Яков Григорьевич Солодкин доктор исторических наук, профессор
(Нижневартовск),
заведующий кафедрой истории России Нижневартовского государственного
гуманитарного университета Сфера научных интересов - история публицистики, летописания, политического развития России на рубеже ХУ1-ХУП вв.
ПУБЛИЦИСТИКА В ПЕРИПЕТИЯХ МОСКОВСКОЙ СМУТЫ (ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ)
Начало XVII в., когда «многия лета в государстве Московском кровь крестьян-
1
ская лилась» , - один из самых драматических периодов отечественной истории. Смута (которую современники называли также «межъусобной бранью», «междоусобием земным», «разорением», «смятением во всей Русской земле»), продолжавшаяся с вторжения в Россию отрядов первого самозванца до избрания на царство Михаила Федоровича, отмечена небывалым подъемом публицистики, ставшей в условиях «тревожной напряженности» общества2 действенным средством политической борьбы.
Еще в канун «смутных лет» патриарх Иов сочинил Повесть о «блаженном» государе Федоре Ивановиче, занимавшем последним из рода Калиты московский престол. Рассчитанное на широкого читателя3, это произведение, как считает большинство исследователей, было написано в царствование Бориса Годунова4, скорее всего, до смерти его сестры Ирины (в иночестве Александры) - вдовы «святоподобного» самодержца - осенью 1603 г.5 Л.Е. Морозовой же думается, что Повесть возникла в 1598 г., когда Борис еще добивался скипетра, поскольку Иов рассказал о смерти слывшего земным ангелом Федора, но не упомянул про его преемника на троне6. В некоторых работах Л.Е. Морозова приурочивает сочинение первого русского патриарха, иногда воспринимавшееся как продолжение Степенной книги царского родословия, ко времени между «преставлением» наследника Грозного и коронацией «Большого» Годунова (так именуется Борис Федорович в Сибирском летописном своде конца XVII в.) 3 сентября 1598 г. либо его избранием государем 21 февраля, а то к периоду «серпуховского похода» нового венценосца7. Заметим, что, согласно Повести Иова, сразу после бегства крымского хана из-под Москвы Федор Иванович возложил «златокованную цепь» - символ «великого своего самодержавного царь-ствия» - на шею Бориса, таким образом предвещая, что победивший татар «достославный правитель» будет его преемником; вскоре Божиим промыслом это и случилось8. Стало быть, по мысли «первосвятителя», еще за несколько лет до смерти «крестоносный» сын Ивана IV завещал власть шурину9. Кроме того, в Повести сказано, что, когда «досточюдный» Федор умер, «изрядный» правитель Борис «повеле своему царьскому синклиту» присягать государыне Ирине10. «Первопрестольный» патриарх сообщает и о «посылке» «святожительным» «скифетродержателем» боярина в Корелу с предписанием «тамо капища еллинские разорити и идолы сокруша-ти и святые церкви воздвизати и пречистыя великия обители устрояти», а также переселять из «всей своей богохранимой» державы в этот «град» и его «пределы» «от рода корелского языка», и с того времени «и доныне Божиею благодатию» в «Ко-
релской земле» «великое благочестие непременно, яко солнце, сияет»11. Известно,
12
что шведы вернули русским Корелу в начале осени 1597 г. , а вскоре после воцаре-
ния Бориса туда был направлен епископ Сильвестр . Процитированные строки, очевидно, появились далеко не сразу вслед за первым в России «государевым оби-раньем». Хотя в период «серпуховского похода» (май - июль 1598 г.) Годунов обладал «всей полнотой власти»14, едва ли Повесть «о честнем житии» Федора Ивановича возникла тогда или до венчания «земского» избранника на трон. Скорее всего, как и полагали С.Ф. Платонов с В.С. Иконниковым, она была написана в первые годы «державства» прежнего опекуна «освятованного» царя. Это могло случиться и до кончины Ирины, ибо о ее судьбе после погребения мужа Иов умалчивает. К тому же Повесть, служившая вначале средством политической агитации, как заметил В.И. Буганов, перекликается со сказанием о смерти Федора Ивановича и воцарении его шурина. Это сказание, включенное в официальные «разряды», по-видимому, создавалось вскоре после коронации Бориса15.
На взгляд Е.В. Колосовой, в Егоровском списке Повести «с несколько сокращенной характеристикой царя Федора и более пространной Годунова» представлена отражающая «позицию дворянства» первоначальная редакция памятника, возникшая в 1603 г. (Вначале исследовательница допускала, что о «преблаженном» самодержце Иов рассказал «непосредственно после» его смерти). Позднее фрагменты, призванные якобы «усилить значимость роли Бориса как великого "благорассудного исправителя"», были отредактированы. Новая разновидность Повести о Федоре Ивановиче в представлении Е.В. Колосовой имела целью «организовать общественное мнение» в интересах Романовых и сложилась после воцарения Михаила Федоровича16. Однако для патриарха Филарета и его окружения произведение Иова (которого выразителем настроений дворянства, особенно провинциального, можно признать с явной натяжкой) в части, относящейся к «благоюродивому» государю, оказалось вполне приемлемым17. Зато оценка там роли Бориса Годунова в событиях
конца XVI в., судя по НЛ, Михаила Федоровича и его «святейшего» отца едва ли
18
устроила . Различия между текстами Повести о «благожизненным» венценосце по Егоровскому и остальным спискам, вопреки представлению Е.В. Колосовой, трудно счесть редакционными. Несомненным преувеличением является и мысль исследовательницы о «проромановской» тенденции той разновидности сочинения Иова, которая была соединена с НЛ.
С точки зрения Л.Е. Морозовой, какое-то произведение, где сочувственно говорилось о Борисе Годунове, использовано в Латухинской Степенной книге19 - компиляции последней четверти XVII в., составленной Тихоном Желтоводским. В.И.
Корецким, однако, показано, что загадочный источник этой компиляции не может
20
так оцениваться . Л.Е. Морозова возводит к «прогодуновскому» сочинению и известия НЛ о посещении царем Борисом Троице-Сергиева монастыря. Но аналогичные свидетельства мы находим и в разрядных книгах21.
Самым ранним публицистическим памятником Смутного времени может считаться краткая редакция Сказания о Гришке Отрепьеве. Рассылавшееся, о чем свидетельствует «конвой» в сборниках, вместе с «окружными» грамотами Василия Ивановича, это произведение, как думает И.П. Кулакова, возникло еще до избрания Шуйского «на Московское государство», ибо в большинстве списков он не назван царем22. (Подобная мысль высказывалась и Е.Н. Кушевой). Но в Сказании читаем о сожжении трупа «расстриги» на пятый день после убийства самозванца23. Шуйский же был «выкрикнут» государем 19 мая 1606 г., т.е. накануне.
По допущению Л.Е. Морозовой, создателем Сказания о Гришке Отрепьеве (в краткой редакции) являлся окольничий М. И. Татищев, имевший опыт составления
грамот и наказов послам, а судя по его местнической челобитной на В.Я. Щелкало-ва, не обделенный и литературными способностями. Исследовательница ссылается и на то, что дьяки Щелкаловы представлены публицистом союзниками Бориса Годунова, отец же «волкохищнего лжесилентияра», как назвал «Михалку» Татищева знаменитый Иван Тимофеев, владел разрядной книгой. Анонимность Сказания Л.Е.
24
Морозова объясняет тем, что оно рассылалось по городам наподобие грамоты . Но таким образом распространялась и Повесть благовещенского протопопа Терентия «о
25
видении некоему мужу духовну» . Сохранившаяся благодаря «разрядам» (а их рукописи принадлежали десяткам видных дворян) местническая челобитная М.И. Та-
26
тищева при сравнении с аналогичными документами не выделяется художественными достоинствами. О Щелкаловых как сторонниках правителя Бориса сообщается в одной из грамот Лжедмитрия II, Пискаревском летописце (далее - ПЛ), «хартий-
27
це» Ивана Тимофеева27. Наказы московским дипломатам составлялись в Посольском приказе, где М.И. Татищев, ездивший в 1604 - 1605 гг. в Грузию, не служил; лишено оснований и утверждение об участии этого «думного человека» в написании грамот. Если верить Сказанию, Лжедмитрий I сослал Михаила Игнатьева сына в Вятку. На самом деле Татищеву лишь угрожала высылка туда «в государевой опа-ле»28 (что отмечено и Л.Е. Морозовой). В оценке автора Сказания Татищев был поборником православия29. Едва ли так мог отозваться о себе сам публицист.
Следовательно, вывод о том, что Сказание вышло из-под пера М. И. Татищева, нельзя признать убедительным30.
По заключению Л.Е. Морозовой, «Повесть, како отомсти» - следующее публицистическое произведение начала XVII в. - вышла из стен Троице-Сергиева монастыря, поскольку автор подробно говорит о пребывании мощей царевича Дмитрия в этой обители, славившейся своими книжниками31. Думается, куда больше оснований отнести создателя Повести к братии патриаршей резиденции - Чудова монастыря (давнего центра книжной культуры). Возможно, этот инок при первом самозванце был сослан в «Троицу», а в начале лета 1606 г. вернулся в столицу, не исключено, в составе процессии, сопровождавшей останки «новомученика».
И.П. Кулакова полагает, что повести, запечатлевшие события московского восстания 17 мая 1606 г., покончившего и с властью, и с жизнью «расстриги», - посадского происхождения32. Но Сказание о Гришке Отрепьеве (ранней редакции) сложилось, как можно думать подобно Е.Н. Кушевой, в приказных кругах. Автора же «Повести, како отомсти» следует искать среди монахов знаменитой кремлевской обители. К посадскому «миру» принадлежал, вероятно, только сочинитель Сказания о
33
Расстриге .
По рукописи первой половины XVII в. С.Ф. Платонов издал краткое сказание о Лжедмитрии I, которое причислил к довольно ранним памятникам, отражающим перипетии «разорения русского». Как находил ученый, в Сказании чувствуется «литературная неопытность автора», изредка прибегавшего к личным воспоминаниям и рассказам своих современникам (к примеру, о сооруженном «расстригой» «аде»), обнаруживается зависимость от «Повести 1606 г.» и Сказания о Гришке Отрепьеве, «хотя нет прямых, дословных заимствований», почему можно думать, что в утраченной концовке произведения почти наверняка говорилось о перенесении из Углича в Москву м
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.