Владимир Аракчеев
Рец. на: Русский архив Яна Сапеги 1608-1611 гг.: Тексты. Переводы. Комментарии / Под ред. И.О. Тюменцева. Волгоград, 2012. 688 с.
Vladimir Arakcheev
(Ural Federal University and Institute of history and archeology, Ural branch of the Russian academy of sciences)
Rec. ad op.: Russkiy arhiv Yana Sapegi 1608-1611 gg.: Teksty. Perevody. Kommentarii. Volgograd, 2012. 688 p.
Рецензируемое издание является результатом работы коллектива историков и филологов под руководством профессора И.О. Тюменцева, труды которого по истории Смуты хорошо известны специалистам. Синхронно «Архиву Сапеги» И.О. Тюменцев, Н.А. Тупикова, М. Яницкий и А. Плотников подготовили к печати дневник Сапеги и, таким образом, к настоящему времени издан комплекс источников, детально характеризующий деятельность в России этого кондотьера периода гражданской войны начала XVII в.1 Масштаб проделанной работы значителен: в сборнике опубликовано 427 документов, 38% которых (167 единиц) являются либо архивными, либо впервые переведёнными с польского языка. Такого существенного расширения источниковой базы по истории Смутного времени не было, пожалуй, с начала XX в.
Большая часть документов публиковалась ранее в таких известных изданиях, как «Акты исторические» или «Сборник Хилкова», однако публиковались они в хронологическом порядке без учёта их происхождения и места в составе архива Сапеги. И.О. Тюменцев и его коллеги предприняли весьма результативную попытку разбить все материалы по условным «фондам», связав их единством происхождения. Ясно, что не все документы были результатом работы штаба польского кондотьера: часть из них представляет собой трофеи, захваченные бойцами его отряда у противоборствующих сторон. Тем не менее, коль скоро они оказались в составе бумаг Сапеги и были вывезены из России, вполне справедливо рассматривать их как часть именно этого архива.
Публикация архива Сапеги позволила пересмотреть ряд устоявшихся представлений об одном из наиболее трагичных периодов Смуты. Опубликованные в комплексе 39 отписок и челобитных тушинских придворных, известных по более ранним публикациям, позволили представить масштаб захватов волостей и сел в приставства ротами армии Сапеги. И.О. Тюменцев обоснованно замечает, что получившие из состава дворцовых волостей феноменальные пожалования тушинцы не могли вступить во владение своими сёлами и получать с них доходы, что в конечном итоге стало причиной разочарования служилых людей в Лжедмитрии II и переориентации их на королевича Владислава (с. 95).
Сильнейшее впечатление производят документы, описывающие оборону Трои-це-Сергиева монастыря. С одной стороны, впечатляет мужество защитников обители, с другой - поразительные факты их повседневной жизни. Так, в письме троицкого слуги Г. Резанова говорится о серьёзном дефиците кожаной обуви («голенища в поршнях переносили»), в то время как в практически синхронном письме от 1 июля 1609 г. слуга М.В. Старицкой пишет о том, что в его распоряжении имеются 5-6 руб. и две лошади, но из-за блокады монастыря он не имеет возможности послать деньги родственникам в Москву (с. 242-243).
Исключительный интерес представляет письмо П. Ляпунова Я. Сапеге, датированное издателями по записи в «Дневнике» 25 июня 1611 г. с извещением об отправке послов для ведения переговоров (с. 157-159). Ко времени отправки письма уже существовал «триумвират»
П. Ляпунова, кн. Д. Трубецкого и И. За-руцкого, и оставалось пять дней до принятия земского приговора от 30 июня 1611 г. Факт отправки подобного послания подтверждает предположения о глубоких разногласиях между руководителями I ополчения, проявлявшихся, в том числе, в попытках поиска возможных союзников. Стремление и Ляпунова, и Сапеги сохранять контакты не только в феврале, но и июне 1611 г. показывает гражданскую войну начала XVII в. как крайне сложное многополярное явление.
Одним из выдающихся результатов работы авторов стало обнаружение в фондах российских и зарубежных архивов и публикация 20 неизвестных документов, относящихся территориально к Переяславскому уезду и содержащих уникальные данные о системе повинностей, налагавшихся властями самозванца на посадских людей и крестьян. Публикаторы отметили факт взимания «непомерных налогов», которые было не в состоянии платить «разорённое гражданской войной податное население». Взимавшийся с тяглецов Муромского и Переяславского уездов «денежный налог по 80 руб. с сохи», по мнению авторов, «значительно превышал обычную норму». Публикаторы ссылаются на данные, приведённые в книге С.М. Каштанова, свидетельствующие о взимании в вотчинах Иосифо-Волоколамского монастыря в 1580-х гг. 28-32 руб. данных, полонянич-ных и ямских денег с сохи (с. 317).
Фискальная история России конца XVI - начала XVII в. только начинает изучаться, и до настоящего времени перед исследователем стоит множество трудноразрешимых проблем. Ключевая из них состоит во фрагментарности данных за период Смутного времени, хотя некоторые цифры введены в научный оборот. Так, из дела Новгородской четверти 1676 г. известна выпись из дозорной книги В. Ов-цына 1606/07 г., согласно которой с сохи на Торговой стороне Новгорода взималась сумма в 41 руб. 23 алтына 5 денег2. Эта сумма сопоставима с данными о посош-ном обложении других посадов в конце XVI - начале XVII в. Например, с посада Вологды взималось от 33 до 42 руб. с сохи,
куда входили данные, ямские, приметные, полоняничные и пищальные деньги.
С.Б. Веселовский констатировал резкий рост налогов после завершения Смуты: так, с городов, подведомственных Новгородской чети, в 1613/14 г. деньги за хлебные запасы взимались в размере 250 руб. с сохи, а оклад ямских денег в 1618 г. составлял 800 руб. с сохи3. Если воспринимать представленные цифры буквально, можно констатировать 30-кратный рост налогов за 30 лет. В контексте максимальных ставок 1613-1618 гг. взимавшиеся агентами тушинского правительства в 1608 г. налоги в 80 руб. с сохи выглядят весьма умеренными, хотя и превышавшими ставки налогообложения в Новгороде в 1606/07 г. Очевидно, что в наших знаниях об уровне налогообложения в эпоху Смуты имеются существенные лакуны, не позволяющие пока дать убедительного объяснения изложенным явлениям.
Однако с некоторой долей уверенности можно заключить, что на ранних этапах управления в 1608 г. администрация тушинского «царя» пыталась использовать уже существующие фискальные механизмы. Судим об этом, прежде всего, по письму К. Янушковского с донесением о ходе сбора налогов в Ярославском и Романовском уездах. Денежные суммы, последовательно, в три приёма собираемые с посада Романова (730 руб. собраны Д. Черкасским, 600 руб. - Янушковским, который писал о том, что «будет добирать остаток той казны»), производят впечатление ординарных налогов, собираемых в соответствии с данными фискальных кадастров (с. 470).
Об использовании традиционных инструментов фиска говорит наименование должностных лиц местного управления «посланниками». Посланники представляли собой институт чрезвычайного финансового управления, регулярно использовавшийся правительством, по крайней мере, с 1560-х гг.4 В переяславских документах 1608 г. посланники упоминаются как фискальные агенты тушинского правительства: в декабре 1608 г. именно посланник Василий Иванович (Никитич) Орлов собирал с посада Переяславля налоги в размере 80 руб. с сохи (с. 323, 335). Посланник Станислав Стамборский в
октябре 1608 г. приводил к присяге на имя Лжедмитрия II население Аргуновской дворцовой волости. В челобитной старосты Аргуновской волости от октября 1608 г. посланниками, правившими государевы доходы, названы четыре человека, в том числе В. Орлов (с. 337-338). В документах конца 1608 г. упомянуты правившие налоги с Окружной дворцовой волости и дворцовых деревень Кинельского стана посланники Ф. Чернцов и К. Миляев (с. 343, 346).
В документах 1609 г. посланники уже не указываются, что, по всей видимости, свидетельствует об отказе тушинской администрации от апробированных фискальных институтов и переходе к архаичной практике приставств путём нерег-ламентированного взимания натуральных и денежных поборов непосредственно вооружёнными отрядами. Однако следует отметить, что тяглое население быстро принимало складывавшийся порядок вещей: разорённые грабежами пахоликов ротмистра Колецкого, крестьяне Верхне-дубенского стана просили передать их в приставство некоему пану Сватку, а крестьяне подмосковной Вохонской волости в челобитной на имя Лжедмитрия II и Сапеги от 17 апреля 1609 г. назвали свою административную единицу «Вохонским приставством» (с. 307).
Изложенные факты заставляют поставить вопрос о сущности воинских формирований, оказавшихся под командованием Сапеги в 1608-1611 гг. Безусловно, его полкам были свойственны некоторые черты регулярной армии, что касается, прежде всего, порядка боевых построений, маршей, караульной службы. Однако в то же время данные источников говорят о конфедеративном характере этого соединения, чьей целью были грабежи и нажива.
Следует отметить особенности обеспечения армии Сапеги. В целом для правительственных армий России и Швеции было свойственно централизованное финансовое и материальное обеспечение: показателем этого являются сохранившиеся учётно-фискальные документы. Новгородский оккупационный архив сохранил две «Книги солдатских денег», содержащих убедительные данные о спо-
собах обеспечения корпуса Делагарди в Новгородской земле в 1614-1616 г.5 Ещё более значимым является факт использования полевой армией под командованием кн. Хилкова платёжной книги Торопецко-го уезда во время кампании 1580 г. против войск Стефана Батория. Публикатор архива Б.Н. Флоря отметил наличие в его составе «фрагментов платёжницы Торо-пецких волостей», указав, что они никак не связаны с остальным материалом6. Однако вполне логично предположить, что фуражиры корпуса Хилкова использовали взятую в воеводской избе Торопца платёжную книгу, составленную не ранее 1575 г., для законного и документально обоснованного обеспечения армии за счёт местного населения7.
В наиболее ранних записях дневника Сапеги упоми
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.