ВОСТОК (ORIENS) 2011 № 6
161
КРИТИКА
И
БИБ ЛИОГРАФИ Я
ОБЗОР
ПОСТМОДЕРНИСТСКИЙ АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ РОМАН XXI в.
© 2011
С.Ш. ШАРИФОВА
Конец ХХ в. в азербайджанской прозе можно связать с дальнейшим развитием творчества "шестидесятников", некогда успешно воспользовавшихся "хрущевской оттепелью". Однако уже в начале XXI в. в азербайджанской литературе появилась плеяда молодых писателей, выбравших постмодернизм как основу своего творчества.
Характерной чертой творчества молодых азербайджанских постмодернистов (которые последовали примеру "старших" зарубежных предшественников) являются игры с жанровой формой. Рассматривая проблему жанровой конструкции в современной постмодернистской литературе, И.С. Скоропанова отмечает: "Нередко авторы-постмодернисты дают своим произведениям подзаголовки, являющиеся именно жанровыми обозначениями. Таковы роман-комментарий, роман-клип, роман-эссе, роман-странствие, конспект ненаписанного романа, двойной роман, реконструкция романа, роман-пьеса" [Скоропанова, 2002, с. 157]. Г.М. Ребель справедливо отмечает в своей исследовательской работе, что «указанные определения призваны "застолбить" личное, уникальное (стремящееся быть таковым) жанровое пространство» [Ребель, 2007, с. 8]. Большинство подобных определений не несет какой-либо информативности с точки зрения жанровой принадлежности, а в некоторых случаях даже противоречит сложившейся системе жанров.
Вместе с тем нельзя забывать и о том, что в творчестве постмодернистских писателей доминирует тенденция "преодоления" жанровых канонов. Игнорирование традиционных жанровых конструкций вписывается в рамки постмодернистского восприятия: "Постмодернизм одновременно использует и отвергает, устанавливает и затем разрушает те понятия, которые он подвергает сомнению, - будь то в архитектуре, литературе, кино, философии, лингвистике или историографии" [Hutcheon, 1992, p. 3]. Практическое воплощение "игнорирования" приобретает форму жанрового смешения: авторы-постмодернисты склонны к внутриродовому и межродовому смешению.
Мы сталкиваемся с вкраплением в постмодернистский роман, во-первых, элементов других эпических жанров прозы, во-вторых, элементов других родов. К межродовому жанровому смешению можно отнести и вкрапление в роман элементов документальной (нехудожественной) прозы.
Внутриродовое жанровое смешение в современной постмодернистской азербайджанской романистике приводит к таким жанровым конструкциям, как мифологический роман, роман-антиутопия, роман-притча, роман, состоящий из фрагментов малых жанровых форм, и т.д.
Мифологический роман в современной азербайджанской литературе представлен как романом-мифом, так и романом-антимифом. Интересным образцом романа-мифа является произведение Сабира Рустамханлы (Sabir Rüstsmxanli) "Небесный Тенгри" ("Göy Tann", 2005), сюжет которого уносит нас в период правления тюркских каганов, расцвета тенгрианства как религии единобожия. Вместе с тем это произведение не является классическим историческим романом. С. Рустамханлы, используя древнетюркскую мифологию и письменные источники (в том числе и Орхон-Енисейские стелы), ищет ответы на стоящие перед современным тюркским миром вопросы в мифическом прошлом. "Небесный Тенгри" - это произведение о современных проблемах тюрко-язычных наций, но отраженных в неомифологическом художественном пространстве.
Роман-антимиф представляет собой самостоятельную жанровую конструкцию, "генетически" связанную с "классическим" романом-мифом, но противоположную ему по семантике [Полушкин, 2009, с. 14]. Роману-антимифу свойственны следующие особенности: текстуализа-ция мифа, интертекстуальный диалог между романным и мифологическим текстом, разрушение
6 Восток, № 6
традиционной семантики при сохранении формы. "Для романа-антимифа характерно свободное манипулирование мифом как текстом, его дегероизация, демонстрация приема, интертекстуальная игра, а главное - разрушение мифологической семантики при сохранении мифопоэтической формы" [там же].
Черты романа-антимифа просматриваются в произведении Камала Абдуллы (Ката1 АЬёи11а) "Неоконченная (неполная) рукопись" ("Уапт9щ э1уа2та", 2004). Согласно распространенному среди специалистов мнению, данное произведение представляет собой исторический роман. Однако такая оценка вызывает сомнения у другой группы ученых. Их основная претензия к автору - игнорирование им принципа историцизма при авторской интерпретации исторических событий [СаИа^п", 2005, с. 251]. Ситуация вокруг содержательной и жанровой сущности этого произведения приобретает характер интриги, так как Камал Абдулла является одним из основных исследователей дастана "Книга моего деда Коркуда", автором множества книг и статей, посвященных этому эпосу.
Отмечу, что Камал Абдулла манипулирует текстом дастана "Книга моего деда Коркуда", дискредитирует мифологического героя (например, если в мифе дед Коркуд это архетип "мудреца", то в "Неоконченной рукописи" - верный слуга Баяндыр хана), разрушает основу мифологического мировосприятия (превращая камень "Нур" ("Святой") в божественное начало Тенгри), с сарказмом перерабатывает сюжеты из эпосов, смешивая их с авторской саркастической интерпретацией исторических событий (бегство Шах Исмаила Хатаи и его умерщвление по нелепому стечению обстоятельств) и т.д. Не случайно исследователь Ниязи Мехти характеризовал "Неполную рукопись" как интеллектуально-художественный "блеф" [Ниязи Мехти]. Однако столь критическое отношение к данному произведению является некорректным. Роман отличается новаторством авторского замысла. Не стоит забывать, что создание произведений в русле антимифа требует от автора более глубоких знаний в области культурологии, мифологии, истории и психологии, чем создание романа-мифа. "Неполная рукопись" является одним из редких образцов романа-антимифа, созданных азербайджанской национальной литературой.
К жанровой форме романа-антимифа можно отнести произведение Керамета Боюкчола (Кэгатэ! Вбуик9б1) "Поле" ("£61", 2010), в котором присутствует деконструкция народного дастана о Короглы. Главный герой романа, как и герой дастана, назван автором Короглы, но если в дастане это символ борца за справедливость и высшие идеалы, то в романе - это алчный торгаш и наемник, готовый воевать только при наличии материальной выгоды. Содержание романа фактически противопоставляется дастану.
Тяготение постмодернистов к мифологическому или символическому методу на фоне создания замкнутого целостного мира закономерно приводит к тому, что в постмодернистском романе наблюдается большой интерес к антиутопии.
В романе-антиутопии "Амнезия" ("Атпе21уа", 2010) Али Акбер (ЭН ЭкЬэг) конструирует тоталитарное общество, в котором вынужден жить главный герой Мурад. Но амнезия в романе -это не только потеря героем памяти о своем прошлом, но и потеря памяти социумом об общечеловеческих ценностях. Примечательно, что автор не отсылает нас к отдаленным пространственно-временным характеристикам художественного мира. Художественное пространство соотносится с территорией Кавказа, а художественное время охватывает 2010-2011 гг. Вместе с тем раскрытие всех негативных сторон якобы идеального общества прослеживается на протяжении всего романа. Али Акбер подвергает критике попытки создания идеального общества и идеального государства, раскрывая всю тщетность таких инициатив.
Антиутопийным можно назвать произведение Анара (Апаг) "Белый овен, черный овен" ("А§ qo9, qaгa qo9", 2004). Особенностью философского дискурса в этой антиутопии является саркастическое сопоставление трех "идеальных" обществ, которые сконструированы на основе трех идеологий - традиционно-исламской, коммунистической и буржуазной. Подтекстом художественного сопоставления этих общественно-государственных конструкций является пессимизм в построении утопического общества, бессмысленности стремления к сверхидеализированному устройству. Выпячивая недостатки "идеальных" форм общественного устройства, Анар раскрывает внеисторичность общечеловеческих ценностей, значимость иррационального начала в человеке.
В постмодернистском романе жанровое смешение сопряжено с гиперболизацией пародии, точнее с иронической пародией. Ирония в постмодернизме приобретает доминирующее значение и предусматривает пародическое сопоставление разных более художественных стилей и жанров. Отсюда склонность писателей-постмодернистов к созданию романов-притч.
Обращение авторов к притчевым жанровым конструкциям, в том числе к формату романа-притчи, обусловлено теми возможностями, которые становятся доступны автору [Кечерукова, 2009, с. 9-10]. В первую очередь это обращение к проблеме бытия и общечеловеческих ценностей - борьбе добра со злом и т.д. Например, в романе "Долина кудесников" ("8еЬгЬа21аг ёэгэБ^', 2006) Камала Абдуллы прослеживается подчиненность авторского замысла суфийской философской традиции. Автор поднимает проблему тщетности земных страстей, несовершенства человека и общества в целом. Проблематика романа имеет "общечеловеческий" и вневременной подтекст, что и позволяет говорить о нем как о романе-притче, даже несмотря на то что автор обозначает свое произведения как "роман-фантазия".
В отличие от самой притчи повествование в романе-притче обрастает множеством деталей, становится развернутым и выразительным. Вместе с тем "остаточное" влияние краткости притчи проявляется в пространственно-временных особенностях художественного мира романа-притчи: художественное пространство делается сжатым, а хронотоп отличается повышенной условностью. Поскольку притча характеризуется вневременным, условно-схематичным пространством, герои "Долины кудесников" могут управлять временем и пространством.
Постмодернистское мировосприятие предполагает фрагментарность бытия: мир предстает в хаотичных и неупорядоченных элементах. Отсюда и эксперименты постмодернистов по формированию крупных произведений прозы (например, циклический роман) при использовании конструкций малых форм, связывающих части по принципу параллельности (реже - последовательности). При параллельном построении идет одновременное повествование нескольких новел
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.