Проста мова
© Е. А. СМИРНОВА
Проста мова в старых памятниках обыкновенно называется "языком русским" [1. С. 1]. В Великом княжестве Литовском XVI-XVII веков это был письменный язык, в основу которого предположительно легли диалекты западнорусского народа, проживавшего на его территории. Изучение и описание этого языка началось еще в конце XIX века такими исследователями, как П.И. Житецкий, М.В. Довнар-Запольский, Е.Ф. Карский и др. При этом, как отмечает в своей статье М. Гардзанити, до нашего времени "отсутствует какое-либо системное описание самого языка и его релевантных характеристик, прежде всего в сопоставлении с польским и с церковнославянским того периода" [2. С. 169].
По утверждению А.В. Карташева, Литва в XVI веке сознавала себя русским княжеством. В этот период Литовское Великое княжество состояло частично из "Литвы, занимавшей немного более двух нынешних губерний, Виленской и Ковенской, - пишет архиепископ Макарий, - а преимущественно из русских областей, обнимавших пространство девяти других, западных и южных, нынешних наших губерний: Смоленской, Витебской, Минской, Гродненской, Могилевской, Черниговской, Киевской, Волынской и Подольской. К этим областям надобно причислить и ту часть Галиции, которая хотя в гражданском отношении находилась под властью Польши, но в церковном принадлежала к Литовской митрополии" [3. С. 21]. "Русский народ диалектологически здесь принадлежал ко всем трем своим ветвям: великорусской, белорусской и южно-русской, названной греками малорусской. В самой столице Литвы - Вильне к концу XV в. половина населения была по вере православной, а по расе и языку русской" [4. С. 535-536]. И, "хотя польская государственность и наводняла Литву делопроизводством и актами на польском языке, с литовской стороны государственный язык русский преобладал и был обязателен в актах и договорах. Даже акты королевской власти, публикуемые законы и все судопроизводство в Литве обязательно совершалось на государственном для Литвы русском языке" [4. С. 537]. В то же время, но-
ся имя русского, язык этот уже отражал оформление белорусского диалекта на лексическом и грамматическом уровнях.
Б. А. Успенский считает, что в основе простой мовы "лежит актовый канцелярский язык Юго-Западной Руси, официально признанный в польско-литовском государстве как язык судопроизводства. Этот язык, постепенно теряя функции делового языка, становится литературным языком в широком смысле, т.е. употребляется и вне деловых текстов. Став языком литературы (в том числе и конфессиональной), этот язык подвергся нормированию (главным образом на уровне орфографии и морфологии). Таким образом, проста мова представляет собой книжный (литературный) язык, возникший на основе делового государственно-канцелярского языка Юго-Западной Руси" [5. С. 68-69]. Следовательно, на простой мове в XVI веке создаются тексты различного содержания: и делового, и церковного.
В нашем исследовании основное внимание будет уделяться священным текстам, так как Евангелия, имея схожие структуру и содержание, лучше поддаются сравнению и анализу (например, при сравнении параллельных фрагментов, написанных на простой мове и церковнославянском языке того периода), нежели тексты деловой письменности.
Следует отметить, что на развитие и распространение простой мовы сильно повлияло то, что в середине XVI века на территорию Великого княжества через Польшу и другие соседние государства стало проникать протестантство. "По отношению к священным книгам влияние протестантства выразилось двояким образом: с одной стороны, в появлении критического отношения к тексту священных книг, в желании иметь точный и полный перевод Библии; с другой - в желании иметь книги на родном и притом по возможности простом, народном языке, который всем был понятен. Первое вызвало проверку Библейского текста по еврейским священным книгам, которые принимались за первоисточник; второе - способствовало появлению значительного количества переводов книг Ветхого и Нового Заветов на народную речь - польскую и русскую" [6. С. 10-11].
Первые попытки перевода книг Ветхого и Нового Завета на просту мову относятся к началу XVI века: в 1517-1519 годах вышли в свет книги Ветхого Завета в переводе Франциска Скорины, рукописное Евангелие первой половины XVI века, текст которого в основе своей церковнославянский, но отдельные слова переданы по-малорусски.
Значительно богаче подобными переводами вторая половина XVI века: Пересопницкое Евангелие (1556-1561 гг.), Евангелие Тяпинского (около 1570 г.), Житомирское Евангелие (1571 г.), являющееся переделкой Пересопницкой рукописи, Летковское Евангелие, в целом - церковнославянское, но со значительной малорусской вставкой, перевод Нового Завета В. Негалевского (1581 г.), а также многочисленные списки и переводы Учительных Евангелий XVI-XVII веков.
Лексический состав простой мовы очень неоднороден, поэтому исследователи не могут прийти к единому мнению о происхождении языка. По этой же причине нет также единого мнения о том, как называть этот язык. Например, Франциск Скорина называет язык своих изданий русским, противопоставляя ему язык словенский. Василий Тяпинский, переводчик Евангелия на просту мову, называет западнорусский народ и его язык зацным руским. Как писал Е. Карский, "вследствие преобладания в этом наречии особенностей теперешних белорусских говоров многие ученые исследователи называют его белорусским, как, например, Буслаев, Огоновский, Житецкий, Соболевский, Недешев, Владимиров, Кры-жанич" [1. С. 3]. С другой стороны, западнорусские писатели того времени иногда называют его также литовским. Так, «Лаврентий Зизаний слово "катехизис" объясняет следующим образом: "по-литовски оглашение"; или Памва Берында в своем словаре (1653 г.) говорит: "петель: чески и руски. когуть; волынски. певень; литовски. петух"» [1. С. 1]. Есть исследователи, которые из-за присутствия в западнорусском наречии элементов польского языка, называют его русско-польским языком, а некоторые из них - даже наречием польского языка (Штриттер, Греч, Линде).
Многие исследователи указывают на искусственность простой мовы. Некоторые из них по этой причине даже отказывают языку в собственном названии. Так, Бодянский писал о западнорусском наречии: "Им никто никогда не говорил и не говорит... (так как он представляет) самую отвратительную смесь, какую только можно себе представить и какая когда-либо существовала на Руси" [1. С. 2]. А исследователь Головацкий то же говорил о языке Библии Ф. Скорины: "То язык ни белорусский, ни великорусский, ни малорусский, а язык книжный искусственный, яким никто никогда не говорил и не говорит" [1. С. 2].
Действительно, западнорусское наречие приняло в себя как черты общерусского языка, так и особенности местных народных говоров. "Когда оно стало языком литературы, в него обильным потоком вошли еще, с одной стороны, стихия церковнославянская книжная, а с другой - при посредстве речи образованного общества со временем проник язык польский; вследствие указанных обстоятельств наречие книжное западнорусское, как и всякий язык литературы, стало в большей или меньшей степени искусственным" [1. С. 6]. Об этом же пишут и украинские исследователи: «Письменство цее вживало особливо! м1шанини, аж надто незграбного жаргону ("язич1я" за тзшшою термшолопею), де неорганично зливалися до купи елементи церковно-словчянсью, польсью 1 ма-лорусью (вони р1вночасно й бшорусью)» [7. С. 114].
Изучение простой мовы, как нам представляется, должно основываться, в первую очередь, на сравнении и сопоставлении священных текстов, написанных на этом языке, с церковнославянскими памятниками этого периода. В данном исследовании для изучения простой мовы было решено остановиться на Евангелии Тяпинского [8] - этот источник вы-
деляет как один из основных Б.А. Успенский [9. С. 397], а для сопоставления с церковнославянским языком приводится текст Евангелия по списку Острожской Библии (ОБ), изданной в 1581 году.
Грамматические особенности простой мовы на материале Евангелия Тяпинского выражаются в употреблении переводчиком контаминиро-ванных глагольных форм прошедшего времени (перфектные формы).
Переводчик Евангелия использует как традиционные, так и контами-нированные перфектные формы, которые напоминают современную польскую парадигму в прошедшем времени. Тяпинский присоединил к основам на -л польские окончания в 1 л. ед. ч. (-от в м. р., -ат в ж. р.) и 1 и 2 л. мн. ч. (-¡¿ту, -Пае): 1 л. ед. ч.: вызвалом (Мат. 2:15) м. р. - възва(х) (ОБ); уподобалом (Мат. 3:17) м. р. - бл(а)говоли(х) (ОБ); пришолом (Мат. 5:17) м. р. - пришдох (ОБ); реклом (Мат. 16:11) м. р. - рех (ОБ); утерпелам (Мат. 27:19) ж. р. - пострадах (ОБ); 1 л. мн. ч.: пророковалис-мо (Мат. 7:22) - пр(о)р(о)чьствовахом (ОБ); выганялисмо (Мат. 7:22) -изгонихом (ОБ); чинилисмо (Мат. 7:22) - сътворихом (ОБ); 2 л. мн. ч.: слышелисте (Мат. 5:21) - слышасте (ОБ); неплесалисте (Мат. 11:17) -неплясасте (ОБ); ненарекалисте (Мат. 11:17) - нерыдасте (ОБ). В белорусской письменности с середины XVI века, наряду с аналитическими формами, начинают встречаться подобные синтетические формы перфекта, в которых глагол-связка сливается с причастием на -л в одно слово. Евангелие Тяпинского является фактически первым памятником, где такие формы имеют значение основной нормы [10. С. 190].
На лексическом уровне в тексте Евангелия Тяпинского можно увидеть заимствования из украинского, белорусского и польского языков. Однако нельзя отрицать, что основа текста Евангелия - общеславянская, и заимствования составляют лишь его небольшую часть. Далее приводятся примеры заимствований в Евангелии В. Тяпинского с параллелями из Острожской Библии: блюзнеръсътво - хула (Мат. 12:31); будованье -зданиа (Мат. 24:1); вшеточеньства - любодеания (Мат. 15:19); грошеи -пенязь (Мат. 18:28); жолнери - воины (Мат. 8:9); запроважене - преселе-ние (Мат. 1:12); звитежство - победа; зводитель - льстец (Мат. 27:63); катом - мучителем (Мат. 18:34); левица - шуица (Мат. 6:3); мешкал -вселися (Мат. 2:23); обличъе - лице (Мат. 17:2); облуда - призрак (Мат. 14:26); одедича(т)
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.