«Посулы и поминки большие емлет»
Названия лихоимства в Приенисейской Сибири XVII века
© ЕЮ. ПОПОВ
Взяточничество известно на Руси с незапамятных времен, а к XIX веку оно стало столь обыденным, что гоголевскому городничему ничего не стоило заявить: «Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем другое дело». Думается, всем носителям русского языка знакомо это слово - взятка, но не все знают о существовании вплоть до XVIII века других названий этого действия - посул, поминок и принос.
Ценный материал для изучения лексики взяточничества представляет деловая письменность Приенисейской Сибири XVII века. Ведь на периферии Московского государства в силу удаленности от столицы «произвол и злоупотребления властью автоматически возрастали» [1] и как следствие - частое фигурирование в быту и отражение в памятниках деловой письменности понятий, связанных с незаконными поборами. В этом плане интересны рукописные судебные документы, хранящиеся в Российском государственном архиве древних актов (г. Москва), в фонде Сибирского приказа (ф. 214). Обратимся к двум типичным памятникам судебного делопроизводства XVII века - «Сыску о злоупотреблениях красноярского подьячего Василия Еремеева» и «Делу о злоупотреблениях енисейского дьяка Ивана Юдина».
Приенисейские «рыцари взятки» XVII века (так образно определил взяточников И.А. Голосенко) больше всего предпочитали посулы, которые имели разнообразные формы и были «экономически удобны». В одних случаях они связывались с требованием денег: «выписки не помечал многое время а просил с них денег в посул» (ст. 1014, л. 27), в других - с вымогательством хозяйственно-материальных ценностей: «взял де у меня корову да шесть соболеи посулу» (ст. 380, л. 146). Несмотря на различные формы посула, в документах он означает только «взятку».
Данная разновидность подношения также зафиксирована в актовом письме Х^-Х^1 веков, образцами которого служат Судебник 1495 года и Соборное Уложение 1649 года (кстати, в Русской Правде различных редакций наименования взяточничества отсутствуют).
В Судебнике Ивана IV под посулом понимается не только взятка, но и подарок судьям. Древнерусские законодатели запрещали «имать посулы»: «А посулов бояром, и околничим, и диаком от суда и от печалования не имати» [2. С. 54]. Не позволяли они оказывать и материальные знаки внимания судьям: «Да велети проклинать по торгом <...>, чтобы ищея и ответчик судиам и приставом посулу не сулили в суду» [3]. Если первый случай носит карательный характер, то второй - рекомендательный, так как «посул сулился» судьям добровольно и представлял собой памятный подарок. Подобная многозначность слова отмечена и в церковнославянском словаре [3]. Следовательно, посул в Судебнике и региональной письменности различается количеством лексических значений.
Соборное Уложение царя Алексея Михайловича тоже содержит в своем составе слово посул. Однако в памятнике наблюдается только одно, противозаконное, значение: «А будет которой боярин, или околничей, <.> или иной какой судья исца или ответчика по посулом, или по дружбе, или недружбе правого обвинит, а виноватого оправит.» [4. С. 31]. Данное обстоятельство сближает Уложение с локальной письменностью XVII века: «многое время наказных памятеи не подписыв[ал] и брал с них многие уговорные посулы» (ст. 1014, л. 9).
В XVIII веке наименование посул в значении «взятка» устарело [3]. Словарный запас русского языка пополнился его «народными эквивалентами»: мзда, корм, сребролакомство, детишкам на молочишко и др. [1]. Производные слова и грамматические словоформы с негативным оттенком - посулы (мн. ч.), посуливанье, посулка, посулье - отмечены В.И. Далем в лексике русского народа [5].
Другим названием взяточничества в региональных памятниках XVII века является поминок. Как правило, он фиксируется в сочетании с посулом: «седит у г(о)с(у)д(а)р(е)ва дела посулы и поминки большие емлет» (ст. 380, л. 109); «он Васка умысля воровски захотя меня изва-лят посулом и поминком загонил меня в пашню» (ст. 380, л. 132). Здесь
наблюдается отождествление двух юридических понятий. Удивительно, но их правовой характер не подтверждается лексикографическими материалами. Например, И.И. Срезневский объяснял поминок, как «память, поминовение умершаго в богослужебных молитвах»; «дар, подарок в знак памяти»; «вид подати» [6].
Прежней законотворческой традиции поминок также был известен, однако степень его активного функционирования оказалась различной. Так, если в Судебнике 1495 года лексема зарегистрирована только один раз: «А хоженого на Москве площаднаа неделщику десеть денег, а на правду вдвое; и от поруки поминков не имати им» [2. С. 57], то в Соборном Уложении 1649 года - в четыре раза больше: «А будет бояре и воеводы без государева указу ратных людей з государева службы учнут отпущати, и посулы и поминъки имати...» [4. С. 25]. Наименование поминок в деловой письменности Московского государства XVII века, в том числе и Приенисейской Сибири, получило большее распространение, нежели в законах Древней Руси. Особенно это касается региональной письменности, в которой обнаружено множество фактов употребления именно этого понятия.
Редкой разновидностью лихоимства в местной письменности XVII века следует считать принос: «он торговых и всяких чинов людеи волочил и приносы с них от того имал» (ст. 1014, л. 18). В актах не конкретизируются предметы, используемые в качестве подношений. Видимо, приносом могло оказаться все, что представляло материальную ценность: «торговые и всяких чинов люди [для] ярлыков с приносами к нему Ивану [при]ходили» (ст. 1014, л. 60).
«Имание приносов» придает локальным актам своеобразие, так как ни в Судебнике 1495 года, ни в Соборном Уложении 1649 года такого же наименования не отмечено. Следовательно, слово является близким к народно-разговорному языку (в челобитных, изветах, сказках зачастую отражается «живая» речь людей). Подтверждает это наблюдение В.И. Даля, согласно которому принос известен носителям диалектной лексики в двух значениях - «дар, гостинец» и «взятка» [5]. Причины вхождения в деловую речь слова принос в последнем значении следует искать, прежде всего, в расширении сферы его употребления. Изначально оно использовалось в бытовом общении. Так, церковнославянский словарь объясняет принос как «действие приносящаго и принесшаго», так и «то, что принесено или поднесено кому либо, в знак уважения или по какому либо случаю; поднесение подарков» [3]. Ни одно из данных толкований не имеет непосредственного отношения к судебно-правовой сфере. Вероятно, длительное функционирование лексемы принос во втором значении способствовало появлению у него нового смысла. В неопределенный момент времени он начал восприниматься в качестве одного из обозначений взяточничества.
Известное в настоящее время наименование взятка употреблялось в приенисейской деловой письменности XVII века наряду со словами посул, поминок и принос. В исследованных документах оно зарегистрировано в 1688 году: «.дьяк Иван Юдин сверх печати великих г(о) с(у)д(а)реи взятку своею рукою приписывал» (ст. 1014, л. 13). Примечательно отсутствие слова в Судебнике 1495 года и Соборном Уложении 1649 года.
Наши наблюдения позволяют говорить о двух значениях слова взятка. Первое из них можно сформулировать как «самовольное присвоение части денег, предназначенных для жалованья»: «челобитчиков всяких чинов выписки в прик(а)зе и на дворе своем пометя многое время для своих взятков держал и казенному целовални(ку) денежное великих г(о)с(у)д(а)реи жаловане служилым людем для своего с них взятку не в одно число давать приказывал» (ст. 1014, л. 7). Здесь заметна тесная связь слова с глаголом взять: "то, что должно быть взято" [6]). Второе значение слова отчасти соответствует историческим и современным словарям русского языка: «торговым и всяких чинов людем для проезду мимо Яланскую заставу сверх печати великих г(о)с(у)д(а) реи для своеи корысти приписывал взятки своею рукою» (ст. 1014, л. 8). Здесь инициатором действия выступает сам енисейский дьяк Иван Юдин.
Иначе слово взятка представлено в других словарях, например, в церковнославянском словаре: «непозволительный подарок за дела, про-из-водимыя в присутственных местах» [3]; в Словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой: «деньги или материальные ценности, даваемые должностному лицу как подкуп, как оплата караемых законом действий» [8]. Следовательно, основное различие между данными локальной письменности и лексикографическими материалами заключается в участниках противозаконного деяния. В региональных актах инициаторами взятки выступают только должностные лица, а факты добровольной ее дачи в памятниках приенисейской письменности XVII века на данном этапе исследования пока не обнаружены.
В дальнейшем понятие «взятка» отмечено в судебном делопроизводстве XVIII века, в котором оно употреблялось параллельно с лексемами лихоимство, мздоимство [8. С. 136]. В настоящее время взятка вытеснила из сферы официального судопроизводства другие стилистически окрашенные синонимы.
Таким образом, названия взяточничества в деловой письменности Приенисейской Сибири XVII века частично соотносятся с памятниками государственного законодательства. Общими для всех актов являются слова посул и поминок, в использовании которых наблюдается отождествление. Своеобразие лексики приенисейских актов заключается в функционировании наименований принос и взятка.
Слова посул, поминок и принос в XVIII веке постепенно вышли из употребления и уже в следующем столетии считались устаревшими, а их основной сферой бытования стала диалектная среда. В отличие от названных слов, наименование взятка не потеряло своей актуальности в различных стилях русского языка вплоть до настоящего времени.
Литература
1. Голосенко И.А. Феномен "русской взятки": очерк истории отечественной социологии чиновничества. http://www.nationalism.org/library/ science/ sociology/golosenko/golosenko-jssa-1999.htm.
2. Российское законодательство X-XX веков. В 9 т. М., 1984. Т. 2.
3. Словарь церковнославянского и русского языка, со
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.