Описания в прозе В.Т. Нарежного
© Л. И. РУБЛЕВА, кандидат филологических наук
В романах Василия Трофимовича Нарежного (1780-1825) вычле-нимы различные типы речи: от объективированных речевых структур, где нет прямых авторских оценок, до субъективных, где автор проявляет себя открыто. В его прозе повествователь, комментируя действия героев, описывая их чувства и состояния, создает некую "субъективную сферу автора", и очевидно стремление к включению ее на равных с "субъективной сферой персонажа".
Наиболее активно романист использует различные виды "описания". Согласно "Словарю древней и новой поэзии", "Бе8спр11Ю - описание есть несовершенное и неточное определение, ёеАпШо. Оно показывает некоторые свойства предмета и обстоятельства вещи, достаточные для получения о ней понятия и отличения от других вещей, не разбирая, однако ж, состава ее и самой сущности" (Остолопов Н. Словарь древней и новой поэзии: В 3 ч. СПб., 1821. Ч. 2. С. 296).
Особый интерес представляют описания, в которых изображаются внешний вид и внутренние качества героев: в характеристиках положительных персонажей просматриваются приметы "нового слога" сентиментализма. Примером описания отрицательного героя может служить портрет князя Светлозарова, героя романа "Российский Жилблаз" (1814): "Он был одет великолепно и на три сажени простирал благоухание. На руке сиял дорогой перстень. Он сидел, развалившись в креслах, и левою рукою играл цепочкой от часов, а правою держал небольшую трость, которой золотым набалдашником щелкал себя по зубам" (Нарежный В.Т. Избранные сочинения: В 2 т. М., 1956. Т. 1. С. 70; далее только том и стр.).
В это объективированное описание, тем не менее, проникает авторская оценочность, окрашивая его тонкой иронией. Дальше она еще более усилена за счет включения прямого авторского слова "говорю я", повторения фразы "нельзя было и подумать", а также сравнением героя с Аполлоном: "Нельзя было и подумать, чтоб князь Светлозаров, будучи в таких уже летах, когда мужчина невольным образом, без всякого намерения принимает вид важный; нельзя было подумать, говорю я, чтобы князь мог походить на молодого беспечного человека, упоенного лестною надеждою любви и счастия. Князя можно бы уподобить вечно юному Аполлону, если бы бог сей когда-либо делал прыжки на Олимпе" (1, 71).
В ином ключе описывается внешность и характер положительной героини Елизаветы: "В пасмурных взорах ее плавала кроткая чувствительность, нежность обнаруживалась в каждом ее движении, невинная простота души казалась иногда даже застенчивостью. Когда сестра ее рассказывала о феатре дедушки, о его торжествах и вздыхала, Елизавета уходила в сад, опиралась о вишневое дерево, смотрела на безоблачное небо, на игривые звезды и также вздыхала" (1, 46). Здесь употребляется характерный набор языковых средств "нового слога" ("простота души", "кроткая чувствительность"), но еще слишком абстрактно, без жизненной конкретности, психологической глубины.
В "Аристионе, или Перевоспитании" (1822) эпизоды посещения главным героем соседей-помещиков содержательно значимы и соответствуют общей идее произведения. Сочными мазками создает Нарежный запоминающиеся образы-портреты невежественных и праздных помещиков. Это пан Сильвестр, страстный охотник, пустивший свое хозяйство по ветру, скупец пан Тарах, игрок и кутила пан Парамон и другие. Автор дает четкие моральные оценки. Каждый персонаж имеет уже сложившийся характер, свое устойчивое "ядро".
В характеристике Парамона писатель подчеркивает его развращающее влияние на окружающих: "Тунеядец, развратник, губящий себя, свое семейство, всех окружающих и готовящий себе проклятие от всех, коих благосостояние вверено его власти" (Нарежный В.Т. Ари-
стион, или Перевоспитание: в 2 ч. СПб., 1822. Ч. II. С. 61; далее - только часть и стр.). Деревня его превратилась в развалины, "самый дом помещичий близок к разрушению, дубовый лес вырублен, дети его крестьян бегают полуголыми и нищенствуют". Парамон ежечасно предается веселью и осуждает соседей за скупость и праздность. Сильвестр показан человеком, который не умеет управлять крестьянами, также ведет праздный образ жизни, все время проводит на охоте. "Хозяйствовать" для него - бить крестьян плеткой. Подобен Сильвестру и его сын - "лентяй, грубиян, охотник таскаться по лесам и болотам и теперь двадцати двух лет не знает грамоты" (II, 13).
В галерее персонажей особое место занимает пан Тарах. Он характеризуется автором и несколькими персонажами, что придает образу многогранность и сложность. Желанием дать объективное изображение объясняется включение в описание Тараха противоречащих друг другу суждений: "примерный муж в скромности и хозяйстве", а также "скаред", "несчастный человек", "гнусный скряга" (II, 28-30). Аристи-он слышит злые реплики крестьян, недовольных своим хозяином, сам знакомится с героем, затем видит примеры "бережливости". Дополняет "портрет" героя описание его "челядинцев", которые "состоят из парней, у коих, кроме лохмотьев на теле и отваги в душе ничего не осталось, и девок такого же покроя". В характеристике героя Нареж-ный подчеркивает типичность созданного характера: "Если бы можно было из десяти скряг слепить одного, то вышел бы пан Тарах"; "Благодарю тебя, господи, что не все - паны Тарахи" (II, 30).
В соответствии с дидактической задачей, гротескно представленным невежественным помещикам противостоит положительный пан Герман, призванный убеждать в том, что счастье - в "трудолюбивой, умеренной жизни". Это закреплено "значащим" именем героя: в южнославянской мифологии так называли персонажа, воплощающего плодородие (Мифологический словарь. М., 1991. С. 151). Для Нареж-ного важно подчеркнуть, что Герман испытал нужду, а она "есть превосходный учитель правилам житейским" (II, 80).
Характерная черта прозы Нарежного - описание переживаний и эмоций героев в критических ситуациях. Например, состояние аффекта чаще всего описывается при помощи литературных штампов того времени: чувства гиперболизированы, в их передаче ощущается наиг-ранность и неестественность, автор многословен. Излишний пафос возникает от изобилия метафор со стертым значением. Нередко используется прием амплификации, то есть нагнетания чувств путем последовательного их описания во все возрастающей степени: "Кто опишет положение князя Гаврилы Симоновича по прочтении письма сего! Волосы его стали дыбом; крутящиеся глаза налились кровью, на щеках выступил гнев в синебагровых пятнах. Он обратил к небу взоры, хотел что-то сказать, но губы его дрожали. Он скрежетал зубами
и трепетал всем телом. Природа его не выдержала такого сильного борения, он застонал и пал на пол" (I, 254); «Кто опишет поражение Аристионово? Он едва не лишился чувств; дрожа во всем теле, опустился в кресла, уставя мутные глаза на прибежавшего Макара. Тяжелая гора легла на сердце его, кровь в жилах то кипела, то леденела, он едва дышал, и холодный пот струился по лицу отчаянного. Сколько Макар ни прилагал старания успокоить его, тщетно! Ни одно слово не вырвалось из уст его. Ни одна капля не прохладила его гортани; он едва в силах был указать пальцем на постель; рыдающий дядька уложил его и, видя, что господина бьет лихорадка, спросил со стоном: "Не позвать ли доктора? - Не надобно", - отвечал тот со скрежетом зубов и дал знак - удалиться» (I, 44-45).
Часто встречаются однотипные языковые средства: "дрожа во всем теле", "глаза налились кровью", "с воплем пал", "с воплем терзал", "произнес дикий вопль", "поднял вопль". Эмоциональность и экспрессивность усиливается за счет употребления слов со сниженной стилистической окраской: "Все оторопели" (I, 68); "Простаков пялил глаза и сам себе не верил" (I, 247). В "Аристионе" подобных словоупотреблений значительно меньше.
Нарежному удается уйти от литературных шаблонов, описывая чувства героев просто и естественно: "Так провел всю ночь Иван Ефремович; то садился, то вставал, то опять садился, но все не мог ни на минуту успокоиться" (I, 244). Используется простая синтаксическая конструкция с однородными сказуемыми, последовательно передающими состояние взволнованности героя.
Авторское "я" обнаруживает себя в комментариях, которые включаются в текст: "Иван Ефремович поражен был письмом сим. Всякий отец, разумеется добрый и нежный, поставь себя на его место, и легко увидит, как побледнел старец, и сердце его окаменело. Закрыв глаза и опустя голову на стол, он был несколько времени в страдальческом положении" (I, 221); "Ход учения Аристионова был обыкновенный. Довольно сказать, что по десятилетнем пребывании в сем хране мудрости, на двух употребительнейших иностранных языках говорил он, как на природном; из географии знал, что Вена стоит на реке Дунае, а Париж на Сене... может быть, таковые познания иным, пасмурного нрава людям, покажутся недостаточными для богатого светского человека, так мы к чести его скажем, что он не худо рисовал, хорошо играл на скрипке." (I, 4-5).
Интересно используется Нарежным портретное описание. Рассмотрим это на примере создания образа Людмилы, который занимает особое место в нравственном воспитании героя. Первое знакомство происходит при рассматривании ее портрета, то есть через восприятие героя: «Аристион смотрел долго на сие изображение. Грудь его высоко поднималась, глаза пламенели. "Небесное создание! - сказал
он вполголоса. - Сколько видно ума из сего возвышенного чела, сколько чувства в больших, черных, огненных глазах, которые куда ни обратятся, все побеждают, но, стыдясь своей победы, склоняются долу. На полных румяных щеках покоятся довольство, здоровье и невинность"» (I, 121).
Автору важно выдвинуть на первый план те черты, которые помогают, в соответствии с его дидактической установкой, характеризовать нравственно совершенную личность. Подспудно звучит мотив богатства-бедности, с этой целью в описание внешности вводится противопоставление: ".. .иначе в этих пламенных глазах вместо небесной кротости и невинности блистали бы тусклым огнем гордость и бесстыдство! На сих щеках, вместо расцветающих роз, роскошь и нега рассыпали бы бледножелтую тень, призрак усталос
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.