ЭО, 2014 г., № 3 © М.И. Васильев
ПРАЗДНИЧНЫЙ КАЛЕНДАРЬ РУССКОЙ ДЕРЕВНИ XIX - НАЧАЛА XX в.: К ВОПРОСУ О СООТНОШЕНИИ ПРАЗДНИЧНЫХ И РАБОЧИХ ДНЕЙ
Ключевые слова: будни и праздники, традиционное общество, русские сельские праздники
В статье рассматривается вопрос о количестве праздничных дней у крестьян русской деревни XIX - начала XX в. Автор критикует метод и опровергает выводы историка Б.Н. Миронова, который развивает идеи "государственников" дореволюционной России об избыточном числе праздников в русской деревне. Статья подвергает сомнению используемые ими формальные методы исследования, не учитывающие отличий крестьянского календаря от церковного и светского, а также его местных особенностей. Подсчет количества праздничных дней в источниках, знакомых с бытом русской деревни изнутри, серьезным образом расходится с оценками "государственников" и Б.Н. Миронова.
Жизни каждого общества присуще чередование будничных и праздничных дней. Праздники противопоставляются будням, а праздничная жизнь считается более свободной, чем будничная. При этом праздник отмеряет время культуры, задает точку отсчета. "Празднество всегда имеет существенное отношение к времени, - подчеркивает М.М. Бахтин. - В основе его всегда лежит определенная и конкретная концепция природного (космического), биологического и исторического времени. При этом празднества на всех этапах своего исторического развития были связаны с кризисными, переломными моментами в жизни природы, общества и человека. Моменты смерти и возрождения, смены и обновления всегда были ведущими в праздничном мироощущении. Именно эти моменты - в конкретных формах определенных праздников -и создавали специфическую праздничность праздника..." (Бахтин 1990: 14).
Как указывает М. Элиаде, человек ощущает психологическую потребность периодически выходить из временного потока повседневности и погружаться в особое время, которое возникает на праздниках (Элиаде 1994: 57-60). Праздники выполняют ряд важных общественных функций и представляют собой многоуровневую систему: они бывают общими и местными (по охвату территории), общими и групповыми (по охвату социальных и половозрастных групп населения), государственными и неофициальными (народными), религиозными и светскими, традиционными и современными и т.д.
Данный элемент культуры изучают историки, философы, этнографы, фольклористы, искусствоведы, социологи и др. (Мазаев 1978; Слюсаренко 2007; Ванченко 2008). Традиционными для этнографии являются темы генезиса и эволюции праздничной обрядности, формирования системы праздничного календаря, а также сравнительный анализ и описание отдельных праздников различных народов. В русской этнографии праздникам посвящены работы И.М. Снегирёва, И.П. Сахарова, А.А. Терещенко, А.Н. Афанасьева, М.М. Забылина, А.А. Макаренко, В.И. Чичерова, В.Я. Проппа, В.К. Соколовой, Л.А. Тульцевой, А.Ф. Некрыловой, И.И. Шангиной и др.
Михаил Иванович Васильев - д.и.н., профессор Санкт-Петербургского университета сервиса и экономики; e-mail: mvas1957@mail.ru
В то же время, некоторые стороны традиционной праздничной культуры, в том числе вопрос о количественном соотношении праздничного и будничного времени, остались вне поля зрения этнографов. Одной из причин их невнимания к данному сюжету является традиционное изучение этой сферы другими науками: статистикой, экономикой, социологией. Не менее важной причиной, вероятно, является и присущий этнографам взгляд на традиционное общество (благодаря методу "включённого наблюдения" и взгляду изнутри этого общества) как на сообщество ручного труда, вынужденное выживать за счет значительных физических усилий всех членов коллектива, из-за чего подсчет праздничных дней оказывается совершенно излишним. Подобная позиция, как будет показано ниже, созвучна представлениям не только крестьянства, но и сельского духовенства, интеллигенции и краеведов дореволюционной России.
Наряду с таким подходом, начиная со 2-й половины XIX в. в России возникает и получает обоснование другой взгляд на русские народные праздники, развиваемый рядом государственных и общественных деятелей, помещиков, экономистов, отражавший недовольство российского правительства и предпринимателей традиционной трудовой этикой, трудовым ритмом народной жизни и новыми условиями найма рабочей силы, усложнившимися вследствие отмены крепостного права. Среди них: К. Буницкий, М.Р. Шидловский, П.В. Протопопов, Ф.Н. Манкошев, А.Е. Врангель, В.Ф. Ралль, С.Н. Гудим-Левкович, П.А. Шабельский, М.А. и В.И. Безобразовы, Л.М. Муромцев, А. Ермолов и др. Они пытались доказать избыточность народных праздников, составлявших, по разным данным, от 120-150 до 280 дней, приносивших большие убытки и тормозивших экономическое развитие России (См.: Буницкий 1866: 306-311; Доклад 1873: 201-224; Владимирский 1874: 22-25; К вопросу 1891: 285-291; Елишев 1901: 1; Празднолюбие 1903: 1; Петерсен 1904: 1-5; Ермолов 1905: 65-97; И.В. 1913: 445-447).
В советский период истории такая постановка вопроса утратила актуальность из-за урбанизации, индустриализации и распространения государственного атеизма, что сопровождалось радикальными изменениями в образе жизни большинства людей. Однако началась борьба против местных сельских религиозных праздников под предлогом того, что страна теряла многие миллионы "человекодней" (Румянцев 1939: 37-47; Белов, Певзнер 1960: 3-7).
После распада СССР ситуация снова изменилась. В постсоветской исторической науке вновь отчетливо прозвучал тезис о чрезмерно большом числе праздников у крестьян и рабочих в дореволюционной России. Инициатором и наиболее авторитетным сторонником подобного подхода сегодня является историк Б.Н. Миронов, проанализировавший дореволюционную статистику трудозатрат в сельском хозяйстве и включивший количественный аспект народного праздничного календаря в свою концепцию социальной истории России XVIII - начала XX в. (Миронов 1999: 200-210; 2001а: 99-108; 2003а: 327-332, 400-403, 458-459, 474-475; 2003б: 305-317). С тех пор прошло более десяти лет, но до сих пор почти никто из этнографов и фольклористов не откликнулся на нее. Единственной публикацией на эту тему, выполненной в целом в русле этого же направления, стала статья А.Ф. Некрыловой, в которой она присоединяется к мнению дореволюционного исследователя А. Ермолова о наличии у крестьян 120-150 праздничных дней (2009: 116-128). Как указал в свое время один священник, важность "вопроса, глубоко задевающего народную жизнь, требует тщательного к нему отношения, особенно в цифрах, которые так не любят лицемерия..." (М-ов 1903: 554).
Суть взглядов Б.Н. Миронова сводится к следующему: "крестьяне работали весьма умеренно, лишь настолько, чтобы удовлетворить свои необходимые и небольшие потребности" (Миронов 1999: 201). Опираясь на данные и выводы различных государственных комиссий, совещаний и некоторых публикаций 2 пол. XIX - нач. XX в.,
ученый получил следующие результаты: в 1850-е гг. русское (а также украинское и белорусское) население Европейской России имело около 108 воскресений и праздников в году, в 1872 г. - 120, а к 1902 г. - около 140. Причем, увеличение произошло за счет народных праздников: в 1850-е гг. их было 21, в 1872 г. - 33, в 1902 г. - 53. Далее, Б.Н. Миронов считает, что каждый народный (в основе - церковный) праздник отмечался в среднем 2-3 дня. В итоге число воскресных и праздничных дней (с учетом их совпадений) составляло 174 в 1850-е гг., 201 - в 1872 г. и 240 дней - в 1902 г. Таким образом, доля рабочих дней могла составлять от общего числа дней 52% в 1850-е гг., 45% - в 1872 г. и 34% - в 1902 г. По мнению исследователя, приведенные данные скорее преуменьшают, нежели преувеличивают действительное число нерабочих дней, если учесть кануны, послепразднества и т.д. (Миронов 1999: 201-203; 2003б: 307-308).
Такое количество праздников с преобладанием нерабочего времени над рабочим не являлось, подчеркивает Б.Н. Миронов, следствием лености, географических условий и каких-либо других "русских" причин и качеств. Оно характерно для всех традиционных крестьянских обществ мира и является проявлением религиозного сознания, невысоких требований к качеству жизни, отсутствия в этих обществах ориентации на получение коммерческой прибыли и накопительство. Подобное явление в зарубежной литературе получило название "этики праздности" (Современные концепции 1995: 4-31). "В эпоху трехполья от Англии до России и от Швеции до Испании крестьяне... работали примерно в том же ритме, как русские крестьяне в XIX - начале XX в., - подчеркивает исследователь. Периоды лучшей конъюнктуры уменьшали время работы до 80-100 дней в год, как в русской пореформенной деревне" (Миронов 2001а: 106).
Соглашаясь с Б.Н. Мироновым и другими исследователями в том, что экономика традиционного общества, в том числе российского, не была ориентирована на рыночные показатели и индивидуализацию, и что значительную часть своего времени крестьяне посвящали поддержанию равноправных отношений друг с другом в рамках общины, важной частью которых являлись праздники, тем не менее, не могу согласиться, как и многие исследователи (см.: Современные концепции 1995: 4, 14, 2021, 23-25), с тем, что к традиционному обществу следует применять термин "этика праздности", поскольку он является оценочным (ср.: "общество праздности"). На мой взгляд, лучше говорить о "традиционной" или "минималистской" трудовой этике (в противовес "буржуазной", "максималистской").
В этих терминах четко видна разница в мировоззренческих целях и установках: традиционализм и сочетание коллективистских и личностных ценностей ("не хуже, чем у других") - в первом случае и ориентация на нововведения, специализацию хозяйства и доминирование индивидуалистических норм с ориентацией на получение максимальной прибыли ("у меня лучше всех") - во втором. При этом не следует думать, что традиционная трудовая этика была ориентирована на минимальный труд. Использование традиционной техники и технологий задавало доминирование трудоемкого ручного труда и необходимость освоения множества профессий одним человеком, что делало труд ме
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.