летия. Подробнее см.: Буланина Т.В. Житие Авраамия Ростовского // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып 2. Ч. 1. Л., 1988. С. 237-239; Охотина Н.А. «Сказание о Валаамском монастыре» - неизвестное сочинение второй половины XVI в. // Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы РАН (Пушкинский Дом). Т. 47. СПб., 1993. С. 121-122 и др.
3 Часть исследователей, в том числе финских, склоняется к более ранней датировке: Kirkinen Н. Karja-la idan kultturipiirissa. Helsinki, 1963; idem. Karjala idan ja lannen valissa. Helsinki. 1970; idem. Finland in Russian Sources up to the Year 1323 // Scandinavian Journal ло1 History. 1982. Vol. 7. № 4. P. 255-275. Однако другая (большая) часть отдает предпочтение более поздней датировке и веско аргументирует свою точку зрения: Lind J. Hvornar biev Valamo klosteret grundlagt? // Historisk Tidskrift for Finland. 1979. P. 234-261; Sources and Pseudo-Sources on the Foundation of the Valamo Monastery // Scandinavian Journal of History. 1986. Vol. 11. < 2.
4 См.: Спиридонов A.M., Яровой О.А. Валаам: от апостола Андрея до игумена Иннокентия. М., 1991. С. 14.
5 Архив Ново-Валаамского монастыря. Еа: 114, л. 1 об.
6 Там же. Вк: 10, < 239, л. 2.
7 Там же. Еа: 114, л. 2-2 об.
8 Там же, л. 3.
9 Там же, л. 3 об.
10 Там же, л. 2 об.
11 Там же. Ва: 1. № 2, л . 27 об. (Ведомость о монашествующих за 1802 г.).
12 Там же. Еа: 114, л. 5 об.
13 Там же. Ва: 1, < 2, л. 28.
14 Там же. Go: 6/1, л. 5.
15 Зайцев Б. Святая Русь. М., 2000. С. 155-156.
16 Архив Ново-Валаамского монастыря. Разные записи, воспоминания и стихотворения игумена Нестора (без шифра), л. 3.
17 Там же. Вк:10, < 239. л. 3.
18 Там же, л. 3-3 об.
19 Там же, л. 3 об.
20 Valamo - Pietari. Valamon luostari. 2003. P. 108-112.
21 Там же. Р. 144-145.
22 Архив Ново-Валаамского монастыря. Аа: 65, № 8, л. 1-19.
23 См.: Спиридонов A.M., Яровой О.А. Указ. соч.; Валаам Христовой Руси. М., 2000; Онуфрий (Малахов), иеродиак. Причал молитв уединенных. Валаамский монастырь и его небесные покровители преподобные Сергий и Герман. СПб., 2005.
© 2008 г. К. В. КОВЫРЗИН*
ПОМЕСТНЫЙ СОБОР 1917-1918 годов
И ПОИСКИ ПРИНЦИПОВ ЦЕРКОВНО-ГОСУДАРСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ ПОСЛЕ ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
После Февральской революции реформа церковно-государственных отношений, давно уже вызывавших критику со стороны значительной части церковной общественности, стала практически неизбежной. Однако основные принципы этой реформы еще только предстояло выработать. Проекты, активно составлявшиеся и рассматривавшиеся после революции 1905 г. (в том числе в ходе деятельности Предсоборного присутствия 1906 г. и Предсоборного совещания 1912-1917 гг.), уже не соответствовали сложившейся в стране обстановке. Все они, расширяя автономию церковного управления, предусматривали все же сохранение «симфонии» Церкви и православной империи1.
* Ковырзин Константин Владимирович, аспирант Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета.
Открывшийся в августе 1917 г. Поместный Собор должен был высказаться о том, какими Церковь желала видеть свои отношения с новым государством, окончательная организация которого была отложена до Учредительного собрания. Весной-летом 1917 г. данный вопрос обсуждался в церковной и светской печати, на многочисленных епархиальных съездах духовенства и мирян. Это обсуждение, требующее еще специального исследования, не только выражало настроения, преобладавшие среди верующих, но и влияло на позиции и взгляды участников Всероссийского съезда духовенства и мирян, Предсоборного совета и Поместного Собора 1917-1918 гг., стремившихся выработать общую, официальную позицию Православной Российской Церкви, в том числе и по вопросу о взаимоотношениях с государством. К сожалению, ни сама эта позиция, ни ее формирование до сих пор не получили достаточного освещения в современной историографии, несмотря на большой интерес исследователей к положению Церкви после Февральской революции2.
Созванный по инициативе московского Совета объединенного духовенства и мирян Всероссийский съезд духовенства и мирян прошел по благословению Св. Синода в Москве 1-12 июня 1917 г. В его работе приняли участие около 1200 делегатов, избранных епархиальными съездами3. Помимо приходских священников и мирян, составлявших подавляющее большинство, в заседаниях съезда участвовали также представители монашества и духовных учебных заведений (по одному от епархии), в качестве гостей присутствовали и некоторые архиереи. По словам одного из делегатов, протоиерея С.М. Потехина, «съезд собрал и воплотил в определенные пожелания и постановления рассеянные мысли и чувства православных русских людей»4.
Вопросы церковно-государственных отношений рассматривались на съезде в секции, которой руководил профессор Томского университета П.А. Прокошев. Подготовленные ею тезисы обсуждались и были приняты на пленарном заседании 7 июня 1917 г. На членов секции, в свою очередь, большое влияние оказали взгляды профессора церковного права Варшавского, а затем Донского университета П.В. Верховского (18791943), являвшегося сторонником установления в России системы «государственного верховенства» над всеми конфессиями и религиозными организациями5. Хотя сам Вер-ховской из-за болезни не смог участвовать в работе съезда, члены секции Прокошева были ознакомлены с подготовленным им проектом статей «о вере» предполагаемой российской конституции и согласились с его основными идеями6. Отчасти это объяснялось тем, что это был, по существу, единственный детально разработанный профессиональным юристом законопроект, вышедший из церковной среды, опирающийся на зарубежный опыт (большинство его статей имело прецеденты и аналоги в европейском законодательстве) и учитывающий российскую специфику. Схожие взгляды разделяли некоторые кадеты и близкие к ним представители либеральной церковной интеллигенции, в том числе - С.А. Котляревский, А.В. Карташев, кн. Е.Н. Трубецкой, П.И. Новгородцев, Ф.И. Мищенко.
По мнению Верховского, правительству следовало признать все религии «наивысшей культурной ценностью, всячески поддерживать которую призвана власть во всяком цивилизованном государстве»7. Поддерживая науку, просвещение, литературу, искусство, театры, государство не могло, полагал профессор, «вопреки самосознанию всех русских граждан, устами Учредительного собрания, объявить все культы частным делом, подобно каким-либо спортивным организациям, клубам, собраниям и т.д.». Вер-ховской был убежден, что в России, в отличие от Франции и США, отсутствуют условия для отделения Церкви от государства. Подобная мера не только поставила бы духовенство в тяжелые материальные условия, но и нанесла бы моральный удар 114 миллионам православных, утвердив в сознании подавляющего большинства населения России мысль о том, что «свергнутое самодержавие было единственной и лучшей опорой веры и Церкви»8.
Согласно проекту Верховского, государство гарантировало всем гражданам, достигшим 16 лет, полную свободу совести и вероисповедания, включая право на вневероиспо-ведное состояние, религиозным организациям, признанным государством, предоставля-
лись автономия в их внутренней жизни, а также покровительство и материальная поддержка, пропорциональная числу принадлежащих к ним граждан. Такая кооперационная модель церковно-государственных отношений предполагала дифференцированную государственную поддержку наиболее крупных, влиятельных и исторически доминирующих в стране конфессий при обеспечении прав религиозных меньшинств. Вместе с тем проект предусматривал первенство православия среди других вероисповеданий. Обосновывая его, Верховской ссылался на роль православия в истории России и численное превосходство православных граждан (114 из 170 млн, т.е. 70% населения)9. В соответствии с этим указывалось, что «вся государственная деятельность должна покоиться на православно-христианских началах культуры», а воскресные и праздничные дни православной Церкви объявлялись нерабочими. К православному вероисповеданию должны были принадлежать президент и министр исповеданий Русской республики, во всех случаях, когда государство признавало нужным обратиться к религии, следовало прибегать к помощи православного духовенства10. В проекте оговаривалось, что светская власть не имеет права вмешиваться во внутреннюю жизнь религиозных организаций, круг ее полномочий строго ограничивался покровительством и надзором за соблюдением законов и государственных интересов (эти обязанности возлагались на министра исповеданий). Однако и церковная автономия не должна была нарушать государственного суверенитета. В частности, предполагалось, что переписка духовенства всех вероисповеданий с их единоверцами в других странах осуществляется лишь с ведома и одобрения министра исповеданий, и никакой акт, исходящий от иностранных духовных властей, не может быть обнародован и приведен в исполнение без его разрешения (это затрагивало прежде всего интересы католиков)11.
Сторонники отделения Церкви от государства (П.А. Прокошев, А.И. Покровский) оказались на съезде в явном меньшинстве12. На пленарном заседании обер-прокурор Св. Синода В.Н. Львов заявил, что отделение должно стать актом «дружелюбия» государства по отношению к Церкви и потребует долговременной подготовки: дарования Церкви свободы, постепенного разграничения сфер церковной и государственной деятельности и т.д. Полное отделение Церкви от государства Львов считал возможным лишь в самой отдаленной перспективе13. Соглашаясь с обер-прокурором, профессор А.И. Покровский предложил принять компромиссную резолюцию, провозглашавшую отделение Церкви от государства идеалом, который не может быть осуществлен немедленно. Но его поддержали лишь 14 из 800 присутствовавших на заседании делегатов14. Таким образом, подавляющее большинство участников съезда принципиально выступило против отделения.
В результате, в резолюциях съезда заявлялось, что «отделение Церкви от государства не может быть допущено, но должна быть объявлена и последовательно проведена свобода вероисповедания и культа». Делегаты добивались признания тог
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.