шпмш шшпшы ш тшж &
%
К 100-летию со дня рождения В.П.Эфроимсона ?>
Владимир Павлович Эфроимсон. 21.XI.1908 — 21.VII.1989.
21 ноября 2008 г. исполняется 100 лет со дня рождения Владимира Павловича Эфроимсона — выдающегося отечественного генетика, внесшего огромный вклад в развитие разных областей генетической науки в нашей стране. Ученик Н.К.Кольцова, бесконечно влюбленный в науку, одаренный феноменальной памятью, блестящим знанием иностранных языков, широким кругозором, генератор смелых идей, поразительно трудоспособный, наделенный глубоким чувством справедливости и высочайшими нравственными идеалами, бескорыстный и поразительно отзывчивый — он вошел в историю отечественной науки как эталон порядочности и образец беззаветного служения делу. Биографические очерки об Эфроимсоне печатаются в этом году в нескольких генетических и биологических журналах, в Биологическом музее им. К.А.Тимирязева с сентября развернута выставка, посвященная 100-летию Эфроимсона, юбилей будут отмечать в Московском обществе испытателей природы, почетным членом которого его избрали в 1985 г. Мы бы хотели предоставить слово самому Эфроимсону...
В архиве Владимира Павловича сохранились сотни писем — несколько десятков с фронта, сотня писем — из Джезказганского лагеря, в котором он провел почти пять лет (1949—1955). Есть записочки, которые он оставлял, забегая домой по дороге из Библиотеки иностранной литературы или Института научно-технической информации, когда приезжал «за заработком» в Москву из Клина, где вынужден был поселиться после освобождения из лагеря в марте 1955 г. Жить или даже оставаться на одну ночь в Москве до реабилитации он не имел права, а реабилитация пришла лишь 31 августа 1956 г.
Сохранилась переписка Эфроимсона с замечательными людьми — Раисой Львовной Берг, Сергеем Сергеевичем Четвериковым, Валентином Сергеевичем Кирпичниковым, Ефимом Иудовичем Лукиным, Александром Александровичем Любищевым, Борисом Львовичем Астауровым, Михаилом Давыдовичем Голубовским, с семьей погибшего однокашника, выдающегося генетика Льва
Вячеславовича Ферри (рассказ Эфроимсона о нем печатается в этом году в двух номерах журнала «Человек»). Но большую часть архива составляют письма Владимира Павловича его жене — Марии Григорьевне Цубиной (1906—1979), тоже генетику кольцовской школы. В них — перечисление еже-^ дневных дел, описание встреч и бесед, рассказы о досуге и о событиях в институтах, редакциях, ^ на ученых советах и в кулуарах конференций, на «симпозиях» и докладах...
Мы выбрали 17 из 60 сохранившихся писем, датированных 1957—1966 гг., что определилось двумя причинами. Во-первых, этот этап стал после многолетнего перерыва годами предельно интенсивной и плодотворной работы для Владимира Павловича. Именно тогда он возвратился к научной работе, написал десятки статей и десятки рецензий на генетические труды, выходившие на английском, немецком, французском языках. В серии статей, увидевших свет в журнале «Проблемы кибернетики», он изложил генетические механизмы и основные положения иммуногенетики, разработал концепцию канцерогенеза, генетическую концепцию лучевой болезни, написал две книги — по медицинской генетике и по иммуногенетике — сотни страниц. В 1964 г. после четырех лет проволочек и «отфутболиваний» вышло «Введение в медицинскую генетику», по сути первое современное пособие по генетике для тысяч отечественных врачей. Он писал капитальные энциклопедические статьи по общей генетике и генетике человека в Большую медицинскую энциклопедию.
Но есть и вторая причина. Для отечественной генетики время с середины 50-х до середины 60-х годов оказалось чрезвычайно напряженным и во многом определяющим. Смерть Сталина, ХХ съезд КПСС, открытие Уотсона и Крика, доказавших своей двойной спиралью факт передачи наследственной информации. Наступило время, когда большая когорта советских генетиков, учеников московской школы Кольцова и ленинградской школы Филипченко, постепенно возвращались к своей любимой науке — генетике, которая с 30-х годов попала в разряд «буржуазных лженаук» и оказалась под полным запретом после августовской сессии ВАСХНиЛ 1948 г.
1956—1966 гг. — годы непрекращающейся борьбы за право генетики на существование, в которой Эфроимсон был на передовой. До октябрьского пленума ЦК 1964 г., т.е. до снятия Хрущева, позиции Лысенко оставались очень и очень сильны. Требовались огромные усилия биологов, и не только их, а всех здоровых сил, уцелевших в отечественной науке, чтобы запрещенная и заплеванная генетика вернула себе место под солнцем.
В письмах жене драматические повороты этой борьбы находят своего летописца. Из них отчетливее проявляется и личность самого Эфроимсона — неутомимого, беззаветного и непреклонного борца за правду.
До 1961 г. Владимир Павлович работает старшим библиографом в Библиотеке иностранной литературы, которой тогда заведовала Маргарита Ивановна Рудомино (теперь библиотека носит ее имя). Он вместе с М.Г.Цубиной подрабатывает реферированием в «Реферативном журнале», в отделе, руководимом В.В.Алпатовым. А затем — во Всесоюзном институте вакцин и сывороток им. И.Мечникова, сначала в Бюро информации и переводов, а с 1962 г., когда ему вернули докторскую степень, в лаборатории генетики иммунитета, где появился его первый «официальный» ученик, Оскар Вульфович Рохлин.
Читая письма того времени, можно ощутить неимоверный накал творчества, типичный для Эфроимсона. Поразительная самоотдача, неуклонное следование словам своего учителя, Н.К.Кольцова, — «в жизни нет ничего важнее науки», привели к созданию первопроходческих работ в нескольких разделах генетики. По 14—16 ч в день напряженного труда — Ленинка, Иностранка, АМН, издательство «Медицина», Московское общество испытателей природы, Московский университет, Курчатовский институт, Большая медицинская энциклопедия, почти ежедневно визиты к машинисткам с очередной «порцией» написанного текста. А еще поездки в Ленинград и Новосибирск, Тулу и Миассово, где прочитаны десятки лекций по генетике в университетах, медицинских институтах, на конференциях, ученых советах. И за все это время — один-единственный отпуск. Последние письма из этой подборки — из больницы. «Неистовый Эфроимсон», как его называли друзья-генетики, получил первый инфаркт.
Конечно, многое, что происходило в эти годы, не нашло отражения в письмах. Но они воссоздают дух, ритм и накал того периода — времени борьбы и утрат. Следующий этап жизни Эфроимсона будет накрепко связан с Институтом психиатрии МЗ РСФСР и с работами по генетике психических болезней, генетике интеллекта, генетике этики.
Текст писем публикуется с сокращениями, отмеченными треугольными скобками. Письма, как правило, Владимир Павлович подписывал двояко — или «Д.В.», или «Д.Волк». «Волк», «Волкушеч-ка» — домашние прозвища Эфроимсона, а «Д» — первая буква немецкого слова «dein», т.е. твой. Марию Григорьевну В.П. называл или «Мика», или «Мишка», или «Мыш-мыш»... Мы оставили эти обращения лишь в нескольких письмах.
© Вступление и публикация Е.А.Кешман
Письма Жене 1957—1966 гг.
к
24 августа 1957 г.
Москва
<...> Я не писал тебе дней пять, а м.б. и меньше, но у меня такое чувство, как будто бы прошло ужас сколько времени; впрочем и ты меня не баловала особо. Главное — это международный симпозиум' и лекция Л.Поулинга2. <...> Силы приехали крупнейшие, присутствие и слушание доставляло большую радость и большое огорчение — дело в том, что симпозий был почти сплошь биохимическим, т.е. для меня малопонятным. На доклады давалось 20—'0 минут, Берна-ла3 согнали за нарушение регламента, говорили все максимально популярно, но изложить существо докладов я не смогу, т.к. все шло в пестром калейдоскопе. Никакой демагогии не было, если не считать пары выступлений, где, впрочем, была даже не демагогия, а ползание на общих фразах.
Как мне рассказывали, сначала собирались устроить симпозий специально для узкого круга людей, 40 иностранцев, 40 наших, почти никого вне участников. Сама идея симпозия — поднять пошатнувшиеся фонды Опарина и обновить под ним пьедестал. Однако давление общественности было настолько сильным, что устроили гораздо более открытое совещание, со свободным входом, но почти без предварит[ельной] информации. Фактически все время «купались в ДНК» и нуклеотидах. <...> На самом деле Опарин был плюс-квам-перфектумом и о нем упоминали очень редко и из вежливости (иностранцы), хотя все время присутствовал.
<...> Довелось мне слушать лекцию Поулинга, который читал преимущественно о серповидно-клеточной анемии. Для меня ничего нового не было, после лекции подошел к нему и сказал, что для СССР несомненно очень актуальна проблема средиземноморской анемии, поскольку берега Черного моря колонизировались греками еще в древности, а малярийных районов там много. Сказал в надежде, что он будет встречаться с нашими медиками и упомянет об этой проблеме.
Сам Л.Поулинг — настоящий великий ученый, типа нашего Гурвича4 (хоть Поулинг, кажется, вовсе не еврей), с легкостью гуляющий по полудюжине крупнейших наук, страшно простой и естественный, разговаривающий о строении гемоглобина и о парамагнетизме так, как мы разговариваем о ложке. Высокий, почти лысый марсианин, остролицый, с болтающимся на нем пиджаке, бесконечно простой.
Что забавно, это то, что лекция его и лекция Стенли5 будет выпущена массовым тиражом Об-
ä
ществом по распространению... (иди после этого цепляться в статьи по генетике человека).
<...> Забавности происходили в фойе. Эмме6, которого я не видел месяца четыре, знакомит меня с неким Трошиным из журнала «Наука и жизнь». Обсуждается печатание там статьи Поулинга. Постепенно до меня доходит, до моего сознания, что этот Трошин, нормальный, слегка подвыпивший вежливый человек (Эмме был уже полупьян) — это тот самый Трошин, который «царским путем» шествовал в науке, которому я посвятил 2-3 самых убийственных страницы в своей самой убойной статье, объяснив то, что тот в своем основном и единственном труде, изданном в 10 местах, иллюстрировал диалектику превращения видов Лепешинской, Бошьяном. Ноу меня lange Leitung7, я переспрашиваю
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.