Преподавателю социально-гуманитарных дисциплин ==
От средневековой схоластики к «естественной философии» Нового времени
Г.Д. ЧЕСНОКОВ доктор философских наук, профессор
Деление философов на рационалистов и сенсуалистов свершилось уже после того, как гносеология (теория познания) окончательно обрела статус самостоятельной области внутри философского знания. Это происходит в эпоху Нового времени, когда под влиянием бурного прогресса наук философия не смогла далее мириться с тем унизительным положением, в котором она оставалась до того на протяжении едва ли не тысячелетнего периода господства схоластики в европейской философии.
Дело в том, что на протяжении всего периода средневековой истории человечества католическая церковь, занимавшая в то время монопольное положение в обществе, в качестве единственного бесспорно достоверного вида знания признавала одну теологию. В подтверждение истинности последней обычно выдвигался тот аргумент, что теологическое знание, полученное будто бы непосредственно от Творца, в дополнительном подтверждении не нуждается. Философы же, по логике теологов, не должны претендовать на то, что в познании истины они могут сравниться с самим Богом. Но если это так, то вполне понятно, что философское знание должно было быть признано господствующей Церковью недостаточно совершенным. Стать иным, по логике теологов, оно просто не могло, а раз так, то и знание, получаемое в ходе опыта, не могло претендовать на высшую достоверность.
Итак, «несовершенство» опытного знания, сточки зрения теологов, напрямую происходит от несовершенства природы познающих окружающий мир субъектов, или, говоря другими словами, от «несовершенства» познавательных способностей человека.
Успехи наук должны были рано или поздно побудить философов подвергнуть сомнению названный тезис средневековой схоластики, согласно которому философии отводилась роль служанки богословия. Так оно и случилось. Уже в самом начале XVII в. в европейской философии намечается новая тенденция: знания людей, накопленные ими в процессе их повседневной практической жизни, не должны далее расцениваться как
знания низшего сорта, поскольку опытные знания, как свидетельствуют факты, увеличивают власть людей над окружающей их Природой. А раз так, то опытное человеческое знание следует признать вполне истинным и такое знание требуется непрерывно преумножать.
Ф. Бэкон и становление естественной философии
Основоположник философии Нового времени англичанин Френсис Бэкон (1561-1626) главный свой философский труд - «Новый Органон» начинает серией афоризмов относительно верного истолкования природы такими словами: «Человек, слуга и истолкователь Природы, столько
совершает и понимает, сколько постиг в порядке Природы делом или
1
размышлением, и свыше этого он не знает и не может» .
В то время как теологи требовали от человека искать и находить истину в Боге, первый философ Нового времени Ф. Бэкон требует искать ее не где-то за пределами Природы, а в ней самой. Из сказанного ясно, что продолжать по-прежнему послушно следовать в вопросах познания за теологами философы Нового времени отныне не собирались, понимая, что это путь в никуда. Другая же перспектива, которая открывалась перед философией и за которую, в частности, так настойчиво ратовал автор «Нового Органона», - ориентация на все новые открытия в сфере наук о природе. «Тонкость природы, - подчеркивал Ф. Бэкон, - во много раз превосходит тонкость чувств и разума, так что все эти прекрасные созерцания, размышления, толкования - бессмысленная вещь, только нет того, кто бы это видел»2.
Итак, истинное знание, по Бэкону, является не чем иным, как изучением законов природы. Постигая последние, человек обретает тем самым власть над окружающей его Природой, в то время как, напротив, незнание или даже простое игнорирование существования природных законов неизбежно, по его мнению, обрекает человеческий род на безусловную зависимость от всевозможных капризов Природы.
Стоит заметить, что специально проблемами гносеологии Ф. Бэкон не занимался. Им, в первую очередь, руководил практический интерес, а именно: способно ли философское знание приносить реальную пользу людям, коль скоро само по себе философское знание есть все-таки знание теоретическое? Вопрос этот, стоит отметить, был не беспочвенен, ибо те знания, которые человечество накопило за время, пока оно существовало на этой планете, до XVII в. включительно, по мнению вышеназванного философа, особой полезностью для человеческого рода не отличались. «Если кто внимательно рассмотрит все то разнообразие книг, в которых превозносятся науки и искусство, - писал Ф. Бэкон, - то повсюду он найдет бесконечные повторения одного и того же, по способу изложения различные, по содержанию заранее известные, так что все это, с первого
1 Бэкон Ф. Новый Органон. Л., 1935, с. 108.
2 Бэкон Ф. Новый Органон, с. 76.
взгляда представлявшееся многочисленным/после проверки окажется скудным. Что же касается полезности этого, то тут надо сказать открыто, что та мудрость, которую мы почерпнули преимущественно у греков, представляется каким-то детством науки, обладая той отличительной чертой детей, что она склонна к болтовне, но бессильна и не созрела для того, чтобы рождать»1.
Как ни резок Ф. Бэкон в этой приведенной нами выше оценке древнегреческой мудрости, невозможно не признать, что данная оценка является во многом справедливой. Действительно, о каком многообразии наук можно вести речь применительно к эпохе Античности? Пожалуй, только о двух науках: математике и логике. Других, сложившихся на тот период наук Античность, а тем паче сменившее Античность Средневековье не знали. О Науке, в полном смысле данного слова, т.е. как о знании, опирающемся всякий раз на проведенный до этого эксперимент, речь можно вести только с XVII в. Все же, что не находит подтверждения в ходе проводимых для этого опытов (речь в данном случае идет, в первую очередь, об учении схоластов), не заслуживает, по убеждению Ф. Бэкона, права именоваться термином «научное знание».
Итак, научное знание есть не что иное, как знание об объективной Природе, а такое знание должно, по Бэкону, приобретаться не иначе как в результате проводимых исследователями опытов. Между тем, как с огорчением отметил Ф. Бэкон, «никого мы не находим, кто должным образом остановился бы на самих Вещах и на опыте (выделено мной. - Г.Ч.). С другой стороны, многие пустившиеся в плавание по волнам опыта и почти сделавшиеся механиками все же в самом опыте прибегают к какому-то ложному пути исследования и не подвизаются в нем по определенному закону» .
В отличие от своих будущих философских последователей, Ф. Бэкон не считает нужным противопоставлять разум и чувства как не тождественные одно другому средства научного познания, поскольку оба они одинаково необходимы человеку. Познание, согласно названному философу, в одинаковой степени нуждается в помощи как чувств, так и разума. Единственная же цель опыта - выявить новые, пока еще не установленные наукой объективные закономерности Природы. Для определения закона Бэкон в соответствии с утвердившейся еще со времен Античности традицией использует заимствованное им из геометрии Эвклида понятие «аксиома». Аксиомы, по Бэкону, не могут быть опровергнуты как раз в силу того, что через них люди получают представление об объективных закономерностях Природы. Аксиомы не создаются исследователями. Они всего только выявляются ими с тем, чтобы в дальнейшем их можно было
1 Бекон Ф. Новый Органон, с. 109. Бэкон Ф. Новый Органон, с. 80.
использовать для успешного проведения последующих серий опытов. В результате разум, получая очередное подтверждение существования объективных закономерностей Природы, будет сознательно стремиться к дальнейшему продолжению опытов.
Ф. Бэкон решительно отвергает идею выведения новых знаний в результате только лишь накопления данных чувственного опыта, как, впрочем, и результативность сугубо абстрактных рассуждений философов, игнорирующих необходимость обращения к накоплению исследователями новых эмпирических фактов. Людей? пренебрегающих показаниями чувственного опыта, Бэкон называл догматиками. В то же самое время он утверждал, что односторонне эмпирический подход к исследованию также не приносит пользы делу прогресса научного незнания. «Те, кто занимались науками, - читаем мы в «Новом Органоне», - были или Эмпириками или Догматиками. Эмпирики, подобно муравью, только собирают и пользуются собранным. Рационалисты, подобно пауку, из самих себя создают ткань. Пчела же избирает средний способ, она извлекает материал из цветов сада и поля, но располагает и изменяет его собственным умением. Не отличается от этого, - подытоживает свои размышления о пользе научного познания Бэкон, - и подлинное дело философии. Ибо она не основывается только или преимущественно на силах ума и не откладывает в сознании нетронутым материал, извлекаемый из естественной истории и из механических опытов, но изменяет его и перерабатывает в разуме. Итак, следует возложить добрую надежду на более тесный и нерушимый (чего до сих пор не было) союз этих способностей (т. е. опыта и рассудка)»1.
Впрочем, достичь столь желаемого Ф. Бэконом союза между рационалистами и эмпириками, по крайней мере, на протяжении XVII—XVIII вв. философам не удавалось. Напротив, оба вышеозначенных столетия, а плюс к тому еще и вся первая половина XIX в. прошли под флагом непрекращающейся борьбы эмпириков и рационалистов. Почему такое случилось? Разве Ф. Бэкон не был прав, когда обращал внимание читателей своего «Органона» на односторонность в ходе познания Природы позиций эмпириков и рационалистов, на специфические особенности человеческого познания, в которых, безусловно, должны участвовать как чувства, так и разум? Разумеется, обращал и в этом философ был абсолютно прав. Между тем сам Ф. Бэкон еще не осознал того, что между чувственным и рациональным познанием существует отнюдь не чисто механистическая, а достаточно сложная диалектическая связь. Разум углубляет знания, полученные до того с помощью человеческих ощущений. Иначе
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.