Социальная
структура
© 2003 г.
В.Х. БЕЛЕНЬКИЙ
РАБОЧИЙ КЛАСС КАК ОБЪЕКТ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА
БЕЛЕНЬКИЙ Владимир Хононович - доктор философских наук, профессор кафедры социологии, политологии и правоведения Красноярской государственной академии цветных металлов и золота, действительный член АПН.
Статья В.В. Трушкова (Социс. 2002. № 2) чрезвычайно злободневна, хотя и не лишена существенных недостатков. Поэтому, прежде всего считаю необходимым выразить удовлетворение тем, что редакция опубликовала статью и пригласила читателей принять участие в ее обсуждении.
Несомненно, что автор имеет основания ставить вопрос: не исчез ли рабочий класс в России? Я полностью солидарен с отрицательным ответом на этот вопрос. Однако сами подходы к нему весьма многообразны. Представляется, что оптимальным является исторический подход [1], с позиций которого рабочий класс существовал до Октября, в советский период и существует сейчас, хотя он сам и условия его бытия претерпели качественные изменения. Проф. Трушков придерживается этой же точки зрения. Как я уже писал [2], официальная идеология отрицает наличие рабочего класса в России. Немало придерживающихся таких взглядов и среди социологов. Это, к примеру, С.Г. Кара-Мурза, О.И. Шкаратан, В.В. Радаев и др. [3]. Некоторые считают, что о классах в России говорить весьма спорно [4]. Однако хотя реставраторы капитализма и ставят нашу страну во многих отношениях на уровень развивающихся стран, все же, по данным Трушкова, в России 30 млн. рабочих, очень высокая концентрация производства, внушительная индустрия. Десятки миллионов рабочих - группа людей, находящихся в относительно тождественном социально-экономическом положении и отличающихся от других групп людей по своему социально-экономическому положению - это и есть класс как объективная общность. Разумеется, этим миллионам можно отказать в праве называться классом, потому что они плохо организованы, несознательны в классовом отношении, несолидарны и т.п. Но это субъективистский подход, который для многих неприемлем.
Одна из видных разработчиков социоструктурных проблем, З.Т. Голенкова, занимает более гибкую позицию. Суть ее в том, что рабочий класс в России и существует, и не существует. С одной стороны, проф. Голенкова неоднократно и совершенно верно отмечает, что "прежние социальные группы" - рабочий класс, крестьянство, интеллигенция - сохранились и реально, и в массовом сознании, что они составляют основу социальной структуры современного российского общества, хотя изменились их роль в обществе и количественные показатели [5]. Эта же мысль повторена З.Т. Голенко-вой и в докладе на социологическом конгрессе, но, с другой стороны, в нем содержится и такое положение: "Традиоционная для советского периода трехчленная модель
("2+1") в условиях трансформации общества "не работает" даже на уровне метасоцио-логии" [6].
В данном контексте важно другое: существуют ли в России рабочий класс, равно как крестьянство и интеллигенция? Утвердительный ответ на этот вопрос не может не дать любой объективный, непредубежденный социолог. К такому выводу склоняют не только теоретические соображения и статистические данные, приведенные В.В. Трушковым, но и социологические исследования в различных регионах страны. На Всероссийском социологическом конгрессе 2000 г. прозвучал содержательный, хотя и небесспорный доклад С.С. Балабанова и Т.Н. Балабановой о трансформации рабочего класса в регионе. В марте 2002 г. защищена интересная кандидатская диссертация по социологии в Бурятском госуниверситете об изменении социальной структуры рабочих промышленности в процессе перехода российского общества к рынку. Диссертант, Е.А. Кряжев, исходит из того, что рабочий класс был и остается основной производительной силой общества.
Есть все основания считать этот тезис непреложным и фундаментальным во всей проблематике, связанной с рабочим классом. Но сразу же возникает вопрос о положении и состоянии рабочего класса. И тотчас мы сталкиваемся с потоком негативных характеристик происходящих с ним изменений - как объективных, так и субъективных. Так, например, В.В. Трушков отмечает: 1) сокращение численности рабочего класса и его доли среди занятого населения; 2) рост безработицы; 3) разрушение рабочего класса и его деградация (рост численности неквалифицированных и сокращение численности квалифицированных рабочих, снижение эффективности и рост интенсивности труда); 4) деформация мировидения рабочих; 5) отсутствие классовой солидарности и сознания своих особых классовых интересов; 6) переход какой-то части рабочих в ряды мелкой буржуазии.
В публикации С.С. и Т.Н. Балабановых картина более конкретна: 1) уменьшение удельного веса рабочих среди занятого населения; 2) собственниками средств производства считают себя 4% рабочих (что отражает процесс пролетаризации - В. Б.);
3) рабочий класс отчужден от власти и управления; 4) переход многих рабочих из сферы производства в сферу обслуживания; 5) деградация преобладает над развитием (3/4 рабочих не повышают квалификацию); 6) рабочему классу присуща нисходящая социальная мобильность; 7) 2/3 рабочих живут в страхе потерять работу [7].
Е.А. Кряжев характеризует ухудшение социальной ситуации рабочего класса еще полнее и глубже, причем нередко подчеркивает совпадение тенденций, присущих Бурятии, с общероссийскими: 1) рабочий класс превратился в пролетариат1; 2) сокращение доли рабочих среди занятых; 3) снижение социального статуса рабочего класса;
4) усиление социальной дифференциации рабочего класса; 5) тенденция к старению рабочего класса; 6) усиливается чувство неудовлетворенностью трудом; 7) резко ухудшилось социальное самочувствие рабочих; 8) части рабочих присущи эгоистические настроения, проявления деморализации; 9) снижаются организованность и политическая активность рабочего класса; 10) он размыт, дезориентирован, его нельзя считать единым социальным образованием и т.д.
Из всего этого следует прежде всего вывод о том, что редакция журнала "Социологические исследования" права, ставя вопрос о необходимости сопоставления и, я бы добавил, взаимодополнения данных социальной статистики и социологических исследований. Ясно также, что рабочий класс России находится в бедственном положении. Он не является классом-гегемоном, да и сопротивляемость, способность отстаивать свои интересы у него слабы. На это в разное время обращали внимание А. Кива, В. Милитарев, М. Денисов и другие авторы. С этой точки зрения особый интерес вы-
1 К сожалению, автор высказал ряд положений, в той или иной степени не согласующихся с данным тезисом. Так, он пишет: "Становление экономики смешанного типа вызвало дефференциацию рабочих в зависимости от форм собственности" [8].
зывают приводимые В.В. Трушковым данные о забастовочном движении в России, хотя они и являют собой пример некачественного анализа. Возьмем лишь один показатель - число бастовавших на одно предприятие. Приведены сведения за 10 лет (1990-1999): 383, 135, 57, 455, 302, 55, 80, 52, 48, 33[9]. Среднее число участников стачек за десятилетие составило 160 человек, а за 1995-1999 гг. - 53 человека. Для сравнения обратимся к ленинскому анализу стачечного движения в России. В 1910 г. Ленин писал: "Среднее число участников стачки было: за 10 лет (1895-1904) 244 рабочих,
Ленин пояснил, что уменьшение размера стачек (по числу участников) в 1905 г. объяснялось вовлечением в борьбу массы мелких заведений, которые понизили средние числа участников. Дал он и ряд других пояснений. Как бы то ни было, но самый малый показатель среднего числа стачечников и после 1908 г. не опускался ниже 188 в 1909 г., а со следующего года он начал быстро расти [11].
Чем же объяснить мизерные размеры этого показателя в 90-х гг. XX в.? Может быть, в современной России снизилась концентрация производства и стали преобладать маленькие предприятия? Известно, что в процессе приватизации попытка разгрома крупной индустрии имела место, но до конца не была доведена, и проф. Трушков показывает в конце своей статьи, что концентрация рабочих на крупных предприятиях сейчас намного выше, чем до революции. У нас остается один выход - признать, что в России в основном бастуют не рабочие! И это несомненно так. Да и сам Трушков отчасти это понимает. В забастовках по его данным, участвуют не рабочие, а "трудящиеся" и "работники". Он пишет: "В 2000 г. бастовало... только 48 предприятий и организаций, из них 47 - учительских коллективов. Все аналитики сходятся на том, что вновь возникла вера в "хорошего царя", одно из самых ярко выраженных проявлений отсутствия классовой оценки" [12]. Таким образом, в статье о рабочем классе приводится статистика забастовок за десятилетие, которая обнаруживает, что забастовки в 1995-2000 гг., собственно говоря, не были в основном рабочими забастовками, но их идеологические результаты без малейшего социологического подтверждения экстраполированы на рабочий класс. Как говорится, комментарии излишни.
От внимания аналитиков не должно ускользать следующее обстоятельство: чем меньше забастовок, тем они крупнее по числу участников. В 1997 г. было 17007 забастовок, а среднее число их участников составило аж 52 человека. В 1993 г. было 264 забастовки, однако среднее количество их участников составило 455 человек. Можно предположить, что это были в основном именно рабочие забастовки, потому что в школах и больницах по 455 человек все же редко работают. Но В.В. Трушков делает совсем другое предположение: спад числа забастовок в 1993 г. "связан скорее всего со страхом, посеянным прежде всего расстрелом Дома Советов России".
Все эти факты и размышления ставят нас перед необходимостью обратиться к вопросу о причинах негативных явлений в рабочей среде. В этом отношении в трех рассматриваемых публикациях есть немало общего. Это общее прежде всего усматривается в том, что основным фактором всего отрицательного в рабочем классе признается или прямо (Е.А. Кряжев), или не вполне явно (С.С. и Т.Н. Балабановы) курс на капитализацию России. По словам Кряжева, ".курс на капитализацию страны у большинства рабочих
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.