Однако этот шаг окончательно лишал бывшего иноземца возможности вернуться на родину; прекращалась также поддержка неофита православия со стороны бывших братьев по вере. Потомство такого натурализовавшегося в России иноземца рассматривалось уже как вполне русское. Не имея возможности приобрести современный опыт в военном деле, получить университетское образование, потомки таких иноземцев с легкостью бывали теснимы иноземцами «нового выезда» (в каковых, за исключением короткого периода хождения в России медной монеты, непопулярной среди наемников, в XVII в. нехватки не наблюдалось)3. В течение нескольких поколений иноземный род вполне вливался в состав российского общества, ассимилировался и, как правило, утрачивал свои изначально высокие стартовые позиции.
Наблюдения Опариной позволяют сделать, на мой взгляд, важный вывод. Русское общество XVI-XVII вв., соприкасаясь с носителями европейской культуры, заимствовало необходимые ему элементы этой культуры, одновременно растворяя в себе ее носителей. Чем можно объяснить столь быстрый процесс ассимиляции иноземцев в России? Безусловно, можно согласиться с мнением Опариной, отметившей, что вживание иноземца в российское общество облегчалось принадлежностью разных ветвей европейского христианства одному корню, что облегчало переход из одной конфессии в другую. Думается также, что данный процесс облегчался цивилизационными особенностями допетровской Руси, открытой для восприятия иноземного опыта (в необходимых для страны объемах), но при этом довольно замкнутой, крайне неохотно отпускавшей людей, втяну-
тых на ее орбиту (что было отмечено одним из самых известных иноземцев начала XVII в. на российской службе - капитаном Жаком Мар-жеретом4).
Безусловно, монография Опариной, написанная на широком круге исторических источников, преимущественно на архивных материалах, является заметным вкладом в изучение российской истории XVI и, особенно, XVII в. Данное исследование наглядно демонстрирует перспективность обращения к жанрам исторической биографии и генеалогии для решения общеисторических проблем.
Д.В. Лисейцев, кандидат исторических наук (Институт российской истории РАН)
Примечания
1 Платонов С.Ф. Москва и Запад в XVI-XVII веках. М., 1999; Орленко СП. Выходцы из Западной Европы в России XVII века (правовой статус и реальное положение). М., 2004; Иноземцы в России в XV-XVII веках. Сборник материалов конференций 20022004 гг. М., 2006; Третья международная конференция цикла «Иноземцы в Московском государстве», посвященная 200-летию Музеев Московского Кремля. Тезисы докладов. М., 2006.
2Гальперин Ч. Идеология молчания: предвзятость и прагматизм на средневековой религиозной границе // Американская русистика: вехи историографии последних лет. Период Киевской и Московской Руси. Антология. Самара, 2001. С. 65-97.
3Малое A.B. Московские выборные полки солдатского строя в начальный период своей истории. 1656-1671 гг. М., 2006. С. 95-96.
4Маржерет Ж. Состояние Российской империи. Ж. Маржерет в документах и исследованиях: Тексты, комментарии, статьи. М., 2007. С. 132.
П.А. Кротов. Основание Санкт-Петербурга: Загадки старинной рукописи. СПб.: Историческая иллюстрация, 2006. 160 с.
В потоке публикаций, посвященных ранней истории Санкт-Петербурга, небольшая, но живо написанная и хорошо изданная книга П.А. Кротова наверняка привлечет внимание заинтересованного читателя. «Героем» книги является старинный манускрипт, хранящийся в Эрмитажном собрании Отдела рукописей Российской Национальной библиотеки и содержащий сочинение «О зачатии и здании царствующего града Санктпетербурга»1. Оно примечательно тем, что является единственным источником, в котором основание Петербурга описывается по дням, с мельчайшими подробностями, а глав-
ным героем исторического действа основания столицы выступает сам царь Петр I. Сочинение уже не раз публиковалось (в 1863 г. - Г.В. Еси-повым, в 1991 г. - Ю.Н. Беспятых). Следует подчеркнуть, что почти никто из профессиональных историков Петербурга от П.Н. Петрова и П.Н. Столпянского до А.В. Предтеченского и Е.В. Анисимова не считал повествование неизвестного автора достоверным. Причем для некоторых историков, в частности, для М.И. и В.И. Семевских, еще сто лет назад и имя автора не было загадкой2.
Вывод нового публикатора и исследователя Кротова, что «к началу XXI в. загадочная рукопись... по-прежнему строго хранит свои тайны» (с. 13), я разделить не могу. Прежде всего потому, что у меня есть собственная «история» изучения этой «загадочной рукописи». С начала 1980-х гг. мне приходилось работать с литературой XVIII в., посвященной Петру I, в том числе с опубликованными и архивными текстами первого биографа царя Петра Никифоровича Крекшина (1684-1763), известного своими попытками описать каждый день из жизни знаменитого императора. Внимательно познакомившись с вышеупомянутой публикацией Ю.Н. Беспятых 1991 г., я предположил, что автором рукописи является не кто иной, как Крекшин. Тем более, что в тексте автор ссылается на собственную «книгу о рождении сего великого императора». А популярное в XVIII в. сочинение «О зачатии и рождении... Петра Первого» принадлежало перу Крекшина. Посмотрев в РГАДА еще раз главный труд Крекшина «Краткое описание блаженных дел великого государя императора Петра Великого..., собранное чрез недостойный труд последнего раба Петра Крекшина, дворянина Великого Новгорода», я убедился в верности своего предположения. В самом объемном сочинении Крекшина повествование о жизни царя 1703 г. прерывается заголовком «О зачатии царствующего града Санкт-Петербурга», а далее следует знакомый текст3, имеющий, правда, ряд особенностей, свидетельствующих о разных стадиях авторской работы. Авторство Крекшина в отношении сочинения «О зачатии и здании царствующего града Санктпетербурга» было обосновано мною в диссертации 1999 г.4, посвященной русской и французской литературе XVIII в. о Петре I. Но только в 2002 г. я получил возможность познакомиться с подлинной рукописью в ОР РНБ, изучить почерк и водяные знаки, увидеть другие списки этого сочинения, что окончательно убедило меня в авторстве Крекшина. Тогда же я поделился своими наблюдениями с хранителем рукописи П.А. Медведевым и посоветовал ему указать имя автора в ее описании. Вполне возможно, что он оставил предложения провинциального историка без внимания. Зато Беспятых, познакомившись с моей «находкой», предложил подготовить статью об авторстве сочинения для сборника «Феномен Петербурга», что я и сделал. Тогда же, в 2002 г., рукопись «О зачатии и здании...» была упомянута мною как сочинение П.Н. Крекшина в статье об «Анекдотах» Я. Штелина5. В 2003 г. я выступил с докладом «Легенды об основании столицы Российской империи» в Школе высших социальных исследований в Париже (русская секция).
Пока я дожидался выхода сборника «Феномен Петербурга» (он вышел только в 2006 г.6), в печати появились публикации Кротова на ту же тему7. Желая заинтриговать читателя и подчеркнуть трудность решаемой задачи, Кротов постепенно подходит к разгадке времени создания и авторства сочинения о начале Санкт-Петербурга. Он приводит разные мнения, высказанные ранее исследователями по этому поводу. Например, отмечается (с. 14), что О.Г. Агеева рассматривает сочинение «О зачатии и здании...» как «произведение неизвестного автора середины 1720-х гг.»8. Но автор книги не договаривает одну важную деталь: Агеева приводит эту датировку со ссылкой на статью Кротова 1991 г.9. Эта же статья ввела в заблуждение и Е.А. Погосян10. Тогда, в начале 1990-х гг., «глубокое источниковедческое изучение» привело Кротова к выводу, что в тексте рукописи «имеются следы редактирования Петром I». Правда, историку пришлось проявить немалую находчивость, чтобы объяснить, как рукопись с собственноручной правкой царя может содержать известие о его погребении. Чтобы придать своей версии большую убедительность, Кротов не полностью привел рукописную помету XVIII в., имеющуюся на конволюте, в состав которого входит рукопись: «Сия книга из кабинета Его императорского величества черныш бумаги относятся до основания Санкт-Петербурга (курсив мой. - С.М.) и есть черные бумаги, которые поправляемы были самим Государем Императором Петром Великим». Пропустив в статье 1991 г. выделенные курсивом слова, Кротов настаивал на причастности царя к созданию рукописи. Между тем союз «и» в данном случае ясно указывает на то, что черновые бумаги, относящиеся к истории Петербурга, и черновики, правленые Петром I, - это разные части конволюта. В своей новой работе автор полностью отрицает наличие автографов Петра I в сборнике. На этот раз он пишет: «На самом деле в сборнике нет ни одной пометы руки Петра Великого, да и быть не могло: бумага всех его рукописей относится ко второй половине XVIII века» (с. 27). Но царские пометы там все-таки есть - на финансовых бумагах с фили-гранями Дудергофской фабрики 1721-1727 гг., составляющих четвертую часть конволюта.
Анализ водяных знаков приводит Кротова к заключению, что рукопись была создана в период с 1754 г. до начала 1760-х гг. Не оспаривая датировку данной рукописи, не могу согласиться с тем, что сочинение «О зачатии и здании царствующего града Санктпетербурга» было создано «в последние годы жизни» Крекшина (с. 49). Это мнение не учитывает тот факт, что ранняя версия сочинения, как было отмечено выше, содержится в составе «Краткого описа-
ния блаженных дел... Петра Великого», преподнесенного императрице Елизавете Петровне в 1742 г.
Несомненной заслугой Кротова является дополнение и уточнение биографии Крекшина с помощью документов Российского государственного архива Военно-морского флота. Собранные автором книги сведения характеризуют Крекшина-человека не лучшим образом. Скандалист, стяжатель и политический доносчик, склонный к ксенофобии, астролог-самоучка и усердный собиратель исторических документов - таким был в жизни первый биограф Петра Великого. Кротов называет его еще и «алхимиком» в связи с участием в экспериментах по созданию нового денежного сплава (с. 43). Но, скорее всего, Крекшин был в данном случае лишь невежеств
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.