Владимир Николаевич Мухин
Казанский (Приволжский) федеральный университет Казань Pumam33@yandex.ru
ПОЛОЖЕНИЕ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В 30-Е ГОДЫ ХХ ВЕКА (НА ПРИМЕРЕ Г. КАЗАНИ)
в статье поднимается проблема выживания православной церкви в жестких условиях сталинского террора 1930-х гг.
Православная церковь, сталинский террор, Казань
«Декларация прав народов России» от 2 ноября 1917 года за подписями В.И. Ленина и И.В. Сталина ставила Церковь вне государственного строя. Именно этим документом изначально была определена линия в вопросе взаимоотношений новой власти с Церковью. В лице Церкви большевистская власть видела, прежде всего, идеологического противника, поэтому в основу генеральной линии партии в идеологическом вопросе было положено учение Маркса о религии как «духовной надстройке на материальном базисе», из которого был сделан такой вывод: лишенная базиса (имущества и средств) «Церковь отомрет сама по себе». [1]
Советское государство первым в истории России открыто противопоставило себя Церкви. Приуроченное к первой годовщине Октябрьской революции обращение патриарха Тихона лично к Ленину, с перечислением всех деяний установившейся власти и требованием прекращения кровопролития и преследований за веру, желаемых плодов не принесло. Напротив! По Церкви нанесли очередной удар: «в течение 1918 - 1920-х гг. были убиты по меньшей мере 28 епископов, тысячи священников были посажены в тюрьмы или также убиты; а число мирян, заплативших жизнью за защиту интересов Церкви или просто за веру, по дошедшим до нас сведениям, составило 12 тысяч». [2] Казань не стала исключением. Направленный в 1918-м в Казань председатель ЧК по борьбе с контрреволюцией на Восточном фронте Лацис телеграфировал в Москву: «В Казани не осталось ни одного офицера, ни одного буржуя, ни одного попа. Больше расстреливать некого». [3]
К 30-м годам изначально заложенный большевиками принцип «кто не снами, тот против нас» не претерпел изменений. Декретное определение Церкви в категорию «не с нами» дало возможность окрепнувшей власти повести наступление. Успех должны были обеспечить
решения следующих основных задач: 1) возбудить общественное мнение против религии, 2) снять колокола, и 3) собственно закрыть культовые здания любыми способами.
Над формированием отрицательного отношения в массовом сознании к религии вообще и Церкви в частности трудились активисты Союза Безбожников. Заметим, что поначалу количество присутствующих на собраниях принципиальным не было, ведь главным было создание и поддержание негативного взгляда на церковный вопрос. На собраниях слушали доклады на темы наподобие «О значении религии, которая служила орудием для буржуазного правительства и о изжитии религиозного дурмана в настоящее время». Результатом становилось постановление: «Признавая вред религиозного дурмана» находим нецелесообразным нахождение церкви в поселке рабочих грузчиков, требуем закрытия. [4] Целесообразным было объявлено использование закрытых храмов под культурные учреждения: школы, клубы, ясли и т.д.
«В Советском Союзе, где развернут фронт социалистического строительства, перестройка к новой лучей жизни, нет места попам». [5] Бурный рост в области индустриализации и коллективизации в сельском хозяйстве «вызывает со стороны нэпманов, кулаков и духовенства бешеное сопротивление, что является тормозом социалистического строительства». [6] При этом обращает на себя внимание еще одна деталь: в решениях собраний нередко фигурировали революционные нетерпимость и категоричность. «Рабочие далеки от религиозного дурмана и посему постановляют церкви и мечети, как ненужное в стране Советов, закрыть, здания передать под жилища рабочих». [7] «Для изолирования массы населения от поповской агитации», [8] «отмечая контрреволюционную роль духовенства», требуем закрытия. [9] Как видим, негативное отношение распространялось не только на самые культовые здания, колокольни, колокола, но и на духовенство. Доставалось и рядовым носителям религиозных взглядов. [10]
Мнение определенной части населения действительно изменилось в отношении к храмовым зданиям, поэтому большинство закрытых храмов вне зависимости от удаления от центра города, как правило, пускали на стройматериал. А ввиду того, что в государственных масштабах к ликвидации предназначено среди прочих и немалое количество памятников истории и культуры, то подобной практикой обеспокоились в Москве. По этой причине 15.11.1933 г. циркулярно Президиум ВЦИК культовым комиссиям при ЦИКах АССР, Крайисполкомах и Облисполкомах дал указание о недопустимости ликвидации храмовых зданий без согласования с музейными органами НКПроса. [11]
Было бы ошибочным считать, что в рассматриваемый нами период государство
ограничится только влиянием на общественное мнение. Осуществлялись более активные действия, направленные на Церковь. В различные антирелигиозные акции входила и кампания по снятию колоколов. Для достижения поставленных целей в первую очередь необходимо было запретить колокольный звон. Преимущественной причиной запрета звона как в сельских, так и городских пределах была избрана близость здания церкви к культурным и учебным заведениям. Основанная на запрете, логика подсказывает простой вывод: если нет звона, то и колокола Церкви не нужны. Следующим по очереди вопросом для решения было использование ставшего ненужным Церкви материала, но прежде чем снимать колокола, этот вопрос официально в качестве «инициативы снизу» ставился на цеховых и общих собраниях, где и получал одобрение «революционно-сознательных масс», - перелить колокола на тракторы. [12] «Колокола как нужное для промышленности с церквей снять и передать на изготовление частей тракторов и др. машин». [13]
Чтобы упрочить в массах подобное воззрение на колокола, не оставались в стороне активисты СВБ. Судя по содержанию их докладов, снятие колоколов непременно «неимоверно повысит уровень промышленного и культурного благосостояния широких трудящихся масс, за снятие колокола село получит трактор из расчета стоимости меди по весу (1 кг. меди 54 коп.; 1 пуд -примерно 8 руб. 50 коп.; стоимость 1 трактора -1700 р., следовательно, для получения 1 трактора надо сдать 200 пудов колокольного металла)». [14] Этими тезисами широко пользовались при проведении кампании по снятию колоколов, и они, как видим, срабатывали.
Звонница городского храма, несомненно, отличалась от звонницы сельской церкви и по тональности колоколов, и по их количеству, и, конечно же, по весу. Замечу, что в соответствии с вышеприведенным расчетом три-четыре (в направлении от «благовеста» к «динькам», т.е. от самого большого к самым малым) колокола своим весом гарантированно набирали необходимые 200 пудов. А если учесть, что только село имело храм, то приписные к храму деревни (их бывало более 20) [15] на получение трактора и рассчитывать-то не могли, ведь у них не было ни церкви, ни колокольни, а следовательно, и колокольного металла. Вот тут городские звонницы и восполняли образовавшийся недостаток. Звонница только Николо-Ляпуновского храма города Казани имела из семи колоколов 1-й весом 157 пудов 7 фунтов, 2-й весил 61 пуд 4 фунта, и 3-й 30 пудов. [16] Каменная трехъярусная колокольня казанской Николо-Вешняковской церкви согласно описи имела 11 колоколов, самый большой из них сразу тянул на трактор, поскольку весу в нем было 198 пудов 25 фунтов, второй по весу на половину трактора (100 пудов), остальные - без указания веса [17].
Органы власти на местах изымали колокола, но использовали их по своему усмотрению.
Заметим, что подобного рода действия не согласовывались даже с облисполкомами и к единой практике «регулирования» звона повсеместно так и не пришли. По этой причине постоянная комиссия при Президиуме ВЦИК СССР по вопросам культов разослала циркуляр, согласно которому предлагалось «к производству следующее: горсоветы и РИКи могут регулировать колокольный звон (т.е. ограничивать или запрещать, что по сути одно и то же - В.М.), утверждая в культкомиссиях Президиумов ЦИКов АССР, Крайисполкомов и Облисполкомов; в течение месяца Культкомиссии обязывались провести учет колокольной бронзы по примерному весу; составить, согласовав с музейными органами, особый список колоколов особого тонального звучания и для пожарных команд малого веса (до 16 кг.); так же в месячный срок сообщить список городов, где колокольный звон прекращен; комиссии культов должны передать колокола Металлому по плану заготовки колокольной бронзы. [18]
Храмы, расположенные в центральной части города, лишились возможности колокольного звона еще в начале 30-х, а вот незакрытым окраинным храмам в этом смысле удалось продержаться до весны 1937 года, когда Культкомиссия ТЦИКа предписала «прекратить звон». [19]
В результате кампании по снятию колоколов колокольни стали неиспользуемыми строениями, за которые финорганы тем не менее требовали заключения страховых договоров, по причине чего общины вынуждались отказаться от них как ненужных. Сделать это могли лишь те общины, у которых по архитектуре колокольня была отдельно стоящим строением. Таких общин в Казани было немного: община бывшего Казанского Богородицкого монастыря, община Петропавловского собора. ТНКВД документально подтвердил отказы этих общин: Богородицкой от 17.04.30., [20] Петропавловской от 30.05.30. [21] Заключительным и самым емким пунктом в деле лишения Церкви имущества предполагались закрытия культовых зданий. В начале интересующего нас периода с 1929 по 1931-й г.г. кривая закрытия храмов резко поползла вверх. Здесь требовались разнообразие и изобретательность в методах ведения антицерковной борьбы. Начали с политики двойных стандартов. Достаточно рассмотреть форму договора образца 1926 года, просуществовавшую в продолжение всех 30-х. Первым же пунктом от общины требовалась полнота ответственности «за целость и сохранность врученного имущества», поэтому, если при снятии колоколов добытчики колокольной бронзы здание повреждали, [22] ремонт возлагался на общину в силу действия п.4. того же договора. Забота о народном достоянии, в равной степени и неукоснительное соблюдение б
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.