Следует сразу же оговориться, что речь идет не о тотальном нигилизме в отношении к российской культуре во всем ее многообразии, а только о критическом отношении к тем стратегиям консолидации, которые были закреплены в социальной практике и культуре общества, не сумевшего в обозримый период обрести национальную идентичность.
Обращение к «допетровскому архетипу», к довестернизационному опыту социокультурной целостности вынуждает признать, что этот опыт социальных взаимодействий элит и масс, а также этносов и этнических культур не может быть напрямую экстраполирован на современность, потому что доминирование тогда стабильных горизонтальных (сословных) структур в известной степени снимало проблему межэтнической коммуникации. Допетровская Россия не знала межэтнической конкуренции ни в политическом, ни в образовательном (коммуникационном) пространствах, конкуренции, возникающей после разрушения традиционных социальных структур в индустриальном обществе, вдохновляемой «профессиональными производителями объективированных представлений о социальном мире», концентрирующими в своих руках политические, статусные, информационные и прочие ресурсы этноконсолидации и этноцентрического мифотворчества, затрудняющие культурную интеграцию в национальном масштабе.
Традиционная для российской политической элиты попытка решить проблемы интеграции общества централизацией власти - это, в потенции (но только в потенции!), возможность синхронизировать и стандартизировать поведенческие варианты проявления социкультурной энергетики. Но, в то же время, реально - это снижение индекса (поли-) субъектности становящейся национальной культуры, это обеднение социокультурной полифонии за счет отстранения «иных» субъектов-носителей альтернативных стратегий консолидации от каналов и возможностей их практической реализации.
Означает ли вышесказанное принципиальную неэвристичность культурного наследия России в применении к когнитивным и политическим моделям обретения национальной «целостности»? Нет, в данном случае налицо, скорее, попытка избежать детерминистских, тотализирующих, «линейных» интерпретаций российской культуры. Констатация невозможности заимствовать целиком прежний исторический опыт организации социального и политического пространства призвана облегчить понимание того, что в нынешних условиях консолидация общества не может быть «автоматически» обеспечена инерцией предшествующего развития, а прежние технологии обеспечения «единства» не отвечают задачам «вписывания» России в глобальный контекст.
УДК 94(571.56)
П.С. Троев
Якутский государственный университет имени М.К. Аммосова г. Якутск, Россия
ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ССЫЛКИ УЧАСТНИКОВ ПОЛЬСКОГО ВОССТАНИЯ 1863-1864 гг. В ЯКУТСКОЙ ОБЛАСТИ
Автор анализирует достижения историков в изучении темы пребывания поляков в ссылке. Он высказывает свое суждение о том, на какие проблемы историкам необходимо обратить свое внимание. При этом он считает, что особенно актуальным является изучение интернациональных связей изгнанников царизма.
В 60-70-х годах XIX века в Якутскую область было сослано немало участников польского восстания 1863-1864 гг. История политической ссылки польских повстанцев давно является объектом исследования М.А. Кротова, Б.С. Шостаковича, П.Л. Казаряна и многих других1. Предметом данной публикации является изучение проблем пребывания польских повстанцев в Якутии.
Кротов установил, что ссыльные поляки были поселены в Борогонском, Ботурусском, Восточно-Кангаласском, Намском улусах Якутского округа. Некоторая часть ссыльных была поселена в Олекминском, Верхоянском, Вилюйском, Колымском округах. Автор осветил условия жизни, порядки надзора, хозяйственные занятия невольных жителей края. Им описывается зажиточное хозяйство Михаила Витковского, упоминается, что он в 1888 имел «35 голов скота всех возрастов»2.
Автор считает, что ссыльные поляки «не сыграли такой роли в культурном и отчасти экономическом развитии края, какую сыграли они в Восточной Сибири или русские революционеры в Якутской области, начиная с 70-х годов... В деле изучения Якутского края они ничего не сделали». Но Кротов тут же сам себе противоречит и пишет о заслугах А.Л. Чекановского, Н.Д. Черского, С.И. Венгловского в исследовании Якутской области3.
Б.С. Шостакович подробно осветил роль и место Ю. Огрызко в восстании 1863 г., а также условия его содержания на Забайкальской каторге и в вилюйском тюремном замке. Исследователь опирается на богатейшую информационную базу архивных документов4.
В изучение численности и состава участников польского восстания 1863-1864 гг. существенный вклад внес П.Л. Казарян. Он определил, что в Якутскую область было сослано 300 участников5 восстания. Автором приведены сведения, которые впервые показывают подлинные размеры ссылки польских повстанцев в Якутию. При этом ученый не идет по пути своих предшественников. До публикации этой работы в печати приводилась численность ссыльных за отдельные годы. Этот ошибочный подход исправлен путем персонального учета каждого польского повстанца, отбывавшего ссылку. Автору удалось установить численность повстанцев за каждый год с 1863 г. по 1894 г. Автор прав, когда пишет: «Проведенное изыскание - еще одно свидетельство тому, что при исследовании численности и состава ссыльных единственно верной и универсальной методикой изучения ссылки
является методика комплексного подхода к проблеме ссылки и персональный учет ссыльных как
6
составная часть этой методики» .
Оценивая состояние изучения проблем польского восстания 1863-1864 гг. и численности ссыльных поляков, участников восстания, следует отметить, что у П.Л. Казаряна имеются несомненные достижения. Судя по всему, он настроен более глубоко изучить историю пребывания участников восстания в Якутской ссылке.
При анализе численности состава ссыльных, ученый большое внимание уделил причине обвинения, а затем обвинительному приговору властей. Вне поля зрения остался анализ социального состава репрессированных поляков. Наверняка, среди них были представители мелкой шляхты, немало рабочих, батраков и т.д. Эти и другие социальные силы определяли характер освободительного движения поляков. Немалый интерес представляет и образовательный уровень, профессионализм изгнанников царизма. Обо всем этом современный читатель хочет знать. Уверен, что и автор чувствует эти незначительные погрешности и настроен устранить их в будущих работах.
Годы перестройки внесли свежую струю в исследование проблем политической ссылки поляков в Якутию. Различные аспекты этой важной проблемы нашли освещение в ходе международных научных конференций, в сборниках научных трудов. Самое примечательное, что в них принимали участие наряду с якутскими исследователями ученые из других регионов России, а также Польши.
Своеобразным итогом этого содружества является издание книги «Россия и Польша. Историко-культурные контакты (Сибирский феномен) по материалам Международной научной конференции 2425 июня 1999 г.». Сборник расширил наши представления о содержании историко-культурных контактов. Его авторы осветили вклад представителей Польши в изучение истории, этнографии, фольклора и языков народов Якутии. Но следует помнить, что жизненные ситуации богаты по содержанию. Существует не только сфера культурного сотрудничества наций. Сотрудничество, взаимопомощь народов в дореволюционной России были необычайно многообразны.
Автор этих строк, в связи с исследованием других тем, попутно касался жизни и деятельности польских повстанцев 1863-1864 гг. В Национальном архиве Республики Саха (Якутия) сохранился «Регистр предметам, сданным верхоянскому купеческому сыну Никите Горохову 14 марта 1874 г.». Там отмечено, что Горохов получил от якутского окружного исправника для доставки в г. Верхоянск различные земледельческие орудия, семена зерновых и огородных культур. 16 апреля Горохов доставил в Верхоянск 25 фунтов проса, 18 пудов 20 фунтов ячменя, 17 пудов 20 фунтов ярицы, 8 пудов пшеницы, фунт семян капусты и орудия труда для земледелия. Указанные грузы были сданы верхоянскому начальству7. В том же деле указывается, что весь груз якутский окружной исправник купил у Юзефата Огрызко, поселенного в скопческом селении Большая Марха. Поступок Огрызко свидетельствовал об его желании распространить хлебопашество по территории Якутской области.
В деле распространения хлебопашества в Якутии польские изгнанники сотрудничали с русскими ссыльными революционерами и якутами. Много поляков - участников восстания 1863-1864 гг. были поселены в 12-ти наслегах Борогонского улуса. Во втором Легойском наслеге в разное время проживали 3 поляка.
Со временем окружающие заметили, что один из них - Викентий Кладис часто отлучается в другой Тюляхский наслег. Спустя некоторое время выяснилось, что польский ссыльный там держит хозяйство, имеет 19 голов скота. Ему помогали якуты. Местные власти поняли ситуацию правильно и ссыльного поляка перевели в Тюляхский наслег8. Различные жизненные ситуации, сотрудничество в хозяйственной сфере заложили основы исторических корней дружбы и солидарности народов на северной окраине российского государства. Но в последнее время важную проблему интернациональных связей народов историки несправедливо обходят стороной.
В условиях ссылки борьба с трудностями жизни на Севере сплачивала русских и поляков. 11 декабря 1880 г. активного участника восстания 1863-1864 гг. В. Карульского доставили в
Чериктяйский наслег и поселили недалеко от местожительства ишутинцев Н.П. Страндена и Д.А. Юрасова. По положению об устройстве быта сосланных поляков, ему полагалось казенное пособие, но вплоть до конца 1883 г. ссыльный пособия не получал. Карульский не имел никаких средств к жизни. Наслежные якуты вынуждены были содержать Карульского за свой счет.
Чтобы улучшить свое материальное положение, ссыльный стал просить о выделении ему положенного по закону надела земли, или разрешения на выезд на золотые прииски Витимско-Олекминской системы, но разрешения не получил.
H.П. Странден и Д.А. Юрасов общались с Карульским, много знали о нем. Они сочувствовали польскому
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.