N.A.Mamontova. What Language Do the Real Evenkis Speak? Discussions around the Nomad Kindergarten
Keywords: Evenki Municipal District of the Krasnoyarsk Territory, Evenki language, language planning, language revitalization, nomadic kindergarten, primordialism, traditional economy
The article examines discussions on the ways of language maintenance and, in particular, on setting up a nomadic kindergarten as a means of language revitalization, among indigenous population of the Evenki Municipal District of the Krasnoyarsk Territory. Relying on the field materials, the author aims at finding out why Evenki leaders have chosen certain model of language revitalization over others. The author comes to the conclusion that this choice might be explained by primordial understanding of language and ethnicity among indigenous peoples. In the situation of language shift this choice does not frequently favour the implementation of adequate language planning.
ЭО, 2013 г., № 2 © Д.А. Функ
ОЧЕРК СОВРЕМЕННОГО СОСТОЯНИЯ ЭПИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ У ШОРЦЕВ (ЧАСТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ И ОБЩЕТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ)*
Ключевые слова: традиция, эпическая традиция, шорцы, современность
В статье обсуждаются теоретические проблемы1 культурных традиций / традиций в культуре. Автор, основываясь на собственных наблюдениях последних трех десятилетий за эпической традицией шорцев - небольшого тюркского народа на юге Западной Сибири, - анализирует феномен "последнего" в культуре и представления о передаче традиции от поколения к поколению.
Антрополог и фольклор. За последние три десятилетия - а именно столько длится мой интерес к феномену эпической традиции в саяно-алтайском регионе - так часто приходилось слышать скептические высказывания коллег, называющих себя этнографами, в адрес и моего, так сказать, хобби, и в целом фольклорных штудий для "настоящего этнографа", что я в какой-то момент просто начал собирать забавные истории и высказывания, продуцируемые "настоящими" представителями этнографии. Иначе
Дмитрий Анатольевич Функ - д.и.н., профессор, заведующий отделом Севера и Сибири Института этнологии и антропологии РАН; e-mail: d_funk@iea.ras.ru
* Данная работа подготовлена в рамках программы фундаментальных исследований Президиума РАН "Традиции и инновации в истории и культуре". Я признателен коллегам по Институту этнологии и антропологии РАН, особенно С.В. Соколовскому, за внимательное прочтение статьи в рукописи и ряд ценных замечаний и предложений, часть из которых была мною с благодарностью принята.
говоря, стал рассматривать коллег как группу, достойную того, чтобы наблюдать ее в "полевых условиях"2.
В итоге в коллекции шедевров антропологической (в широком понимании термина) мысли собрались весьма занятные истории, которыми я охотно украшаю свои лекции для студентов и в России и за рубежом и которые когда-нибудь постараюсь представить в виде связного очерка. Здесь же ограничусь лишь одним примером, о котором мне как-то поведал один западноевропейский коллега, социальный антрополог, к которому я отношусь с симпатией и уважением. Рассказывая о своей недавней поездке на российский Север в места кочевания одной из этнических групп, языком которой коллега владел практически в совершенстве, он вдруг упомянул о приезде в их бригаду эпического сказителя. Наступил вечер, "объект исследования" собрался в одном чуме, чтобы послушать сказания о богатырских подвигах эпических героев. Пригласили и нашего антрополога. "Объект исследования", взрослые здоровые мужчины, вдруг словно превратился в ребенка и, затаив дыхание, стал внимать ритмически стройно оформленной речи сказителя. Стал слушать и наш антрополог... А в этом месте я обычно спрашиваю у студентов-антропологов, что, с их точки зрения, сделал или мог/должен был сделать наш социальный антрополог? Ответы предлагаются всевозможные, но все они связаны с необходимостью так или иначе наблюдать сообщество, которое вдруг оказалось в совершенно отличной от обыденности ситуации, где повседневные, привычные социальные роли вдруг исчезли или, во всяком случае, существенно изменились. Увы, реальность и здесь оказалась продиктованной отношением антрополога к "фольклору". Поняв в первые минут 20, что он этот эпос "уже где-то читал", наш антрополог устроился поудобнее и заснул, поскольку назавтра предстоял новый длинный трудный день изучения "объекта исследования" (ПМА 1).
Во многом скепсис коллег по профессии объясняется давно и, надо признать, успешно культивировавшимся взглядом антропологов на фольклор лишь как на еще один возможный источник познания "истории". Даже исследователи, по тем или иным причинам занимавшиеся сбором фольклора, формулировали свои задачи как поиск такого материала, "который бы мог дать конкретные данные о прошлом" того или иного народа, "их материальной и духовной культуре, социальном строе, верованиях и ряде эпизодов их истории" (Долгих 1961: 6). Аналогичный подход в обилии встречается не только в отечественной этнографии. Если мы возьмем в руки один из классических учебников фольклора для антропологов, книгу Яна Ванзины "Oral traditions" (Vansina 1965), то уже из подзаголовка "A Study in Historical Methodology" станет ясно, с каких позиций будет строиться дальнейшее рассуждение. Чтение книги убеждает в этом. Автор четко формулирует шесть основных подходов этнологов к фольклору -от "устным традициям никогда не следует доверять" и "устные традиции могут содержать некую долю истины" до "достоверность этого источника следует поверять обычными канонами исторической методологии" (Vansina 1965: 8) - и в дальнейшем учит читателя, как же все-таки можно искать зерна истины в этом источнике. Хорошо помню свое удивление, когда я впервые обнаружил зачитанный до дыр экземпляр этой монографии - первое английское издание 1965 г. - в институте этнологии в Кельне, но еще большее удивление вызвало обнаружение новых (но столь же активно испещренных пометками на полях и подчеркиваниями) изданий этой монографии, в частности, 1973 г., в ряде других европейских институтов этнологии: "исторический подход" к фольклору (фольклор как некий устойчивый текст, который надо лишь уметь правильно прочитать) явно продолжает пользоваться успехом.
О чем эта статья. В предлагаемой ниже статье основное внимание будет уделено обсуждению нескольких характеристик, проявлений того, что обычно понимается если и не в целом под традицией, то во всяком случае под традицией эпической. Чтобы сделать это обсуждение более предметным, мы ограничимся последними тремя десятилетиями в отношении одного небольшого района на юге Западной Сибири, а
именно небольшой части Горной Шории, или, используя административный язык -Новокузнецкого р-на Кемеровской обл.3. По имеющимся в настоящее время сведениям, низовья р. Мрассу, наряду с низовьями р. Кондомы и верховьями р. Томи, вполне возможно выделить в единый большой сказительский ареал, где в последние 150 лет практиковали более 90 шорских4 сказителей (Функ 2005: 255). Называя это число, хочу подчеркнуть: "более 90" - это лишь те, чьи имена или фамилии мне удалось узнать во время экспедиционных работ. Однако для большей наглядности представления произошедших и происходящих трансформаций я постараюсь ограничиться данными лишь по традиции шорцев низовьев р. Мрассу и близлежащих населенных пунктов в верхнем течении Томи.
Очевидно, нам надо изначально хотя бы в общих чертах определиться и с тем, а что же мы понимаем (или что принято понимать) под традицией. Несмотря на нелюбовь социальной антропологии к теоретизированию по поводу термина "традиция" (см.: Hann 2006), число этнологических и фольклористических работ, в которых так или иначе употребляется этот термин, исчисляется тысячами. Употребляется, но не тео-ретизируется, как не без доли сарказма подметил это в своей книге Паскаль Бойер: "В антропологической литературе определение традиции в общем считается и самоочевидным (каждый знает, что такое традиция) и нематериальным (то, как вы это понимаете, не имеет (под собой) эмпирических оснований)" (Boyer 1994: vii)5.
Любая попытка обзора истории термина "традиция" не только в рамках одной научной дисциплины, но даже какого-то одного из ее сегментов в рамках небольшой статьи, имеющей вполне определенную направленность, заведомо обречена на то, чтобы оказаться неполной. И тем не менее я попробую все же привести некоторые определения, которые помогут нам в дальнейшем точнее понять специфику обсуждаемого феномена на материале шорской эпической традиции.
Одно из определений традиции в раннем издании словаря Вебстера, доступного сейчас и в Интернете, таково: "передача информации, преданий и обычаев посредством устного слова или примером от одного поколения к другому без письменных инструкций" (Merriam-Webster 2012)6. Этот же словарь 1995 г. определяет традицию как "обычаи и привычки, передаваемые от одного поколения к другому и рассматриваемые как связный набор прецедентов, влияющих на настоящее ... проверенная временем практика или группа таких практик"7 (Webster 1995: 1168).
Нечто похожее с вариациями мы можем найти и у М. Вебера, который полагал, что традиционное действие характеризуется повторением стародавних обычаев/привычек, о смысле которых не спрашивают (Weber 1990: 12), и - правда, с очевидным отличием в понимании "смысла", т.е. "осознанности передачи", и с явным креном в советскую "теорию этноса" - в отечественном вузовском введении в этнографию ("явление материальной или духовной культуры, социальной или семейной жизни, сознательно передающееся от поколения к поколению с целью поддержания жизни этноса": Итс 1991: 62-63), и во множестве иных справочных, философских и даже специальных антропологических работ.
Важными для понимания сути феномена, точнее - проблемы его адекватного описания и понимания, стали в общем-то недавние исследования в области "изобретенных традиций" (см., в частности: Hobsbawm 1983: 1-14), а также их критика, показывающие, что значительная часть того, что мы сегодня понимаем под традициями, считаем таковыми, является на самом деле недавними изобретениями, и чт
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.