ОБЩЕСТВО И ЭКОНОМИКА, № 7-8, 2005
© 2005 г. Я. Бергер
доктор исторических наук (Институт Дальнего Востока РАН) В. Михеев
член-корреспондент РАН
заместитель директора Института Дальнего Востока РАН
ЦЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ КИТАЯ: «ПОСТСОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ КАПИТАЛИЗМ»?
Происходящие на фоне постсоциалистического развития в Восточной Европе и на пространстве бывшего СССР масштабные трансформации китайского общества на основе рыночных реформ, глобальное экономическое «возвышение» Китая, его стремление стать рядом с лидерами мировой политики - при сохранении монополии КПК на власть - ставят резонный вопрос о характере общественного строя Китая, о том, в каком направлении будет изменяться его общественно-политическое позиционирование, а также о том, каково реальное место Китая в глобализирующемся мире.
С точки зрения рыночной среды, созданной в Китае, и его интеграции в глобальную экономику Китай, очевидно, не является «социалистической страной» в старом, советском понимании социализма. Однако с точки зрения авторитарного характера политической власти и сохраняющихся в официальной партийной пропаганде идеологических табу Китай вполне отвечает прежним критериям социализма. Отсюда - возможность и допустимость множественности, неоднозначности в оценках общественно-политического строя КНР. Для того чтобы прояснить ситуацию, необходимо не ограничиваться абстрактными, общетеоретическими рассуждениями на данную тему, а анализировать прежде всего отношения собственности, поскольку такой анализ имеет ключевое значение для оценки любого общественного - социально-экономического и политического строя.
Исходя из такой посылки, авторы пытаются ответить на вынесенный в заголовок статьи вопрос: является ли Китай страной «постсоциалистического капитализма»», исходя из (а) анализа тех черт китайского общества, которые обобщенно называют в Китае «социализмом с китайской
спецификой», (б) оценки роли и места в китайской экономике государственного и (в) частного секторов.
При этом авторы понимают под «постсоциалистическим капитализмом» те политические и экономические модели, которые сложились в 1990-е-2000-е годы в Восточной Европе и на территории бывшего СССР. Причем даже беглый взгляд на эти модели позволяет, в первом приближении, дать их классификацию, включающую (1) восточно-европейские страны-члены ЕС и НАТО, (2) страны-кандидаты в ЕС и НАТО, (3) европейские и (4) неевропейские постсоветские республики. Авторам необходима такая условная классификация для того, чтобы в конце своего исследования - не вдаваясь в сравнительный анализ, а исходя именно из взгляда на «постсоциалистический капитализм» в «первом приближении» - показать место Китая на фоне постсоциалистических трансформаций.
Общая характеристика общественного строя Китая
С начала рыночных реформ на рубеже 1970-80-х годов в Китае происходит процесс становления частного капитала - сначала мелких и средних собственников. Во второй половине 1990-х этот процесс вступает в новый этап развития, связанный с формированием крупного частного капитала. Этот процесс получил отражение в социальной, политической и правовой сферах. В стране насчитывается более 1000 официальных миллиардеров (в юаневом исчислении: 1 дол.= 8,11 юаня), численность «среднего класса» (доходы - больше 1 ООО дол. в месяц, собственность -больше 100 000 дол. на семью из трех человек) превышает 60 млн человек. На последнем, ХУ1-м съезде КПК (ноябрь 2002 г.) принято решение о допустимости занятия частными предпринимателями руководящих партийных постов. В 2004 г. вносятся изменения в Конституцию страны, направленные на защиту неприкосновенности частной собственности. При новом политическом руководстве Китая оформляются политико-правовые основы для развития частного капитала любого масштаба и легитимируются политико-партийные и правовые основы, обеспечивающие связь и даже встроенность частного капитала, предпринимателей в политическую систему страны.
В хозяйственной сфере государство постепенно уходит из микроэкономики, разворачивая приватизационные программы, хотя по-прежнему избегая слова «приватизация», и больше концентрируется на задачах макроэкономического регулирования.
В конце 2004- начале 2005 г. начинается новый этап в развитии национального капитала Китая - как частного, так и остающегося в руках государства. Суть его в крупномасштабной и стремительной экспансии
китайского капитала за рубеж посредством многомиллиардных вложений. Прежде всего - в разработку, транспортировку и переработку углеводородных ресурсов в Латинской Америке, Африке, на Ближнем Востоке, Центральной Азии, а также путем скупки ликвидных активов американских, европейских и японских корпораций в энергетике, отраслях «новой экономики», банковском секторе и т.п.
Укрепление позиций частного капитала увеличивает количество источников «экономической инициативы», у которых начинают формироваться свои политические интересы. Пока реализация этих интересов осуществляется в рамках внутрипартийного лоббирования и не приводит к появлению политической «оппозиции от бизнеса». И тем не менее, руководство КПК понимает необходимость внесения корректив в политическую систему страны. На поверхность «вытаскивается» тезис Дэн Сяопина о «необходимости политических реформ для продвижения реформ в экономике», тезис, забытый почти на полтора десятилетия после событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. Однако политические реформы в Китае не идут по «постсоциалистическому» сценарию Восточной Европы и России.
Для того чтобы точнее уловить характер политических трансформаций в Китае, на наш взгляд, важно более детализированно посмотреть на демократию - в трех ее измерениях. Во-первых, как на процедуру выборов властей. Во-вторых, как на власть закона, гарантирующего в числе прочего свободу волеизъявления и разделение властей. В-третьих, как на ответственность избирателя за свой политический выбор - связанную с потребностью людей иметь свои политические взгляды и выражать их через демократические процедуры и по закону.
При таком подходе характеристика китайской политической реформы может быть представлена в следующем виде.
Во-первых - это внутрипартийная выборная демократия, хотя и по-прежнему основанная на внутрипартийной борьбе, келейности, соотношении сил. Но не только. Это еще и постепенно развивающаяся выборная культура внутри китайского парламента - когда до 8 процентов депутатов Всекитайского Собрания Народных Представителей уже голосуют против предлагаемых КПК кандидатур на руководящие посты или решений. Это и внедряемая в китайскую политическую практику - причем в ряде случаев при финансовой и консультационной поддержке Евросоюза - процедура выборов поселковых руководителей низшего уровня.
При этом выборная система пока не затрагивает главных политических устоев Китая - монополии КПК на власть.
Во-вторых - это расширение власти закона. Китайское руководство делает ставку именно на «власть закона» как на главную предпосылку
демократии. Логически, в отдаленной перспективе это может привести к противоречию между властью КПК и властью закона. Однако пока именно власть КПК обеспечивает как экономический рост, так и расширение сферы применения закона - даже за счет объективного сужения власти партии.
В-третьих - это «образовывание» избирателя. В стране, где 70% населения - полуграмотное крестьянство, задача формирования ответственного за свой выбор избирателя выглядит очень сложной. В арсенале средств ее решения только что упомянутые выборы местных органов власти, повышение общего уровня образования людей и попытки поддерживать затухающую политическую активность молодежи. И опять же здесь КПК сталкивается с проблемой сохранения монополии КПК на власть: лояльная власти политическая активность все меньше интересует молодежь, которая все больше - в условиях растущих рыночных возможностей - становится ориентированной на личный финансовый успех, а оппозиционная активность пока не находит широкой поддержки хотя бы потому, что несет прямую угрозу личной безопасности людей как вследствие возможных уличных беспорядков, так и ввиду неизбежности ее силового подавления властью.
Нельзя сказать, что КПК не видит или не понимает этих противоречий. Более того, по всей видимости, власть начинает обдумывать варианты изменения политической системы. Хотя - и это очень важно сегодня подчеркнуть - не стоит преувеличивать значение подобных «раздумий», речь в практическом плане может идти лишь об отдаленном и пока неясном будущем.
И, тем не менее, представляется важным обратить внимание на следующие обстоятельства. «Руководящая роль КПК» и «социалистические ориентиры», как, впрочем, и «победа общественной собственности», записаны в Преамбуле китайской Конституции, тогда как сам текст Конституции КНР, особенно после внесения в нее упоминавшихся выше поправок о защите частной собственности, по существу, мало чем отличается от восточноевропейских «постсоциалистических» конституций.
Далее, КПК пытается активизировать другие формально существующие в Китае, но на деле подконтрольные КПК политические партии (всего таких партий 8). Однако перспективы такой работы не очевидны: КПК не пойдет на превращение этих партий в реально оппозиционные и не будет «подыгрывать» Западу, который, понимая подконтрольность таких партий власти, тем не менее рассматривает их как фактор, способный в дальнейшем повысить уровень «демократичности» Китая.
Одновременно КПК в последние годы проявляет явный интерес к изучению «шведской» и иных европейских моделей социализма. В Китае
начинают появляться идеи о возможной целесообразности изменения идеологической доктрины КПК с «коммунистической» на «социал-демократическую». Однако, опять особо подчеркнем это, речь сегодня идет лишь о «попытках обсуждения», и не правильно будет ждать быстрых перемен.
Такая оговорка полностью относится и еще к одной идее, появившейся в 2005 г. на волне активизации контактов высшего пекинского руководства с высшим руководством Гоминьдана, находящегося сегодня в положении главной оппозиционной силы в политической системе Тайваня. Хотя
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.