ВОСТОК (ОМЕ^) 2013 № 1
81
ЛИТЕРАТУРА И ОБЩЕСТВО НА ВОСТОКЕ
ПОСТМОДЕРНИСТСКИЙ ВЗГЛЯД НА ИСТОРИЮ В РОМАНИСТИКЕ ИХСАНА ОКТАЯ АНАРА
© 2013 О. В. КАРЕВА
В данной статье рассматривается постмодернистское видение национальной истории Турции в творчестве популярного современного турецкого романиста-постмодерниста Ихсана Октая Анара. Объектом внимания писателя-постмодерниста, представляющего историю страны как власть тоталитарных дискурсов над сознанием турок, становятся просвещенческий дискурс и дискурс библейско-коранической традиции. Он их деконструирует, травестийно понижает, перекодирует, что выражается в особых художественных средствах, в числе которых пастиш, карнава-лизация, оксюморонные словосочетания и т.д.
Ключевые слова: турецкий нарративный постмодернизм, постисторическая проблематика, гиперперсонажная маска, Ихсан Октай Анар.
Постнеклассический постмодернистский подход к осмыслению истории определяется восприятием исторической действительности как текста (как хаоса и как ри-зоморфного пространства) и направлен главным образом на развенчание религиозно-метафизического концепта истории и научно-позитивистского культа истории, возобладавших в эпоху модерна (или Нового времени). Наибольший вклад в разработку постмодернистского исторического концепта внесли труды таких известных постструктуралистов, как М. Фуко, Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотар, П. де Ман, Ф. Джеймисон, Р. Рорти, Х. Уайт и др. Обобщая их весьма разнородные и разноречивые взгляды, можно сказать, что основной упор они делали на подходе к истории как к литературному тексту, нарративу/повествованию/рассказу, выделяя в нем "сюжеты" (Ф. Джеймисон, Х. Уайт). Кроме того, в истории они акцентировали доминанту человеческих инстинктов (коллективное бессознательное), препятствующих осуществлению глобальных исторических проектов. В рамках последнего положения ими разрабатывалась ницшеанская по происхождению идея "воли к власти", мистифицирующая научно-технический прогресс, подменяющая его анонимной и полиморфной "волей к знанию" (М. Фуко). Последняя интерпретировалась ими как стремление людей замаскировать "волю к власти" претензией на научную "истину". Постнеклассические философы-постмодернисты предлагали взглянуть на историю как на плюралистическое, гетерогенное множество случайностей (Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотар, И. Пригожин, Р. Рорти, Ж. Делёз) в противовес традиционным метафизическим представлениям об истории как единой и безусловной закономерности. Во множественной хаосоморфной постмодернистской истории появлялось нелинейное, опространственное время (прошло-настояще-бу-дущее), а сам исторический процесс не обязательно программировался на движение по восходящей к лучшему будущему, что, по мнению постнеклассических философов, неминуемо вело к "концу истории" (Ф. Фукуяма), т.е. к "концу" прежнего линейно-детерминистского взгляда на историю.
Постисторическая проблематика занимает исключительно большое место в творчестве турецких постмодернистов (О. Памук, Т. Юджель, И.О. Анар и др.). Это особенно относится к И.О. Анару (род. в 1960 г.), который является не только писателем, но и профессиональным философом, что дает ему безусловные преимущества перед коллегами по писательскому цеху. Делая главным героем своей романистики историю Турции, он рассматривает ее под разными углами зрения, стремится избежать однозначности в осмыслении столь сложного феномена, предпочитает многоракурсность и вариативность. Иными словами, он дает постмодернистский адекват истории страны.
В трилогии И.О. Анара "Атлас туманных материков" ("Рш1и К^а1аг Л11а81", 1995), "Книга хитростей" ("КкаЪ-и1 Шуе1", 1996), "Рассказы Афрасиаба" ("Ей-^уаЫп Шкауе1еп", 1998) история Турции изображается в травестийном ключе. Точнее, речь у И.О. Анара идет об историческом нарративе как форме нашего знания об истории -скорее "литературного", нежели научного. Он "осюжетивает" факты прошлого, истории Турции ХУ11-ХХ вв., представляя их в разных историях-рассказах, которые "скрепляет" гиперперсонажная маска рассказчика-симулякра. Маска рассказчика множится в бесконечном количестве других названных и неназванных рассказчиков, на мнения которых постоянно ссылается гиперперсонаж, заставляя читателя периодически запутываться в том, кто ведет повествование.
Все эти истории стилизуются И.О. Анаром под фольклорный сказ, и можно сказать, что исторический нарратив представлен у писателя жанрами народно-героического эпоса и волшебной сказки, для которых и характерна подобная сказовая форма повествования. Сказ некоего безымянного гиперперсонажа-симулякра, от лица которого ведется все повествование в романах трилогии, изобилует просторечными оборотами, разговорными формами, устаревшей и вышедшей из употребления ара-бо-персидской лексикой, формулами и клише фольклорно-эпической тюркской традиции. Такой сказ кажется простым, безыскусным, наивным. В нем, как это принято в фольклоре, ведущая роль принадлежит повествовательности, событиям, диалогам, всему конкретно-предметному. Подобная подача материала (с волшебством, чудовищами и даже с примитивными лубочными картинками-иллюстрациями к происходящему) настраивает читателя на то, что ожидать от подобного рассказа истинности нереально. У И.О. Анара сказ служит подтверждением недостоверности традиционного исторического (а заодно и научного) знания, являясь собственной версией гиперперсонажа.
Безымянный гиперперсонаж И.О. Анара - фигура комическая. Сознание, мышление, язык рассказчика-симулякра в концентрированном виде содержат догматы турецкой истории, которые породили в свое время не одну национальную катастрофу. Автор иронизирует над верой персонажа в чудеса (в атласы туманных материков; в чудо-механизмы, с помощью которых турки должны победить всех своих врагов; в пещеры с несметными сокровищами; в вампиров и диковинных чудищ). Писатель зло высмеивает как высокопарную риторику персонажа в его рассказах о турецких ученых-хитрецах Йяфесе, Джалуде и Юзейире, стремящихся подчинить себе ход истории и командовать временем, одержав верх над законами природы ("Книга хитростей"), так и доверительный, наполненный чувством сострадания (почти лирический) рассказ о непростых взаимоотношениях средневекового чудака Узун Ихсана-эфенди и его сына Бюньямина, "потерявшего" на войне лицо ("Атлас туманных материков"). Писатель-постмодернист смеется над паническим страхом рассказчика перед смертью, который отчетливо проступает в его историях о людях, пытающихся "убежать" от смерти ("Рассказы Афрасиаба"). Все то, что для гиперперсонажа трилогии естественно, истинно и справедливо, для И.О. Анара неестественно, глупо и вредно, являясь проявлением метафизического взгляда на жизнь. Поэтому он и делает своего рассказчика необразованным, наивно верящим слухам, смешным, изъясняющимся на невообразимом графоманском языке - его рассказчик смешивает староосманский с жаргонно-бытовыми
словечками и новомодными современными выражениями, пускаясь в пространные, надоедливые объяснения, в описания мельчайших подробностей происходящего, которые ведут к подробностям этих подробностей и т.п., а в конечном счете совершенно сбивают с толку читателя и заставляют его забыть, о чем вообще первоначально шла речь. Показывая своего гиперперсонажа смешным графоманом, "входящим" в истории других и "живущим" в этих историях, И.О. Анар срывает с него многочисленные маски, демонстрирует под ними "пустое место", симулякр, производящий/произносящий абсурд.
Скрывая за несерьезным серьезное, И.О. Анар опровергает в трилогии принцип историзма и идею исторического прогресса. Они вызывают у него большой скепсис. Писатель заменяет историзм релятивизмом, производит деиерархизацию отношений в линейной временной парадигме, лишая категорию настоящего привилегированного положения, центрирующей роли по отношению к прошлому и будущему. Это приводит к возникновению в его романах нового гибридного типа времени "прошло-настояще-будущего", вектор которого теряет свой однонаправленный линейно-детерминистский характер, становится разнонаправленным.
И.О. Анар акцентирует повторяемость турецкой истории, воспроизводимость в новых формах прежних отношений между человеком и человеком, человеком и государством. С наибольшей наглядностью такую повторяемость отражает судьба Узун Ихса-на-эфенди, который является общим персонажем для всех трех романов, присутствуя одновременно и в средневековой Османской империи, и в современной Турецкой Республике. Во все времена он противостоит рациональному/метафизическому подходу к жизни, будь то наркоманом без определенного рода занятий и места жительства или султанским министром, главным героем или эпизодическим персонажем. Его жизнь во сне ("Атлас туманных материков"), неприятие научных проектов ученых-хитрецов ("Книга хитростей"), убегание от смерти ("Рассказы Афрасиаба") делают его вечно живым. Иными словами, он жив не благодаря рационально-гуманистической доктрине Нового времени, которая ставит человека, его разум в центр всего сущего, а вопреки и в противовес ей. Именно в Узун Ихсане у И.О. Анара проступает с наибольшей очевидностью неисполнимость "исторического проекта" гуманизации/модернизации жизни Турции; проекта, восходящего к эпохе западноевропейского Просвещения и рассчитанного не на реального человека, а на умозрительно сконструированного; проекта, насильственно внедряемого на турецкой почве. И.О. Анар доказывает на примере Турции, что эмансипация человеческого разума радикально изменяет духовную жизнь страны. В личности одновременно с высшим началом раскрепощается и низшее, до-личностное, животное начало. Поэтому его герои, приходящие к осознанию того, что Бога нет, и ставящие себя на место Бога, часто даже не понимают, что ими движет не Бог, а Дьявол.
Данный аспект проблемы эмансипации личности, по мысли И.О. Анара, с наибольшей зримостью отразил образ Фауста, который в романах трилогии подвергается культурфилософской интерпретации. Образ доктора Фауста "мерцает" в главе тайной разведывательной организации Эбрехе-эфенди ("Атлас туманных материков"), в ученых-хитрецах Йяфесе, Джалуде и Юзейире ("Книг
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.