ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ ПО ПСКОВСКОЙ СУДНОЙ ГРАМОТЕ
В.Е. Лоба, кандидат юридических наук
В статье рассматриваются преступления против государственной власти по Псковской судной грамоте.
Ключевые слова: преступление, наказание, государственная власть, исторические памятники, Псковская судная грамота.
В Древней Руси, где власть отождествлялось с князем как главой государства, под преступлением понималось причинение потерпевшему материального, физического или морального вреда, а не нарушение закона либо княжеской воли [1; 28]. Псковские законодатели впервые в истории русского права пришли к пониманию понятия города-государства. В этой связи далеко не случаен тот факт, что именно законодательство вечевого города выработало понятие преступления против государственной власти: ведь в законодательстве Пскова власть князя и его аппарата понималась лишь как составная часть города-государства, но не отождествлялась с ним. К числу наиболее опаснейших преступлений этой группы Псковская Судная грамота (далее - Грамота), в первую очередь, относит неизвестную Русской Правде измену - «перевет».
Здесь отметим важнейший момент: само понятие измены складывалось на практике с конца XI - XII веков. Наиболее распространенным было понятие так называемой земской измены, тайного перевета, т. е. разного рода сношений с врагами своего государства. Раньше, чем в других землях, это по-
нятие сложилось в Новгороде и Пскове, где войны с Тевтонским орденом и Литвой, являющихся частью борьбы всего русского народа за национальную независимость, наполняют всю историю этих городов-государств. Вот почему необходимость борьбы с изменой ощущалось здесь особенно остро. В качестве примера можно сослаться на следующие летописные данные: в 1141 году в Новгороде сбросили с моста в реку Волхов Якуна, бежавшего за отъехавшим за рубеж князем Святославом; в 1194 году казнили изменников, предавших Новгородскую дружину Юрге. А в Псковской летописи под 1435 год упоминаются «переветные грамоты» [2, с. 15-16].
Помимо сказанного, следует напомнить, что в условиях феодальной раздробленности Руси и борьбы с Ордой Псковская земля зачастую была вынуждена сражаться с западными врагами исключительно своими силами. «В этом существенное отличие псковского общества от общества Древней Руси, не знавшей такой постоянной и упорной борьбы со столь опасными противниками - набеги половцев хотя подчас и очень опустошительные, угрожали только южной окраине и не ставили
под угрозу существования Древнерусского государства» [3, с. 45-46]. Постоянная внешняя угроза и требования обеспечения внешней безопасности настоятельно требовали введения в законодательство пограничной земли ответственности за проведение враждебной деятельности против «Господина Пскова». И, как результат, впервые появляется такой вид преступного деяния как «перевет», где под «переветником» понимался переметчик, перебежчик, т. е. лицо, виновное в государственной измене [4, с. 72]. Изложенное позволяет предположить, что по Грамоте «пе-ревет» рассматривался как преступное посягательство на внешнюю безопасность города-государства, которое осуществлялось в виде перехода на сторону военного противника, а также оказания помощи иностранному государству или их представителям в проведении враждебной деятельности в отношении «господина Пскова». Несомненно, «перевет» отличался от других видов преступлений высокой степенью общественной опасности, особой специфичностью и целым рядом других особенностей, которые в своей сущности могли нести судьбоносное значение для сохранения суверенитета, территориальной неприкосновенности и обороноспособности псковской земли.
Необходимо отметить еще одно интересное обстоятельство: в ст. 7 Грамоты перечислены преступления, представляющиеся для псковского законодателя наиболее опасными: «А крим(с)кому татю и коневому и переветнику и зажи-галнику тем живота не дати» [5, с. 332]. И если толкование термина «коневой тать» не вызывает принципиальных
разногласий у исследователей, то вопрос о содержании терминов «кримский тать» и «зажигалник» до настоящего времени является дискуссионными. В большинстве случаев эти виды деяний рассматриваются как имущественные преступления [6, с. 7 - 8; 7, с. 137; 8, с. 431; 9, с. 59; 10, с. 158]. Между тем, Ю.Г. Алексеев в «кримском тате» видит не просто вора, а похитителя, покушающегося на государственное достояние или государственную тайну [11, с. 45]. В свою очередь, В.Н. Рябчук, рассматривая «зажигалника» как лицо, которое, поджигая город, посягает при этом на общественное спокойствие либо преследует цель оказать этим содействие военному противнику, выдвигает следующую точку зрения: «Таким образом, в современном понимании зажигалник совершал либо акт терроризма, подобный тому, который описан в ст. 205 УК РФ 1996 года, либо диверсию (ст. 281 УК РФ), осуществленную в целях оказания помощи военному противнику» [12, с. 14].
В то же время отмечается, что поджог, хотя и совершенный умышленно, не всегда влек за собой применение смертной казни. «Из судебного списка от 30 июня 1503 года явствует, что виновный в поджоге монастырской деревни Михалка Жук приговорен к возмещению монастырю нанесенного ущерба в размере 5 рублей. За отсутствием денег и поручительства в уплате их виновный передан монастырю до искупа, то есть до отработки долга» [12, с. 14]. Не в наших силах проникнуть в замысел псковского законодателя, к какой группе преступлений следует относить противоправные деяния, совершенные
«кримским татем» и «зажигалником». Очевидно лишь одно: говоря современным языком, родовым объектом таких деяний является чужая собственность, а непосредственным - имущество конкретных физических или юридических лиц. Что касается вопросов о виде и мере наказания, то они, видимо, находились в прямой зависимости от направленности умысла преступника и судейского усмотрения.
На наш взгляд, к преступлениям против государственной власти, находящимся в юрисдикции Псковской феодальной республики, относились деяния, составляющие предмет регулирования церковным законодательством, и вот почему. В восточной Руси, в отличие от западной ее части, православие заняло привилегированное положение. Более того, оно стало единственной религией всего русского народа. Отсюда складывается убеждение, что православие и русская народность - тождественные понятия, и что русские должны быть только православными. Следовательно, уклонение от православия - это измена, которая должна жестоко наказываться [13, с. 307]. Так, в конце XIV в. на Руси появилась секта стригольников, которая, противопоставляя себя господствующей церкви, перетолковывали и извращали догматы христианского учения. «23 сентября 1416 г. митрополит Фотий пишет в Псков послание к псковским властям, священникам и всем христианам, в котором, обличив злочестие стригольников, побуждает псковичей воздействовать на них наставлениями, а в случае безуспешности мер нравственного воздействия - отженуть их от православ-
ной веры...; в последующих посланиях Фотий дает разрешение на применение к стригольникам более сильных мер: «...благоуветне всяко тех возводящее от помрачения в прозрение духовных очию и в познание благоразумия истины Евангелия, а зело нерадящих о сем- и нужами (толико кровь и смерть да не будут на таковых), но инако и всяко и заточенми приводите тех в познание, да не погибнуть, да не погибнуть, не снидуть во ад в помрачении своем»; таким образом Фотий предостерегал псковичей только от пролития крови, допуская применение всех остальных наказаний» [14, с. 230-231]. После этого издевательства они, вероятно, были наказаны только заточением [15, с. 91]. Не смотря на то, что Грамота никаких сведений об ответственности за преступные посягательства на христианские догматы не содержит, следует предположить, что именно светская власть исполняла наказания, предусмотренные каноническим уголовным правом. Так, в 1411 г. в Пскове по приговору светского суда за колдовство были сожжены 12 «вещих женок» [16, с. 242].
С древности до наших дней к главным функциям государства можно отнести не только оборону от внешних врагов, но осуществление правосудия, без которого, эффективного работающего, не может обойтись ни одно государство. Надо сказать, что в Пскове уже существовала система судебной власти в виде самостоятельных, не подчиненных друг другу судов, решения которых были окончательны и обжалованию не подлежали. Так, суду князя и посадника были подсудны дела о головшине, татьбе, бое, грабеже и разбое. Суд выбор-
ных псковских, а по пригородам - суд пригородских посадников и старост рассматривал гражданские дела, например, о займах, наймах, покупкам, наследству и дела о земельном владении. Суд владычня или епископского наместника (в Пскове не было своего епископа) осуществлял Владыка - наместник Новгородского архиепископа, который разрешал дела церковной юрисдикции в соответствии с церковными уставами великих князей Владимира и Ярослава.
Суд братчины - ему подлежали все дела и споры, возникшие на братчин-ном пиру. Он производился выборным братчинным князем пира и судьями, которые судили на основании исконных народных обычаев. Суд веча - на этом суде не имели права присутствовать ни князь, ни посадник. «Приговоры этого суда были решительны только волею всего народа; но какие дела подлежали ему, об этом в грамоте ничего не сказано. Очевидно, - писал И.Д. Беляев, - что ему принадлежали только дела высшие, касавшиеся всего Пскова, а может быть и частные, но такие, которых не мог решить ни князь, на посадник» [17, с. 276].
Взгляды составителей Грамоты на охрану интересов судебной власти выразились, в первую очередь, в установлении круга злоупотреблений своими правами и обязанностями представителями власти. Так, в частности, был закреплен запрет посаднику и вообще представителю власти быть ходатаем по чужим делам: «А посаднику всякому за друга ему не тягатся, опрочь своего ору-диа или где церковное старощение дръ-жит, ино им волно тягатся» [5, с. 338], т. е. впервые определено совершение коррупционных действий.
Признавая неприкоснове
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.