Историография, источниковедение, методы исторического исследования
© 2008 г. М. Ю. АНИСИМОВ*
ПЛАНЫ РОССИИ В ОТНОШЕНИИ ПОЛЬШИ ВО ВРЕМЯ СЕМИЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ (по поводу работы Б.В. Носова)1
Объемная работа Б.В. Носова посвящена Речи Посполитой накануне ее падения. В 1-2 гл. книги затрагивается российская политика в отношении Польши во время Семилетней войны. Автор отмечает: «В русской историографии до 1917 г. вопрос российско-польских отношений 1756-1763 гг. рассматривался в трудах С.М. Соловьева, П.К. Ще-бальского, Д.Ф. Масловского и ряда других авторов. Все названные исследователи исходили из того, что для внешней политики России польские дела в этот период самостоятельного значения не имели и были подчинены главной задаче: противодействию прусской экспансии на восток и, следовательно, объективно служили защите польских интересов, хотя бы и во вред русским интересам в Польше. Изложенная точка зрения была воспроизведена и советской исторической наукой, при этом вопрос о российской политике в Польше, направленной на подчинение ее русскому влиянию, обходился молчанием. То же самое можно сказать и об исследованиях последних лет, после 1990 г.» (с. 13). Основной идеей Б.В. Носова в этих главах его работы стало доказательство агрессивных планов России в отношении Польши задолго до разделов Речи Посполитой, намерений России в это время спровоцировать антикоролевскую конфедерацию во главе с лидерами «русской партии» в Польше князьями Чарторыйскими.
Перед тем, как перейти к анализу доказательств Носова, следует дать краткую характеристику той ситуации, в которой находилась Польша того времени. В объединенном личной унией польско-саксонском государстве короля Августа III, вступившего на престол в 1736 г., за влияние при дворе к 1756 г. боролись несколько кланов из аристократических родов польско-литовской знати. Самый влиятельный из них концентрировался вокруг братьев Чарторыйских, Михаила, великого канцлера Литовского, и Августа, воеводы русского. Партия Чарторыйских, в которую входили или к которой примыкали также гр. Станислав Понятовский, воевода краковский (отец последнего польского короля, женатый на сестре Чарторыйских) и великий коронный канцлер гр. Ян Малаховский, ориентировалась на Петербург. Их противники, составлявшие партию графов Потоцких, ориентировались на Версаль и при короле Августе III составляли оппозицию.
В 1753 г. двор Августа III, возглавляемый первым министром короля гр. Генрихом Брюлем, порвал прежние тесные отношения с Чарторыйскими и решил начать свою игру во внутриполитической борьбе в Речи Посполитой. Сам Брюль, происходивший из захудалого саксонского рода и ставший графом благодаря помощи Чарторыйских, стремясь инкорпорироваться в состав польской магнатерии, пытался породниться с самими князьями Чарторыйскими, выдав свою дочь за старшего сына гр. Понятовского, но получил отказ. Дочь первого министра короля стала женой польского графа Ежи
* Анисимов Максим Юрьевич, кандидат исторических иаук, научный сотрудник Института российской истории РАН.
Мнишека, не принадлежавшего ни к соперничающим кланам, ни к числу влиятельных магнатов. Именно вокруг него Брюль и стал формировать новую, третью партию в Польше, партию сторонников короля Августа III и вообще саксонской династии. Видя, что двор таким образом оттолкнул от себя Чарторыйских и начал вести с ними упорную борьбу, к партии двора стали примыкать и сторонники французской партии, оставшиеся с 1751 г. (после смерти Иосифа Потоцкого и Яна Тарло) без влиятельных и энергичных лидеров. Дополнительным стимулом для них стало то, что король отдавал претендентам свободные воеводства, староства, каштелянства и т.д. только по рекомендации Брюля. Брюля в борьбе с Чарторыйскими, как сторонниками российской ориентации, поддерживал и французский посол гр. Брольи.
Чарторыйские, богатейшие и влиятельнейшие магнаты всей Речи Посполитой, имевшие множество сторонников и клиентов среди шляхты, особенно в восточных землях, сознавали свою силу и капитулировать перед двором не собирались. За поддержкой они, как союзники, обращались в Петербург, указывая, что они всегда защищали в Речи Посполитой российские интересы, которым теперь угрожает опасность от объединенных усилий партии двора и французской партии.
Русский двор оказался в сложной ситуации, поскольку самого Августа III посадили на польский престол именно русские штыки и сам он всегда подчеркивал, что является дружественным России монархом. В самом Петербурге по вопросу о поддержке «русской партии» не было единодушия: канцлер гр. А.П. Бестужев-Рюмин настаивал на сохранении дружеских отношений прежде всего с дрезденским двором, что соответствовало его внешнеполитической системе контроля над Центральной Европой. Противостоящая ему группировка во главе с вице-канцлером гр. М.И. Воронцовым поддерживала Чарторыйских2. Сам вице-канцлер, кроме того, имел родственные связи с польскими графами Сапегами, входившими в группировку Чарторыйских. Подобное разделение позиций сказывалось и на русских дипломатах в Дрездене и Варшаве. Посланник России Генрих Гросс был креатурой Бестужева, а представитель России в Варшаве в ранге секретаря посольства Иван (Ян) Ржичевский ориентировался на группировку Воронцова. Все это делало позицию России в польском вопросе очень запутанной.
Борясь с Чарторыйскими, партия двора и примкнувшие к ней сторонники французской ориентации решили увеличить власть польского (коронного) гетмана (гр. Яна Браницкого, формально, но не фактически, являвшегося лидером французской партии3) и его литовского коллеги (гетмана князя Михаила Радзивилла, род которого являлся главным соперником Чарторыйских в Литве), командовавших постоянными армиями Польши и Литвы, в ущерб гражданской власти польского (коронного) и литовского канцлеров (литовским канцлером был Михаил Чарторыйский, а коронным - Ян Малаховский, примыкавший к Чарторыйским и получавший русскую «пенсию»).
Такой была ситуация в Польше к 1756 г., с которого Б.В. Носов и начинает свое исследование. Он анализирует протоколы Конференции при высочайшем дворе, созданной в Петербурге для противодействия Пруссии и рассматривавшей на своих заседаниях вопросы подготовки к общеевропейской войне, которая потом войдет в историю как Семилетняя война 1756-1763 гг. Конференция состояла из самых влиятельных сановников Елизаветы Петровны. В частности, Носов указывает, что «12(1) апреля 1756 г., на восьмом заседании Конференции, было решено ввести на Украину 2 тысячи мещеряков и башкирцев, 1 тысячу казанских татар, 5 тысяч малороссийских казаков и 4 тысячи волжских калмыков, чтоб имели с собой на месяц провианта» (с. 14-15). Из этого автор делает вывод, что «едва ли войска, выдвигаемые к польским границам, предполагалось использовать против Пруссии», поскольку об этом в источнике не упомянуто, и передвижение войск «не могло быть непосредственно связано с планами участия их в боевых действиях ни в Пруссии, ни в Силезии». Поэтому «единственно возможным объектом вторжения могла быть только Польша» (с. 16). Однако данное решение было принято не 1 апреля и не на 8-м заседании, а 4 и 6 апреля на 9 и 10 заседании (протоколы объединены). Конференция и была создана ради войны с Пруссией, и в некоторых подготовленных ею указаниях говорилось, что меры принимаются «для имеющих-
ся о сокращении сил короля прусского намерений». Вообще же из документов, процитированных Носовым, видно, что передвижение войск затронуло всю страну -одни полки из глубины страны выдвигались на место уходящих непосредственно против пруссаков. Так, иррегулярные казацко-степняцкие части должны были располагаться от Чернигова до Смоленска вместе с регулярными конно-гренадерскими и драгунскими полками4. Протоколы Конференции не предназначались к опубликованию, и смысл утаивания польского похода становится вообще неясным - не стеснялись же участники совещания занести в протокол планы относительно послевоенного «округления границ» за счет Польши. Путь в Силезию, где можно было бы соединиться с австрийцами, лежал через Польшу, и миновать ее русская армия не могла. Кроме того, оригинальный текст протокола ясно указывает, что запас провианта для себя должны были обеспечить только малороссийские казаки (иррегулярные войска, не стоявшие на казенном довольствии), о продовольствии для других частей речи вообще не было. Малороссийские казаки не могли быть введены на Украину, поскольку именно там и проживали, и приказ говорил об их готовности к скорому выступлению с территорий их полков и самостоятельному снабжению себя провиантом «по крайней мере на месяц»5. У Носова эта фраза трансформирована таким образом, что их «использование будет ограничено месячным сроком» (с. 16), что не соответствует источнику, в котором нет подобных ограничений, следовательно, поход мог быть долгий.
Исследователь пытается опереться на те факты, которые он трактует как «косвенные свидетельства о намерении России в 1755-1756 гг. оказать поддержку планам конфедерации в Польше» (с. 17). Таким свидетельством Носов считает, например, тот факт, что Россия, поддерживая в качестве преемника Августа III его сына, в 1756-1757 гг. также рассматривала возможность кандидатуры короля из поляков. Но почему стремление России учесть возможные варианты на случай смерти польского короля является поддержкой планам антикоролевской конфедерации? Второе свидетельство, по мысли историка, это «мемориал Михаила и Августа Чарторыйских, отправленный Екатерине II в феврале 1763 г., в котором ...писали о готовности "фамилии" дать повод о вмешательстве России в польские дела, как то уже было сделано в 1756 г., когда стольник литовский С. Понятовский уезжал в Петербург» (с. 17). К сожалению, автор не поясняет, что это был за повод и какое отношение к этому имел отъезд Понятовского, но сами намерения Чарторыйских не могут свидетельствовать о каких-либо планах российских властей6. Там же исследователь сообщает, что с начала 1750-х гг. для Чарторыйских «и "друзей России" требование избрания короля-поляка было неразрывно связано с планами конфедерации при поддержке России. Эт
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.