НАТАЛЬЯ ЖАДЬКО
После
пожара
Энергетическая точка невоз
Пожар в библиотеке как институте сохранения и трансляции культурного наследия — всегда рубежный контроль. И для библиотеки и для общества.
Наталья Викторовна Жадько, профессор кафедры Управления проектами Социального института МГПУ Гуманитарные и прикладные границы педагогического образования, доктор педагогических наук, Москва
Ей жить бы хотелось иначе, Носить драгоценный наряд, Но кони — всё скачут и скачут А избы — горят и горят...
Н. Коржавин
МЫ НЕ ЗНАЕМ, как на самом деле обстояло дело в Александрии. Историки говорят, самих пожаров было несколько, и кто только к ним ни приложил руку (или факел). На подозрении различные исторические персонажи — от Юлия Цезаря и Клеопатры, до малоизвестных уроженцев Османской империи. Но спасённая от огня часть коллекции неоднократно и упорно возрождалась буквально из пепла и продолжала существовать в формате «Александрийской библиотеки» на протяжении столетий. Неважно, что на фоне стремительного роста масштабов торговли книгами в городе и за его пределами в этот же период.
Другой знаковый библиотечный пожар произошёл заметно позднее, в СССР, перед самым распадом страны, на волне перестройки и гласности. В феврале 1988 г. в БАН (Библиотеке Академии наук) в Ленинграде в огне погибла треть «коллективного организатора» — газетного фонда (с 1922 по 1953 г.!!!) вместе с порядка полумиллиона редких и ценных книг. Конечно, были и общественный резонанс, и сбор средств на восстановление по подписке, и показательные снятия с высоких должностей, и новые назначения. Но, честно говоря, кроме специалистов по консервации фондов, о нём мало кто вспоминал за последние годы. Это был пожар завершившейся исторической эпохи.
Пожар в библиотеке ИНИОН в феврале 2015 г., как и его предшественники, тоже возник в условиях болезненной напряжённости в обществе (кстати, опять горели газеты), поэтому он предсказуемо вызвал недолгую, но бурную волну общественного интереса и симметричный государственный отклик — библиотеке быть, отстроить её заново. Запустить как отменённые электрички. Нет, конечно, там надолго осядут и следственный комитет, и прокуратура, а версии о тайных планах строительства рынка, торгового центра и православного собора на привлекательном месте ИНИОН, ещё какое-то время побудора-жат умы пользователей социальных сетей.
Но я не о самих библиотечных пожарах, конспирологические версии причин которых долго интересуют только обывателей. Пожар — энергетическая точка невозврата к прежнему существованию, стихийное напоминание о невозможности прежней модели существования библиотек и ... необходимости думать о том, что делать дальше.
Есть версия — всё отстроить и заживём! Есть версия — подумать. Я о втором. И, конечно, не думала, что придётся говорить об истории советского биб-дела. Но, может, время настало?
Дело в том, что постоянно тлеющая и перманентно вспыхивающая отечественная библиотечная инфраструктура не сильно изменилась с момента выхода сборника «Ленин и Крупская о библиотечном деле». Представляю, как сильно возмутится библиотечная общественность: да у нас всё изменилось, новые помещения, новые книги, попечительские советы, молодые в библиотечном деле,
£10^-
Д Л О #03 [237] 2015
интернет, Wi-Fi, коворкинг и прочие актуальные знаки времени! Всё это так, спору нет. Знаки есть. А стратегии нет. Объясняю, почему.
Современная сеть библиотек — стопроцентная преемница советской библиотечной системы. А советская система библиотек была создана и вполне успешно работала как элемент социальной инфраструктуры и инфраструктуры информационной политики в СССР и была предназначена для доступа граждан (ЦБС) и специалистов (ведомственные, вузовские библиотеки и информационные центры): 1) к культурному наследию и 2) к текущей (современной ) информации в условиях: а) информационной цензуры внутри страны и б) информационной изоляции за её пределами. Деятельность абсолютно всех библиотек была организована на принципах сегментированного доступа и встроена в прочное взаимодействие с другими важными информационными (и не только) институтами: издательствами, СМИ, вузами, школами, с институтами досуга и идеологической работы.
Основным системообразующим принципом взаимодействия библиотек с другими институтами информационной политики стал институт цензуры (отбор к изданию и доступ к информации), институт цензурированного , дефицитного (кроме материалов съездов) книгоизда-
ния (как известно, издательств в СССР было немного, не то, что сейчас!), институтом спецхранов (редкие, ценные и ограниченные к доступу по сугубо цензурным соображениям). Что этот принцип означал в практике организации управления библиотеками? Во-первых, сам доступ к информации был разделён на читальный зал и абонемент (выдача на дом). Во-вторых, сами читальные залы делились на читальные залы с определённой степенью доступа (для кандидатов и докторов наук точно были отдельные залы во всех крупных библио-
теках). В третьих, собственно сегментированная возможность доступа в залы спецхранов.
Другим важным принципом организации работы библиотек стал контроль за сегментированным доступом к информации. И в этом случае приоритет читального зала над абонементом, сама многоуровневая система читальных залов, наличие достаточного количества и малооплачиваемого персонала (это известная управленческая «вилка» любых низкоэффективных структур — много людей/мало денег на людей активнее всего подхвачена реформой ЖКХ) —
стали логичным управленческим решением. Кроме того, этот принцип воплотился в архитектурных решениях даже самых модернистских библиотечных зданий 1950-1970-х гг., которые в свою очередь, с той или иной степенью бюджетных возможностей, экстраполировались на все библиотеки страны.
Возможно, с позиций сегодняшнего дня, многие архитектурные и управленческие решения организации библиотечного дела выглядят избыточно затратными (помещения, персонал, система сигнализации и хранения). Но некоторая избыточная затратность в части управления персоналом и эксплуатации зданиями была скомпенсирована не только невысокой «стоимостью» персонала, но и оптимальной политикой комплектования фондов. В условиях цензуры, ограниченности источников, а впоследствии ББК, определившей идеологические приоритеты комплектования — правила формирования фондов и организации доступа к ним были прозрачны, количество и содержание новых поступлений определено, стоимость невысока, поэтому основные акценты были сделаны на анализ организации доступа и непосредственно сохранность фондов.
Ключевыми показателями работы такой системы стали показатели массового охвата читателей в условиях огра-
ничения доступа к лимитированной информации: посещаемость, обращаемость, читаемость, книговыдача. Именно эти показатели результативности и эффективности работы библиотеки показывали связь между собранными фондами в соответствие с идеологическими установками Родины и читательскими интересами. Но фонды были собраны из того, что было издано, а читательский интерес не всегда был фондам библиотек созвучен, поэтому возникли идеи воспитания читателей (которые впоследствии безболезненно переназвались и перекочевали в библиотечный маркетинг).
Система управления библиотечным делом в СССР представляла собой классическую вертикаль: все библиотеки страны, подчинялись своему учредителю (Минобр, Минкульт и другие министерства и ведомства) по общей схеме: сверху план, финансирование по нормативам, снизу — выполнение плана и отчётность.
Не сразу, но всё изменилось после 1991 года. Инфраструктура, в рамках которой осуществляла свою деятельность любая библиотека в СССР, скажем деликатно, деформировалась: информация перестала быть прерогативой цензурирования, издания и распространения от лица государства. Возник информационный рынок, где революционным было всё: геометрический рост количества игроков, необъятный репертуар информационных интересов, не всегда честная конкуренция, новые правила и процедуры. Издательства переживали бум нецензурированного книгоиздания, спецхраны отменили, постепенно в библиотечную деятельность проникли и осели идеи электронного каталога, оцифровки коллекций и удаленного доступа + интернет, Wi-Fi и пр. В условиях многовариативности источников, идей открытого доступа к информации, отсутствия жёсткого идеологического контроля, отсутствия вертикального финансирования и муниципальной реформы библиотеки оказались заметно обветшалым и очень дорогим удовольствием. Вертикальное финансирование на многие годы сократилось или просто закончилось.
Выживание в 1990-е стало лозунгом не только для библиотечной системы. Научные институты, школы, вузы[|>
Ъ ИгТ
#03 [237] 2015 Д JIО
упорно и мужественно бились за самосохранение. Здесь замечу, что, согласно системному подходу, любая система борется за самосохранение до последнего. В результате самосохранение становится единственной основной деятельностью этой системы на долгие годы, поэтому, несмотря на испытания, за прошедшие четверть века российская библиотечная сеть не сильно поредела. На моей памяти была полностью ликвидирована только сеть профсоюзных библиотек как идеологических информационных центров на производстве в качестве непрофильных активов, да, пожалуй, и библиотека МГК КПСС, которую в один день погрузили на КАМАЗы и увезли в неизвестном направлении. А там, между прочим, были не только материалы съездов, но и книжные коллекции, в 1920-е гг. экспроприированные из московских и подмосковных усадеб. Но на фоне других социальных потрясений прошедшей четверти века, всё это оказалось и малозначимым и малозаметным.
Другой причиной сохранения архитектуры библиотечной сети, принципов работы и показателей эффективности в условиях ограниченного и часто отсутствовавшего финансирования стал... переход к рыночной экономике. Всё очень просто — библиотеки стали частью рынка, Причём частью не столько производящей конкурентоспособные информационные и (или) социальные услуги, сколько рыночной структурой, способной приобретать и поглощать товары и услуги в формате В2В (business for busi
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.