могут служить исследования текстологического характера с попытками (прибегая в основном к дискурсивной методике) расшифровать ту интерпретацию действительности, которую дали в свое время средневековые авторы (своего рода "интерпретация интерпретации"). Чаще всего это не столько освобождает исследователя от опасности субъективизма, сколько усиливает ее. Наблюдения современного историка в качестве итога его анализа, проведенного на уровне в основном сознания подопытного древнего автора и угадывания того, что тот имел в виду, чреваты подменой автора. Новая исследовательская методика, обращенная к конкретике, на самом деле не менее уязвима, чем анализ, использующий от-рефлектированные категорийные приемы познания, в основе которых в конечном счете лежат конкретные образы. В обоих случаях "работает" сознание историка, пребывающего под воздействием множества импульсов - профессионализма ученого, его способностей, достигнутого обществом уровня научных знаний и т.д. и т.п. ...
Следует признать, что призыв А.Я. Гуревича обратиться к анализу понятия "феодализм" - его содержанию и функциональным возможностям - выглядит естественным для творчества историка, независимо от того, какое содержание сам ученый вкладывает в это понятие, с которым можно согласиться или не согласиться. В интересующем нас контексте важно подчерк-
нуть, что А.Я. Гуревич, сделавший в последние десятилетия объектом своего изучения главным образом проблемы духовной жизни, не изменил системному подходу к историческому процессу в своем видении средневековой культуры и понимании им значения исторической антропологии, в становление и развитие которой он внес заметный вклад. Присущий ему вкус к теоретическому осмыслению средневековой истории имел своим результатом научные разработки, которые вели к переоценке ряда сущностных явлений феодальной системы (в частности особенностей формирования земельной собственности и природы социальных связей), способствуя тем самым обновлению отечественной медиевистики начиная с конца 60-х годов прошлого столетия.
Тот "долгий" разговор, который доклад А.Я. Гуревича вызвал в среде медиевистов, русистов и востоковедов, обнаружил его своевременность и в известном смысле конкретизировал позиции участников дискуссии. Последнее обстоятельство побудило меня вновь обратиться к ранее бегло затронутому в докладе в апреле 2004 г. сюжету, с тем чтобы уточнить и дополнить собственные соображения относительно наиболее важных, на наш взгляд, проблем в обсуждаемой теме, а также некоторых особенностей состоявшейся полемики.
Дискуссия в целом передала атмосферу противоречивости и непоследовательности в настроениях нашего научного сообщества по отношению к общим проблемам истории феодализма. Так например, очевидный интерес к инициативе А.Я. Гуревича (что и позволило нам отметить выше ее своевременность) сочетается с уже привычным и неконструктивным негативом к подобным сюжетам; скупую аргументацию собственной позиции участников дискуссии перекрывает предпочтительное внимание к информации историографического характера. Выборочный интерес ряда ученых к новациям в области исторического знания сопровождает игнорирование общей картины явления, без осознания того, насколько эти новации меняют прежние представления науки. Те, в свою очередь, даже применительно к знаниям середины XX в. часто объявляются "устаревшими". Наконец, нет даже попыток разобраться, что же все-таки было "угадано" или понято нашими предшественниками.
Подобные настроения, на наш взгляд, отражают своеобразие того кризиса, который пережила (и в известной мере переживает) отечественная медиевистика, хотя он развивался в рамках общего кризиса в мировой исторической науке второй половины
прошлого столетия. В статье, опубликованной в 2001 г.2, нами были выделены два разнопорядковых этапа кризиса. На первом этапе (60-70-е годы), содержание кризиса составили в основном попытки преодолеть слабости и издержки марксистской методологии и принять новую философию истории, которую западная историческая наука обрела уже в первой половине века. Примерно же с 80-х годов отечественная медиевистика начинает испытывать на себе влияние постмодернизма с выраженным в нем деструктивным началом.
Краткий разрыв во времени между фазами кризиса, очевидно, помешал (особенно юным историкам) усвоить тот позитив, который нес с собой новый синтез в историческом знании XX столетия, связанный с направлениями "Анналов" "социальной" и "новой истории". Ситуацию в значительной мере усугубило подчеркнуто критическое отношение большой части ученого сообщества к "советской" исторической науке, что нарушило преемственность в развитии отечественной медиевистики в целом и не позволило грамотно оценить ее вклад в изучение феодального общества. Нынешняя дискуссия выдвинула два весьма злободневных для отечественных медиевистов вопроса, состояние которых я бы хотела прокомментировать: это оценка понятия "феодализм" и отношение сегодня к нему медиевистов, а также вопрос о возможности системного вйдения феодализма.
Выраженное желание участников разговора обрести "новую когнитивную точку зрения" на средневековое общество более всего активизировало усилия части из них отстоять мнение о необходимости отменить термин "феодализм". Не составил исключения в этом плане и А.Я. Гуревич, тоже посчитавший, что термин "устарел". И в устных выступлениях на заседании в ИВИ РАН в апреле 2004 г., и в изданных позднее текстах (например, в "Одиссее" за 2006 г.) часто звучали слова об "изрядной дискредитации" понятия, о признании лишь с большой натяжкой его конструктивного значения применительно к западноевропейскому Средневековью, а также утверждение о его "нефункциональности" по отношению к странам Восточной Европы и России.
Мое собственное отношение к понятию "феодализм" не является ни отрицательным, ни уничижительным; оно не связано с желанием придумать какое-то другое понятие или мнением, что можно вообще обойтись без такового в процессе познания. И хотя предпринятый в данной статье анализ реализован на материале
2 Хачатурян H.A. Современная отечественная медиевистика в контексте мировой исторической науки // Средние века. М., 2001. Вып. 62.
западноевропейской истории, я не исключаю более общего значения предложенной модели в ряду некоторых сущностных компонентов, связанных со стадиальным развитием.
Убеждена, что устаревает, как правило, не понятие, а толкование его содержания, которое неизбежно должно и может обновляться и по подходам к анализу обозначаемого им явления, и по своему наполнению. До сегодняшнего момента с очевидным разочарованием какой-то части ученого сообщества медиевистов в термине "феодализм" - последний перенес большое число перемен, отразивших непростой путь исторического познания в целом. Это ставит под сомнение корректность протеста против "феодальной концепции" явления, оставляя читателя в недоумении: какой, собственно, этап в эволюции этой концепции имеют в виду критики?
Привычный нам термин разделяет недостатки любого общего понятия, которое всегда условно. Он даже обладает известным преимуществом, так как начало его оформления относится к эпохе позднего Средневековья и главное восходит в своей этимологии к документальным свидетельствам социальной практики - названию условной и наследуемой земельной собственности, передаваемой сеньором своему вассалу. Впрочем, часто предъявляемое в "войне с терминами" требование быть непременно примененными
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.