ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ
Поэтика сокрытия: "Теэтет" и "Хагига"
А. Б. КОВЕЛЬМАН, У ГЕРШОВИЧ
Авторы статьи анализируют метафорические системы диалога Платона "Теэтет" и трактата Вавилонского Талмуда "Хагига" на фоне философии Филона Александрийского и христианского богословия (Новый Завет, Ориген). За дискурсивной логикой в тексте Платона и Талмуда просматривается система метафор, текстура, которая одновременно скрывает и открывает "правду", то есть центральную идею текста. И Платон, и Талмуд сочетают дискурсивную логику с метафорическим мышлением. Эта комбинация приводит и великого философа, и редакторов Талмуда к мифопоэтической эзотерике.
The paper analyzes the metaphoric systems of Plato's dialogue "Theaetetus" and the Talmud's treatise "Hagigah" against the foil of Philonic philosophy and Christian theology (the New Testament, Origen). Behind the discursive logic, there is the system of metaphors in the Plato and the Talmud, the texture, which is both hiding and revealing the truth (the major idea) of the text. Both Plato and the Talmud combine discursive logic with metaphoric thinking. That combination would bring Plato and the framers of the Talmud to poetical-mythical esotericism.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: Платон, Талмуд, Новый Завет, Филон Александрийский, Ори-
ген.
KEY WORDS: Plato, The Talmud, New Testament, Philo of Alexandria, Origen.
В третьей всюду лежала толстая пыль как жир
Пустоты, так как в ней никто никогда не жил...
А четвертую рад бы вспомнить, но не могу,
Потому что в ней было как у меня в мозгу.
Иосиф Бродский, 1986.
Писать статью о тексте - предприятие профессионально ущербное. Читатель ожидает некоторой морали - теоретических или исторических выводов. Подобно Герцогине из сказки Льюиса Кэрролла, он уверен, что "во всем есть своя мораль, нужно только уметь ее найти!". Между тем смысл текста (поскольку этот смысл найден) вовсе не предполагает внешних выводов, он сам и есть свой вывод. Особенно если речь идет о текстах, которые можно сравнить с матрицей из знаменитого фильма - народы живут внутри этих текстов. Найти зазор между текстом и существованием, обнаружить некую "реальность" позади матрицы было бы чрезвычайно заманчиво. На практике, однако, матрица до такой степени довлеет себе, что ни в какой реальности не нуждается. Скрывая свои коридоры, ходы
© Ковельман А.Б., Гершович У., 2014 г.
и выходы, матрица гарантирует собственную устойчивость, как глубина стихов обеспечивает их многократное прочтение.
Со времен романтиков, принято отличать плоскую прозаическую аллегорию от поэтических символов (с их сокрытой глубиной). Если бы дело обстояло столь просто и печально, то аллегории Платона (Колесница, Пещера и т.п.) давно потеряли бы привлекательность. На деле, попадая в пространство аллегории, философские понятия сами делаются символами, приобретают глубину и многозначность. Глубина аллегорий Платона спорит с их ясностью. Платон считается отцом философской эзотерики; ведь он скрыл (и научил других скрывать) свое устное учение от посторонних, а диалоги приписал Сократу. Но Платон - и первый критик эзотерики. В "Теэтете" он обрушивается на "гераклитовцев", которые достают
"...как из колчана, одно загадочное речение за другим, и если ты захочешь уловить смысл сказанного, то на тебя обрушится то же, только в переиначенном виде <.> они вовсю остерегаются, как бы не оказалось чего-либо прочного в их рассуждениях или в их собственных душах, считая <.> это застоем. А с ним они страшно воюют и по возможности отовсюду его изгоняют" (180а-Ь, пер. Т.В. Васильевой) [Платон 2007, 282-283].
Однако, вопреки своей "скрытности", гераклитовцы "вытащили на поверхность" то, что было скрыто от большинства, - происхождение всего от Океана и реки Тефии и текучесть всего. И не только вытащили, но и
".разъяснили таким образом, чтобы, слушая их, даже сапожники могли постигнуть их мудрость и избавиться от печального заблуждения, будто какие-то вещи стоят, а какие-то движутся, но, усвоив, что движутся все, прониклись бы к этим людям почтением" (180d) [Там же, 283].
Такого рода ложной скрытности противостоит сократический метод, который с мельчайшей дотошностью добивается ясности, то есть метод самого Платона. Это не помешало Жаку Деррида доказать на примере "Федра", что "текст является текстом только тогда, когда он скрывает от первого взгляда, от первого попавшегося, закон своего построения и правила своей игры" [Деррида 2007, 73-74]. Сам Деррида всеми силами пытается избежать застоя, поднять "павшее дионисийство". В каком-то смысле он и есть гераклитовец на обломках структурализма. Но если деконструкцию считать расшифровкой "подсознательного" в тексте, то она, так или иначе, является завершающей интерпретацией и "вытаскиванием на поверхность" сокрытого. В герменевтике Деррида телеология побеждает (мы пытались показать это в статье [Ковельман, Гершович 2011]). Что не отменяет невозможности обрести телос в философии, о чем писали и Деррида, и Платон.
Поэтическая мощь текста, его способность сопротивляться завершающей интерпретации еще должна быть разъяснена и понята. Ведь нельзя же свести ее к пресловутой многозначности. В этой статье мы попытаемся показать особый механизм сокрытия. Мы назовем его "рассеянной" и "скрытой" аллегорией, аллегорией, скрывающей себя. Именно такая аллегория характерна для еврейских текстов, созданных в эпоху поздней античности и объединяемых именем "Устной Торы".
* * *
Для евреев эпоха поздней античности началась в 70 г. н.э., когда римляне сожгли Храм, и закончилась в VII в., в пору арабского завоевания. Иудаизм без Храма рождается как бы заново, но утверждает себя как тот же самый. Мудрецы (преемники фарисеев и книжников) обсуждают заповеди, исполнимые без Храма и неисполнимые (как если бы они были исполнимыми). Они обносят эти заповеди оградой из Устного Закона ("Устной Торы"), детализируют их, приспосабливают к меняющейся действительности. Около 200 г. в Галилее кодифицируют первый памятник Устного Закона - Мишну. Вокруг Мишны возникает
Талмуд - дискуссия мудрецов. Он творится в римской Палестине и в Сасанидском Южном Ираке, который евреи продолжают называть Вавилоном. Палестинский Талмуд завершают в V в., а Вавилонский - в VII в.
Мы разберем трактат Мишны "Хагига" и одноименный трактат Вавилонского Талмуда (будем называть его просто Талмудом - именно так и поступает традиция). То, что перед нами именно "Хагига" - основа еврейской эзотерики, не принципиально. Любой другой трактат Талмуда или Мишны мог бы послужить материалом для нашего исследования. Но, конечно, эзотерический ореол "Хагиги" придает толкованию особый вкус и цвет. От Средних веков до наших дней леммы трактата просеивались сквозь мелкое сито, подвергались тщательному анализу. Сам же он как некое целое оставался в стороне1. Впрочем, такова же судьба трактатов Талмуда и Мишны вообще. В них видят антологию, беспорядочную смесь сухого законничества (галахи) и дидактической словесности (агга-ды), где, по слову Гейне ("Иегуда бен Галеви"),
... так много старых сказок,
Подлинных чудесных былей,
Житий мучеников славных,
Песен, мудрых изречений. (пер. В.В. Левика).
Изречения мудрецов и пестрые сказания врываются в галахический текст, разрывая его и уводя в сторону. Форма Талмуда - сократический диалог. Мудрецы спорят друг с другом, обсуждая леммы Мишны и стихи Торы, редко приходя к единому мнению. Но га-лаха все же определяет тему трактата и проводит ее через все хитросплетения.
Галахическая тема "Хагиги" - ритуал праздничного паломничества. "Хагига" собственно и означает "праздник", "празднование". На три праздника в году (Песах, Швуот и Суккот) все евреи мужеского пола должны явиться в Храм. С этой заповеди (невыполнимой после сожжения Храма в 70 г.) начинается трактат Мишны. Немедленно приводятся исключения (раб, слепой, хромой и малолетний свободны от паломничества), сообщается о дарах, приносимых паломниками, и о границах опоздания: не явившийся в первый день праздника может прийти позже, вплоть до последнего дня. Но тот, кто не явился в последний день, опоздал (1:6). И об этом говорит Екклесиаст (1:15): "Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя сосчитать". Мишна спрашивает: "А кто это, кривой, который не может сделаться прямым?" Рабби Шимон бен Йохай отвечает: "Это тот, кто исправился и вновь искривился. Кто же это? Ученик мудрецов, оставивший Тору" (1:7). По аналогии (раз уж речь зашла о Торе) следующая лемма (1:8) классифицирует заповеди Торы. Одни - "порхают в воздухе", другие - подобны горе, висящей на нитке, третьи (и среди них - заповеди о запрещенных половых связях) - твердо опираются на текст Торы. Упоминание запрещенных связей влечет за собой лемму, важнейшую для всей еврейской эзотерики (2:1)2:
"Не рассказывают о запрещенных связях трем [ученикам], о Маасе Берешит -двум, а о Маасе Меркава - даже одному, разве что тот мудр и понимает своим умом. Лучше бы не являться на свет тому, кто рассматривает следующие четыре вопроса: что наверху, что внизу, что было и что будет. Лучше бы не являться на свет и тому, кто не испытывает уважения к своему Создателю".
Маасе Берешит (буквально "Делание Начала") - это библейский рассказ о Творении, а Маасе Меркава (буквально "Делание Колесницы") - это видение Иезекииля. Талмуд добавляет к лемме Мишны таинственный рассказ: о четырех, вошедших в Пардес (14б):
«Четверо вошли в Пардес. И вот их имена: Бен Аззай и Бен Зома, Ахер и рабби Акива. Сказал Рабби Акива: "Когда вы ступите на плиты из чистого мрамора, не вздумайте воскликнуть: 'Вода! Вода!', - ибо сказано: '...изрекающий ложь не устоит пред глазами Моими' (Пс. 101:7/100:7)"3. Бен Аззай заглянул - и умер. О нем Писание
говорит: "Тяжела в глазах Господа смерть праведников Его" (Пс. 116:15/115:6). Бен Зома заглянул - и повредился рассудком. И о нем Писание говорит: "Нашел ты мед -ешь по потребности своей, не то пресытишься им и изблюешь его" (Прит. 25:16). Ахер стал рубить насаждения. А рабби Акива вышел с миром».
Пардес - слово персидского происхождения, по-гречески Парадейсос. Во втором послании
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.