ЭО, 2009 г., № 5 © Н.Л. Пушкарева
ПОЗОРЯЩИЕ НАКАЗАНИЯ ДЛЯ ЖЕНЩИН В РОССИИ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКА*
Ключевые слова: русское обычное право, женщина, позорящие наказания, этнография семьи, гендерные роли, гендерные исследования в этнологии, феминистская этнология
"По деревенской улице... с диким воем двигается странная процессия. К передку телеги привязана веревкой за руки маленькая, совершенно нагая женщина. Все тело ее в синих и багровых пятнах, грудь рассечена. Должно быть, по животу женщины долго били поленом, а может, топтали его ногами в сапогах - живот чудовищно вспух и страшно посинел. А на телеге стоит высокий мужик, в белой рубахе, в одной руке он держит вожжи, в другой - кнут и методически хлещет им раз по спине лошади и раз по телу маленькой женщины. Сзади телеги и женщины, привязанной к ней, валом валит толпа." (М Горький). В этом отрывке описание "вывода" - истязания женщины за супружескую неверность, потрясшее юного М. Горького; описанное случилось в д. Кандыбовке Херсонской губ. в 1891 г.
Какие цели могло преследовать подобное наказание и какие иметь последствия для униженной женщины? Как долго оно существовало? В чем географическое своеобразие практик позорящего, гендерно окрашенного насилия в отношении проступков, связанных с женским телом? К этой теме уже обращались российские антропологи, но не специально (Власкина 1999: 207-208; Щепанская 2001: 115-176).
Понятия неверность и честь обрели гендерную окраску вместе с возникновением гендерной асимметрии - исторически первой формы социальной депривации. При этом понятие мужской чести многие столетия лишь впитывало в себя тему верности избраннице (в отношении незарегистрированных браков это происходило долго, и даже в современном обществе понятие мужской, в том числе супружеской, верности слабо связано с представлениями о мужской чести, оставаясь весьма многозначным).
Иное дело - честь женская. Как понятие оно весьма рано оказалось нагружено гендерным смыслом, и женская честь по сей день воспринимается именно как соблюдение целомудрия девушкой и супружеской верности замужней женщиной. Любой собеседник, даже не будучи историком, скажет, что нарушение целомудрия и адюльтер для русской женщины - всегда "сором" (Базылев и др. 1998: 12-13), стыд, срам, позор. Словосочетание "честная девушка" или "честная женщина" и в большинстве славянских языков означает невинность до брака и верность в супружестве (Cvetanovska 2001: 564-558).
* * *
К началу XIX в. писаное светское право приобрело значительное влияние в городах (особенно крупных и особенно в высших слоях общества). Это оно давало основание судить и оценивать поступки и проступки людей. Проект уголовного уложения 1813 г. "О наказаниях за обиды против добрых нравов или о стыдных преступлениях" предполагал равное наказание и мужу, и жене за адюльтер: "церковное покаяние и содержание в монастыре от шести недель до 3-х месяцев" (Абрашкевич 1994: 442). Хотя Свод Законов 1831 г. решительно наступал на прерогативы церкви, она не собиралась отдавать на откуп светской власти то, что касалось морали и нравственности. Свои установления она отождествляла с верностью православию и, шире, христианству.
Наталья Львовна Пушкарева - доктор исторических наук, и.о. завсектором этногендер-ных исследований Института этнологии и антропологии РАН.
Брачно-семейные дела в XIX столетии имели двойное подчинение, при этом подчас нормы старого права (основанного на византийских кодексах) прямо противоречили, особенно в имущественных вопросах, праву новому, светскому, к 1830-м годам изданному в Полном собрании русских законов.
Писаное право в России формировалось несколько в стороне от народных традиций, а совершенствовалось в направлении интересов государства (не личности). Позорящие наказания в российском светском праве как таковые существовали, но "особость" их именно для женщин нигде не была прописана. В то же время даже среди тогдашних юристов бытовало мнение: позорящие женщин наказания зиждились на стремлении "посрамить виновных, дабы унизить в лице их порок и возвысить значение добрых нравов" (Костров 1876: 78, 242).
Как и в стародавние времена, небезупречное поведение девушки считалось прегрешением меньшим, нежели измена замужней женщины. Ответственность за лишение девственности возлагалась на саму девушку (поскольку она или допускала подобные отношения - или не допускала, исходя из известного принципа, приведенного информатором Тенишевского бюро из Ярославской губ.: "Сука не захочет - кобель не наскочит") и на ее родителей и воспитателей. Примечательно, что "уступчивость" девушки считалась простительной, если она допускала связь с мужчиной более высокого статуса (к ним относились даже волостные писари, не говоря уже о купцах), более богатого, - и казалась особо предосудительной, если девушка уступала бедному, поль-щалась на "мужика". Богатство, более высокий социальный статус были понятными и объяснимыми мотивами, заставлявшими девушку "грешить", материальные выгоды извиняли ее "грех". Ситуация же, когда девушка "спутывалась по любви", была совершенно неизвинительной и приписывалась особой развращенности согрешившей. Девственность была тем особым природным даром, который давался каждой, и бедной и богатой; но в зажиточных семьях сохранность ее толковалась амбивалентно: "имущественный достаток невесты при выходе в замужество часто покрывает отсутствие в ней целомудрия" (РКЖБН 2.2: 198; РКЖБН 4: 165; РКЖБН 3: 430).
В центральных губерниях для венчания девушки, не сумевшей сохранить девственность, стало принято давать очистительную "молитву девке-родильнице", после которой девушка получала очистительную память от поповских старост, коим и поручалось исследование дел о внебрачных рождениях (Снегирев 1833: 33). Иногда - это был путь к покаянию - священник назначал епитимью: согрешившая трижды должна была на коленях обползти церковь. Есть данные, что уже в начале XX в. у русского населения, например на Украине, этот способ поношения и опозоривания молодой почти исчез и "вместо него часто священник обязывает молодую поработать у него несколько дней" (Чижикова 1978: 176; Кистяковский 1872: 20).
Зачинщиком позорящего наказания часто бывал брошенный девушкой парень, обиженный невниманием сосед; он и ставил на обсуждение сельского схода "дело об обиде". В сообщениях о штрафах, налагавшихся сходом на родителей (его могли взять и алкоголем) (Самосуд 1875), ничего не говорилось о способах проверки "честности" девушек, если речь не шла о свадебном ритуале. Очень часто вначале пускали слух о нечестности, затем мазали у якобы провинившихся ворота дегтем, обсуждали на сходе - само привлечение внимания к физическому состоянию девушки уже было позорным.
На свадебном пиру важнейшим актом была демонстрация "честности" невесты или признание ею вины. "Расправы и никаких позорящих обрядов не бывает, если она прежде увода в комору сознается, что потеряла девство. Новобрачная, сознаваясь в своей вине, просит, кланяясь в ноги, прощения у отца, матери, свекра и свекрухи... В противном случае совершение позорных обрядов идет своим чередом. Они рассчитаны на то, чтобы опозорить мать, отца и даже всю родню невесты..." (Кистяковский 2004: 529; РКЖБН 5.2: 409; РКЖБН 2.2: 359; РКЖБН 3: 313).
В Литве и в Малороссии был обычай наказывать девиц, нарушивших целомудрие, сажанием при дверях церкви на железную цепь (в западно-русских землях она называлась куницей или куной, а в Малороссии - кандалами) (Терещенко 1848: 111). Народный свадебный ритуал в этих краях включал демонстрацию рубашки невесты, изредка - даже ее появление перед гостями в рубашке с кровяными пятнами: ей полагалось вымести пол с остатками разбитых в честь ее невинности склянок. Чаще же брачную рубашку выносили и, показав, вместе с четвертью вина и благопожеланиями отдавали родителям (РКЖБН 2: 429).
Целомудренность или ее отсутствие должны были быть обнаружены рано утром в понедельник или же ночью с воскресенья на понедельник (ТЭСЭ 1872: 459-460). Основным знаком, свидетельствующим, что жених нашел невесту целомудренной (если не выносилась рубашка), было битье посуды, стаканов, бокалов - символ благополучного нарушения целостности главного девичьего "сокровища" (РКЖБН 4: 267). Свадьба без битья посуды в Нижегородчине считалась "невеселой" как раз потому, что означала начало опозорения. Абсолютно обратный обычай описал информатор из Калужской губ. Там молодому положено было бить посуду, "ломать и грызть" ложки в знак разочарования "несохранностью" невесты (РКЖБН 3: 210).
Нецеломудренность невесты - "Хорош соболек, да измят!" - могли осуждать только новобрачный и его род, причем особое право срамить имели не только мужчины, но и женщины мужниного рода - мать и сестры мужа, невестки (Киркор 1854: 149). Избиение молодым своей жены нагайкой за несохранение девственности описано в литературе XIX в., но нет данных о распространенности такого обычая; скорее, типичным было сокрытие молодоженом провинности его избранницы.
В Черкасском уезде Киевской губ. принято было наказывание нецеломудренной невесты матерью жениха, и жених же останавливал ее в какой-то момент - указав, что теперь он хозяин молодой: «лишившаяся девственности до свадьбы не идет к столу, а подползывает на коленях под стол, из-под которого должна показывать свое лицо. Мать (жениха) всякий раз, когда молодая выдвигает голову, бьет ее по лицу, это продолжается до тех пор, пока муж не запретит ("в моей хате никому не дам своей жинки быты"). Тогда уж молодая выбиралась из-под стола и садилась около мужа» (Кистяковский 2004: 554).
Опозорение отца девушки, не сохранившей девственности, встречалось редко, но все же отдельные случаи бывали: решением волостного суда в Каменецком уезде было определено подвергнуть отца за провинность дочки, прижившей внебрачное дитя, наказанию розгами; аналогичные случаи описаны в Кинешемском уезде (ТЭСЭ 1855). На Дону общим способом поношения родителей, не сберегших девственности дочери, было исполнение срамных песен, надевание на шею венка из соломы или баранок, одаривание матери или, если невеста
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.