Творческий путь ученого
© 2015 г.
В.В. СОГРИН
ОСМЫСЛИВАЯ ПУТЬ В ПРОФЕССИИ
Повод для этой статьи - 70-летие автора. Есть потребность артикулировать путеводную нить исследовательской работы, которой отданы многие и многие годы. Порассуждать о смысле профессии. Кратко определяю его как максимальное приближение к исторической истине. С этим согласятся многие историки, и оригинального в такой формуле нет. Многие историки также добавят, что основанием достижения этой цели является максимальное привлечение и всесторонняя проработка источников. И вот тут-то возникает почва для серьезного размышления. Историков, добросовестно привлекающих источники, много, но выводы, к которым они приходят, различаются, часто радикально.
При этом противоборствующие стороны убеждены, что именно они проработали источники "по-научному" и именно им принадлежит историческая истина. Для автора статьи это обстоятельство является основанием поразмышлять о разнообразных факторах постижения исторической истины.
В начале несколько мыслей о добросовестном привлечении источников. К месту будет напомнить известное суждение о книгах: некоторые среди них нужно прочесть, другие следует читать и перечитывать, третьи вообще не заслуживают чтения. Соглашаясь с этим суждением, замечу, что для подобного, на мой взгляд, обоснованного отбора требуется высокая квалификация читателя. Но даже высококвалифицированные читатели разделят книги на три категории по-разному в зависимости от своих мировоззренческих предпочтений. Сделаю, пусть и во многом условное, сравнение с источниками. Историк на протяжении жизни может не один раз обращаться к одним и тем же источникам, меняя при этом взгляд на то, какие источники наиболее важны, какие менее значимы, а какие вообще могут быть опущены в выстраивании научной концепции. С повышением квалификации он неизменно извлекает из источников новые, прежде потаенные смыслы. Меняется и часто повышается качество его научной концепции. Но неизменно дифференциация и постижение смысла источника зависит от авторского мировоззрения, хотя многие историки в этом не готовы признаться, а то и искренне убеждены, что свободны от всяких идеологических воздействий. На мой же взгляд, мировоззренческий (он шире идеологического) фактор имеет первостепенное значение в "максимальном приближении к исторической истине".
Для меня в мировоззренческом становлении и эволюции особое значение имели два эпохальных события отечественной истории. Первое, во второй половине 1950-х годов, - хрущёвская "оттепель". Второе, в конце 80-х - начале 90-х годов ХХ в., - горбачёвская перестройка. Первое событие связано с Н.С. Хрущёвым, фигурой противоречивой, вызывавшей разнообразные оценки в отечественной политической и исторической литературе. При этом даже те авторы, которые склонялись к позитивной оценке его деятельности, часто критически отзывались о нем как о личности. Он-де был человеком малообразованным, малокультурным, чрезмерно импульсивным. Для меня же эти
Согрин Владимир Викторович - доктор исторических наук, руководитель Центра североамериканских исследований, председатель Российской ассоциации историков-американистов.
качества Хрущёва отступают на второй план в сравнении с тем огромным позитивным вкладом, который он внес в самые разные, в том числе духовные сферы нашего бытия. Замечу, что после перехода Хрущёва на авторитарно волюнтаристские рельсы правления я стал относиться к нему критически и испытал удовлетворение и даже радость, когда его отстранили от должности в октябре 1964 г. Но я сохраняю искреннюю благодарность ему за то влияние, которая оказала на меня "оттепель" 50-х.
Я был поражен его антисталинскими откровениями, звучавшими все более радикально во второй половине 50-х. Сегодня его выступления могут показаться малограмотными и популистскими, но мне, челябинскому школьнику, росшему в простой рабочей и не вполне благополучной семье, они казались воплощением политической мудрости, смелости и человечности. Еще более важно в плане моего идейного становления то, что хрущёвская демократизация, по нынешним меркам скромная, приобрела стремительно силу мощной общественно-политической и культурной волны. Появились фильмы - "Баллада о солдате", "Летят журавли", "Чистое небо", которые я по десятку раз смотрел в соседнем кинотеатре "Родина" и которые в буквальном смысле формировали мое мировидение. Такое же значение имела поэзия Е.А. Евтушенко и проза В.В. Аксёнова, а журналы "Юность" и "Новый мир" стали моими постоянными, читаемыми и перечитываемыми спутниками.
Поступив в 1962 г. на исторический факультет Московского государственного университета, я выбрал специализацию по кафедре новой и новейшей истории, что только упрочило мои мировоззренческие привязанности. На кафедре, безусловно, под влиянием хрущёвской оттепели и благодаря мудрости ее заведующего И.С. Галкина (в идейном отношении традиционалиста, но в кадровой политике ставившего на первое место профессионализм и талант ученого), формировалась блестящая плеяда историков -интеллектуалов, которых я позднее стал называть "советскими либералами". Это созвездие - А.В. Адо, В.С. Бондарчук, И.В. Григорьева, И.П. Дементьев, Н.Е. Застенкер, Н.В. Сивачёв, В.П. Смирнов, А.И. Строганов, Е.Ф. Язьков - потеснили консерваторов-сталинистов, а в профессиональном отношении подняли изучение новой и новейшей истории стран Европы и Америки на такую высоту, которая и сегодня представляется историографическим Монбланом.
Все эти "советские либералы" были убежденными марксистами, они верили в исто-рико-материалистический монизм, но в духе времени искали в качестве опоры "настоящий", "истинный", творческий марксизм, который по меркам той эпохи выглядел как противоположность сталинско-советскому подходу. Их влияние органично легло на уже имевшуюся во мне мировоззренческую основу, и ощутимо повлияло на выбор мною исследовательских тем американской истории, как и ракурса ее видения в целом.
Вслед за историками-американистами И.П. Дементьевым, Н.В. Сивачёвым и Е.Ф. Язьковым я отказался от взгляда на американскую цивилизацию как катящуюся в пропасть, не способную преодолевать или сглаживать противоречия, фатально присущие, капиталистической формации (но, как и они, я верил в то, что в конечном итоге социализм является более высокой ступенью). Мною двигало желание понять, как американскому капитализму удалось выживать и развиваться при наличии фатального противоречия между "общественным характером производства и частным способом присвоения". Среди моих учителей наиболее целеустремленно ответ на этот вопрос искал Н.В. Сивачёв. Свидетельство тому - его фундаментальные труды о рузвельтов-ском Новом курсе и либеральном рабочем законодательстве США новейшего времени. Я же избрал объектом дипломной работы и кандидатской диссертации обновление на рубеже XIX-XX вв. главной американской идеологии - либерализма. Источников для изучения этой темы в московских библиотеках было предостаточно, и в 1970 г. я защитил кандидатскую диссертацию о формировании либерально-реформистской мысли в США 1880-1910-х годов1. Позднее я стал именовать ее социальным либерализмом,
1 Опубликована в качестве монографии: Согрин В.В. Истоки современной буржуазной идеологии в США. М., 1975.
который вытеснил с господствующей позиции классический либерализм, выступавший (окончательно с 1950-х годов) уже в качестве американского варианта консерватизма. Бесспорным для меня был тот вывод, что социальный либерализм, включивший в себя прагматические требования социализма, смягчил "фатальное" противоречие капитализма в интересах нижних социальных слоев, как и общества в целом.
Следующим моим исследовательским проектом стала идеология американского Просвещения. Не скрою, что двигал мною вопрос о "корнях", способствовавших развитию позитивных сторон американской цивилизации. В 1970-е годы в наличии были в высшей степени благоприятные условия для изучения этой темы. Американцы в связи с празднованием в 1976 г. 200-летия своего государства активно издавали первоисточники по истории его возникновения, среди них превосходные многотомные собрания письменного наследия "отцов-основателей". Все эти издания в большом количестве поступали в московские библиотеки, что, следует признать, было неотъемлемой частью пропагандистской кампании госдепа США. Для меня же, советского историка-американиста, такое пропагандистское усердие обернулось научным "даром", которым я наслаждался в течение многих лет. Объективному научному изучению идеологии Американской революции, как окончательно была сформулирована мною тема исследования, благоприятствовало то, что основоположники марксизма чрезвычайно высоко оценивали как буржуазное Просвещение (не забывая, конечно, называть его "идеализированным царством буржуазии"), так и Американскую революцию, которую они, с точки зрения ее воздействия на сокрушение феодализма в Европе, на мой взгляд, даже несколько переоценивали.
Источников для изучения идеологии Американской революции в московских библиотеках оказалось так много, что я, ознакомившись с исследованиями американских авторов, счел возможным вступить с ними в научную конкуренцию. Сделанные мною выводы о содержании, эволюции и дифференциации предреволюционной и революционной идеологии представлялись мне более полнокровными, нежели те, которые содержались в трудах американских историков. Также, в отличие от них, я доказывал, что главным европейским источником предреволюционной и революционной американской идеологии было европейское, в том числе английское и французское Просвещение, а не ренессансный республиканизм и английский вигизм (хотя, следует признать, что, как результат научной полемики, значение последних я недооценил). В идеологии уже непосредственно Американской революции мною были выделены элитарное и демократическое течения национального Просвещения. При этом в отношении не только демократического, но и элитарного течения я отказался использовать определение "консервативное" (что, на мой взгляд, более, чем на год задержало прохождение моей докторской диссертации2 в Высшей аттес
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.