УДК 341.48/.49
Применение Международным уголовным судом норм международного гуманитарного права и международного права прав человека
Н.М. Лямин,
аспирант кафедры международного права Юридического института Российского университета дружбы народов
Россия, Москва
nikator_73@mail.ru
Рассматриваются полномочия и деятельность Международного уголовного суда. Раскрывается сфера возможного применения Международным уголовным судом принципов и норм международного гуманитарного права и международного права прав человека.
Ключевые слова: Международный уголовный суд, Римский статут, трибунал, нормы, международный правовой акт, преступление, юрисдикция, международное гуманитарное право, международное право прав человека.
Создание Международного уголовного суда (далее — Суд, МУС) положило начало принципиально новому этапу развития международного уголовного права. В отличие от международных уголовных трибуналов ad hoc, МУС формировался не под конкретную ситуацию, а «на перспективу», что освобождало его от обвинений в ретроспективном применении права и в избирательном характере деятельности.
Римский статут Международного уголовного суда (далее — Римский статут, Статут) — международный правовой акт, достаточно детально излагающий нормы международного уголовного права, применяемого Судом [8]. Наиболее исчерпывающе в данном документе представлена так называемая особенная часть этой отрасли международного права, т. е. конкретные составы международных преступлений.
Согласно п. 1 ст. 22 Статута «лицо не подлежит уголовной ответственности по настоящему Статуту, если только соответствующее деяние в момент его совершения не образует преступления, подпадающего под юрисдикцию Суда» [8, с. 275]. Статья 5 Римского статута определяет категории (группы) подпадающих под юрисдикцию МУС международных преступлений, а статьи 6—8 и 8-bis Статута очерчивают круг конкретных составов преступлений, подведомственных Суду [8, с. 258—266].
Следует отметить, что Статут не только дает исчерпывающее определение всех составов преступлений, подведомственных Суду, но и не допускает их произвольного толкования. Пункт 2 ст. 22 Статута гласит: «Определение преступления должно быть точно истолковано и не должно применяться по аналогии» [8, с. 275]. Актом аутентичного толкования составов преступлений, подпадающих под юрисдик-
цию МУС, являются Элементы преступлений — международный документ, принятый Ассамблеей государств-участников Римского статута Международного уголовного суда. Римский статут, Элементы преступлений, а также Правила процедуры и доказывания (регламентирующие процессуальные вопросы осуществления Судом правосудия) являются документами, применяемыми Международным уголовным судом в первую очередь (п. 1 ст. 21 Статута) [8, с. 274]. Однако положения самого Статута указывают на то, что применимое МУС право не исчерпывается вышеуказанными международными документами. В частности, п. 2 ст. 21 Статута говорит о том, что Суд в соответствующих случаях использует «применимые международные договоры, принципы и нормы международного права, включая общепризнанные принципы международного права вооруженных конфликтов» [8, с. 274]. В данной связи представляется немаловажным определить сферу и порядок применения Судом принципов и норм международного права, не отраженных непосредственно в вышеуказанных международных актах.
Предлагается ограничиться рассмотрением международных принципов и норм, относящихся к таким отраслям международного публичного права, как международное гуманитарное право и международное право прав человека. Данные сферы наиболее тесно связаны с международным уголовным правом, возникновение и становление которого в значительной степени явилось реакцией на крупномасштабные преступные нарушения прав человека, а также законов и обычаев войны.
В отношении порядка применения Судом принципов и норм международного гуманитарного права и международного права прав
человека очевидным является дополнительный, субсидиарный характер правовых норм, составляющих данные отрасли международного публичного права, по отношению непосредственно к положениям Статута.
Что касается сферы использования принципов и норм международного гуманитарного права и международного права прав человека, целесообразно выделить несколько знаковых направлений, объективно предполагающих подобное применение.
1. Определение контекстного элемента международных преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС. Термин «контекстный элемент» используется в науке международного уголовного права для обозначения связи состава преступления с обстоятельствами, квалифицирующими его в качестве международного преступного деяния. Так, контекстным элементом преступлений против человечности является их связь с широкомасштабным или систематическим нападением на любых гражданских лиц; контекстным элементом военных преступлений выступает связь данных деяний с вооруженным конфликтом. Данный элемент зачастую определяющий как для правильной квалификации преступлений, так и для отграничения одного вида преступлений, подпадающих под юрисдикцию Суда, от другого. Вышеуказанный элемент позволяет не только отграничить международные преступления, подпадающие под юрисдикцию МУС, от преступлений общеуголовных, но и дифференцировать составы преступлений, имеющие весьма сходную (если не тождественную) объективную сторону, однако относящиеся к различным категориям международных преступных деяний (в частности, преступлениям против человечности и военным преступлениям). Особую значимость контекстный элемент приобретает для квалификации военных преступлений, совершающихся лишь в ходе вооруженного конфликта. При этом ст. 8 Римского статута разграничивает составы преступлений, совершенных в ходе вооруженных конфликтов международного и немеждународного характера [8, с. 261—266].
Соответствующая квалификация вооруженного конфликта имеет значение для определения «порога применения» к нему норм международного гуманитарного права, а следовательно, и международного уголовного права (в части, касающейся совершения в ходе данного конфликта военных преступлений).
Так, в отношении вооруженных конфликтов международного характера нормы международного гуманитарного права применяются с начала (юридического или фактического) такого вооруженного конфликта. Статья 2
(общая для четырех Женевских конвенций 1949 года (далее — Женевские конвенции)) называет случаи, при которых положения конвенций будут применяться: объявление войны; другой вооруженный конфликт, возникающий между двумя или несколькими государствами (даже в том случае, если одно из них не признает состояние войны); оккупация всей или части территории государства (даже если эта оккупация не встретит никакого вооруженного сопротивления) [4, с. 453]. Комментируя данный аспект международного гуманитарного права, Г. Верле пишет: «Межгосударственный конфликт происходит в том случае, когда государство использует военную силу непосредственно против пользующейся международно-правовой защитой территории другого государства» [1, с. 493].
Порог применения международного гуманитарного права в контексте вооруженного конфликта немеждународного характера значительно выше. Пункт 1 ст. 1 Дополнительного протокола к Женевским конвенциям, касаю-щиегося защиты жертв вооруженных конфликтов немеждународного характера (1977 год, далее — Протокол II), провозглашает, что положения данного протокола применяются ко всем вооруженным конфликтам «происходящим на территории какой-либо Высокой Договаривающейся Стороны между ее вооруженными силами и антиправительственными вооруженными силами или другими организованными вооруженными группами, которые, находясь под ответственным командованием, осуществляют такой контроль над частью ее территории, который позволяет им осуществлять непрерывные и согласованные действия и применять настоящий Протокол» [3, с. 487]. Однако п. 2 ст. 1 Протокола II уточняет, что положения международного правового акта не применяются «к случаям нарушения внутреннего порядка и возникновения обстановки внутренней напряженности, таким, как беспорядки, отдельные и спорадические акты насилия и иные акты аналогичного характера, поскольку таковые не являются вооруженными конфликтами» [3, с. 487—488].
Формулировка п. «Г» ст. 8 Римского статута во многом повторяет формулировку ст. 1 Протокола II применительно к военным преступлениям, совершаемым в ходе вооруженного конфликта немеждународного характера и подпадающим под юрисдикцию МУС, несколько расширяя ее. Данная норма международного уголовного права не требует, в частности, обязательного контроля неправительственных вооруженных групп над частью территории государства, в котором происходит внутренний вооруженный конфликт, и наличия у неправи-
тельственных вооруженных формирований «ответственного командования». Критериями, отличающими вооруженные конфликты немеждународного характера от обычных беспорядочных актов насилия, Римский статут называет организованность вооруженных групп и длительность вооруженного конфликта [8, с. 266].
В то же время критерии, обозначенные в Статуте, объективно содержат (с возможными незначительными поправками) и признаки вооруженных конфликтов немеждународного характера, зафиксированные в договорных нормах международного гуманитарного права. Так, длительность конфликта и наличие организованных вооруженных неправительственных формирований немыслимы без контроля данных формирований над определенными участками территории (пусть и находящимися в ненаселенной и труднодоступной местности) для размещения военных баз, складов вооружения, органов военного управления и т. п. Наличие ответственного командования также следует считать признаком вооруженного конфликта немеждународного характера, отграничивающим указанный конфликт от «беспорядков, отдельных и спорадических актов насилия и иных актов аналогичного характера». Фактическая автономия полевых командиров данных формирований не противоречит указанному признаку, так как не отменяет организационного единства соответствующих неправительственных вооруженных формирований, а
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.