Причины военной катастрофы 1941-™: из новейшей литературы
Антон Короленков
The causes of the 1941 military catastrophe: from the recent studies
Anton Korolenkov («Novaia i Noveishaia istoriia» journal, Moscow, Russia)
Трудно найти в литературе по отечественной истории тему, которая привлекала бы большее внимание, чем причины поражений Красной армии в первые месяцы войны. Об этом пишут и профессиональные историки, и публицисты, и просто любители. На их оценки сильнейшим образом влияют не только знание предмета, но и политические пристрастия авторов, которые нередко обвиняют оппонентов в фальсификации (чаще всего не утруждая себя доказательствами, что речь идёт именно о фальсификации, а не о добросовестном заблуждении, ошибке или незнании) - обычно это делают поклонники тогдашней системы и лично вождя1. Однако дискуссии ведутся и на более серьёзном уровне, позволяя во многом изменить наш взгляд на случившееся в 1941 г.
Во время войны и в первые годы после неё неудачи первого периода объясняли внезапностью и вероломством нападения, численным перевесом неприятеля, на которого работала «вся покорённая Европа», долгим отсутствием второго фронта и т.д. Позднее, особенно после XXII съезда КПСС, не отказываясь от этих тезисов, много внимания стали уделять отрицательной роли Сталина и созданного им режима личной власти («культа личности»), что выразилось в серьёзных ошибках при подготовке страны к войне, репрессиях среди командного состава, отсутствии реакции на предупреждения разведки, неудачных решениях в первые недели войны и др. Особенно много писалось об обезглавливании Красной армии и неприведении войск накануне войны в полную боевую готовность. Указывалось на то, что армия не готовилась к обороне. В послехрущёвские времена от этих тезисов отказываться не стали, однако о репрессиях говорили лишь одной строкой, не вдаваясь в детали и цифры, просчёты Сталина подавались лишь как его личные ошибки, т.е. о его системе власти речи уже не шло. Когда заходила речь о численности техники в приграничных округах, туманно говорилось лишь о «большом количестве самолётов и танков старых конструкций».
С началом перестройки вновь стал активно обсуждаться вопрос об ответственности Сталина за поражения первого периода войны, о порочности созданной им системы власти (хотя признавались и определённые её достоинства), подавлявшей инициативу и стоившей жизни многим тысячам специалистов, которые могли бы немало сделать для отпора врагу. Были, наконец, обнародованы
© 2015 г. А.В. Короленков
Автор выражает признательность за консультации к.и.н. С.З. Случу (Институт славяноведения РАН) и А.А. Маринченко (Днепропетровский национальный университет им. О. Гончара).
1 «Классический» образец такого «подхода» - «формула» отличающегося специфической манерой своих высказываний публициста И.В. Пыхалова: «Не всякий фальсификатор антисталинист, но всякий антисталинист - фальсификатор» (URL: http://pyhalov.livejournal.com/61638.html, дата обращения 22 июля 2014 г.).
данные о численности советских самолётов и танков в приграничных округах накануне гитлеровского нападения - она оказалась в несколько раз большей, чем у неприятеля. Кроме того, встал вопрос и о целесообразности внешней политики СССР предвоенного периода, которая, по мнению многих учёных, привела в 1941 г. к изоляции нашей страны. Проблема секретных протоколов к советско-германскому пакту рассматривалась и с военно-политической точки зрения - высказывалось мнение, что присоединение западных областей Украины и Белоруссии привело не к укреплению, а к ослаблению безопасности Советского Союза, у которого образовалась общая граница с Германией - противником, несомненно, куда более опасным, чем Польша.
С выходом в свет известных книг В.Б. Резуна (В. Суворова) «Ледокол» и «День "М"» разгорелась дискуссия вокруг вопроса о том, не собирался ли Сталин первым напасть на Германию, чем автор книг и объяснял подготовку армии только к наступлению и соответствующую конфигурацию расположения войск на границе. Сам этот тезис, основанный на передержках, игнорировании и просто искажении фактов, в чистом виде почти никем из историков не принимается, однако породил плодотворную дискуссию, в ходе которой выяснилось немало важных обстоятельств. Шло также обсуждение вопросов об уровне подготовки войск, характере сообщений разведки, влиянии репрессий на боеспособность армии и т.д.
Результатом этих дискуссий стали и рассматриваемые книги. Первая из них принадлежит перу военного историка, автора блестящих монографий о Великой Отечественной войне Л.Н. Лопуховского2 и инженера и военного писателя Б.К. Кавалерчика. Хотя их совместная работа3 написана в научно-популярном ключе, она тем не менее основывается на достаточно обширном документальном материале - как опубликованном, так и архивном, историографии на русском и английском языках, главное же - на их критическом осмыслении.
Поиски ответа на давний вопрос, в чём причина поражений 1941-го -«во внезапности нападения или неготовности Красной армии к той войне, которую навязали Советскому Союзу?» (с. 31, выделено в оригинале) - авторы начинают с рассмотрения той ситуации, в которой оказалась германская армия после Первой мировой войны. Она лишилась всех важнейших средств борьбы (авиации, танков, тяжёлой артиллерии и др.), однако главнокомандующий рейхсвером Г. Сект (Зект) обнаружил лазейку в военных статьях Версальского мира - они не ограничивали численность унтер-офицеров, и в итоге их оказалось 59 500 на 100-тысячный рейхсвер4. Это позволило впоследствии быстро с их помощью обучить сотни тысяч солдат. На офицерские места брали наиболее подготовленных. Немалую роль сыграло и то, что Секту с помощью административных манёвров удалось сохранить генеральный штаб, который по условиям Версальского мира надлежало ликвидировать. Сект понял важность танковых войск, их взаимодействия с авиацией, а потому постарался создать если не сами эти рода войск, чего условия Версаля не позволяли, то хотя бы кадры для них, и добился многого. Больших успехов достиг планеризм, правительство субсиди-
2 Лопуховский Л.Н. Прохоровка. Без грифа секретности. М., 2005. Изд. 2. М., 2012; он же. 1941. Вяземская катастрофа. М., 2008.
3 Кавалерчик Б.К., Лопуховский Л.Н. Июнь 1941. Запрограммированное поражение. М.: Яуза, Эксмо, 2010. Далее ссылки на эту книгу даются в тексте.
4 Л.В. Ланник резонно охарактеризовал отсутствие ограничений на число унтер-офицеров в рейхсвере как проявление дилетантизма союзников (Ланник Л.В. Германская военная элита периода Великой войны и русский след в её развитии. Саратов, 2012. С. 314).
ровало развитие гражданской авиации. Тайно разрабатывались проекты новых танков и подводных лодок (с. 36-39). Немалое значение имело сотрудничество с Красной армией, и хотя Геринг не учился в Липецкой авиашколе, а Гудериан -в танковой школе «Кама» под Казанью, как часто утверждают, те, кто прошёл там обучение, потом стали видными военачальниками. Это были начальник Генерального штаба люфтваффе Г. Ешоннек, начальник штаба групп армий «Юг» и «Б» В. Шпайдель, командующий 1-й воздушно-десантной армией К. Штудент и др. Проходили обучение в Германии и советские военачальники - А.И. Егоров, В.М. Примаков, С.П. Урицкий, И.Э. Якир и др. Однако многие учились там всего год или даже полгода и к тому же не на последнем курсе, так что переоценивать значение этих стажировок не стоит. Любопытно, что в штабных учениях с участием будущего главнокомандующего рейхсвером В. фон Бломберга5 и И.П. Уборевича отрабатывались совместные действия германских и советских войск против Франции - Сект был сторонником тесных связей с СССР, считая его естественным союзником. Что же до учений, то средний немецкий офицер имел к 1939 г. гораздо больший опыт участия в манёврах, чем его коллеги из западных армий и РККА. Подготовка офицеров проводилась на высоком уровне, но в 1937 г. срок обучения из-за потребности в большем их числе сократили с четырёх до двух лет. Штабы были меньше, чем в армиях других стран, но их сотрудники благодаря высокому профессионализму справлялись со своими обязанностями. Попутно разрабатывалась теория блицкрига, а для её реализации в 1934 г. началось серийное производство танков. В 1935 г. была создана первая танковая дивизия (с. 34-62).
Что касается СССР, то его руководство не верило в возможность избежать войны и считало своими потенциальными противниками почти все европейские страны, а также Японию и США. (При этом существенные противоречия между странами - членами мнимой коалиции в расчёт не брались.) Наиболее враждебной Советскому Союзу считалась Англия. Во время «военной тревоги» 1927 г. выяснилось, что к сколь-либо серьёзному конфликту промышленность СССР не готова. Между тем Тухачевский разрабатывал проекты об увеличении армии в случае войны до 5.8 млн человек (против предполагавшихся 3.4 млн), советовал оснастить её 40 тыс. самолётов и 50 тыс. танков (!), на что Ворошилов резонно возражал: «Вы хотите разорить государство и оскандалить себя». Однако события развивались скорее в соответствии с рекомендациями Тухачевского. При этом в военной теории царило преклонение перед взглядами К. Клаузевица, который, не обременяя себя доказательствами, отрицал необходимость стратегического резерва, предлагал не считаться с потерями и т.д. Советский военный теоретик А.А. Свечин указывал на ошибки Клаузевица, предпочитая ему военную теорию А. Жомини, который отстаивал идеи сосредоточения основных сил на решающем направлении (но предостерегал от излишней концентрации войск), подвижного характера войны, наступления как единственного способа достижения победы и др. Сам Свечин при этом писал, что «право на наступление ещё надо заработать», и полагал, что при вражеском вторжении целесообразно отступить за Днепр (учтём, что граница СССР тогда проходила намного восточнее, чем в 1941 г.), целью же неприятеля считал Москву. Другие теоретики - В.К. Триандафиллов и К.Б. Калиновский - развивали теорию глубокой операции, которая, однако, не соответствовала тогдаш-
5 В тексте ошибочно идёт речь о нём
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.