РЕЦЕНЗИИ
ЭО, 2015 г., № 2
© Ю.Д. Анчабадзе. Рец. на: Ю.Ю. Карпов, Е.Л. Капустина. Горцы после гор. Миграционные процессы в Дагестане в XX - начале XXI вв.: их социальные и этнокультурные последствия и перспективы. СПб.: Петербургское востоковедение, 2011. 439 с., илл.
Миграции, которые всегда сопутствовали истории человечества, чрезвычайно интенсифицировались в XX в., став одним из самых значительных факторов, определяющих этнокультурный облик современной ойкумены. Кавказ, в том числе такой его регион, как Дагестан, также всегда отличался миграционной подвижностью населения, при этом наиболее специфичным видом внутрирегиональных перемещений были "вертикальные" миграции в направлениях горы - равнина (или плоскость, как говорят на Кавказе). Территориальная амплитуда этих перемещений не велика, однако социально-культурные и политические последствия весьма значительны, что обусловило стойкий научный интерес к этим проблемам - в рамках данного исследовательского направления выполнена и рассматриваемая фундаментальная монография петербургских кавказоведов Юрия Юрьевича Карпова и Екатерины Леонидовны Капустиной.
Исторические условия заселения Кавказа предопределили процесс постепенного освоения его горных территорий, где в труднейших, порой экстремальных ландшафтных и эколого-кли-матических условиях сложились уникальный хозяйственно-культурный тип и специфические формы общественного устройства, ставшие атрибутивными элементами горско-кавказской, точнее - горско-дагестанской культуры. Этот тип культуры проявил завидные адаптивные свойства. На протяжении веков он воспроизводился в экономической, социальной и духовной практике поколений горцев, которые, по приводимому авторами метафорическому выражению, оказались "вколоченными" в свои горы.
Однако жизнь и труд в горах никогда не были легкими, они требовали от горцев большого напряжения физических и духовных сил, в иных обстоятельствах затрачиваемых лишь на поддержание элементарных потребностей выживания, поэтому неудивительно, что при изменениях хозяйственного или социального баланса жители высокогорий стремились улучшить условия своего существования, обрести более разнообразную и богатую ресурсную базу, решить проблему малоземелья, облегчить контакты с плоскостью и т.д. Как правило, этими благами можно было обладать, лишь заняв более низкие ландшафтно-территориальные зоны. С этой точки зрения общеисторический процесс миграции горцев на плоскость был закономерен и неостановим. В первой главе монографии Ю.Ю. Карпов и Е.Л. Капустина показали, как на протяжении XVП-XIX вв. происходило постепенное "сползание" горцев на окружающие равнинные территории. Однако в исторических реалиях прошлого столетия этот процесс в Дагестане был деформирован искусственным форсированием миграции под воздействием административных кампаний по переселению горцев на равнину, имевших целью, по существу, коренным образом изменить сложившуюся структуру территориального размещения населения республики.
Закономерен вопрос о причинах, побудивших власть начать реализацию этой громоздкой и дорогостоящей программы. Однозначного ответа нет. Авторы показали, что импульсы исходили как от центра, так и от местных лоббистов, - соответственно, целеполагание, хотя и сплетенное в одном клубке, было разным: связанным с экономическими обоснованиями (изменение хозяйственного строя Дагестана со скотоводческого на земледельческий), территориальными (приращение земель республики за счет районов, передаваемых переселенцам), финансовыми (гарантированное поступление денежных потоков на осуществление программы), идеологическими ("Советская власть дала забитым горцам землю и свободу"), политическими (по словам партийного лидера Дагестана Н. Самурского, "вопрос переселения горцев - есть вопрос о завоевании Дагестана Советской властью"). Думаю, что соображения последнего рода сыграли
Юрий Дмитриевич Анчабадзе - д.и.н., ведущий научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН; e-mail: anchabadze@list.ru
192
Этнографическое обозрение № 2, 2015
немаловажную роль. Укреплявшийся тоталитаризм претендовал на полный контроль над всеми сторонами жизни государства; между тем полуавтономное существование горских общин-джа-маатов всегда вызывало подозрение, в том числе и у советских руководителей Дагестана, которым при неблагоприятном стечении обстоятельств пришлось бы отвечать за провалы политики партии на вверенной территории. В этом отношении очищение гор от ненадежного населения было вернейшим способом оградить себя от неприятностей. Впрочем, у советской власти еще долго не хватало ресурсов для установления полного контроля над горами. Ю.Ю. Карпов и Е.Л. Капустина приводят весьма выразительные примеры, как в дагестанском высокогорье при формально колхозном строе земельные наделы, "обобществленный" скот, инвентарь и т.д. продолжали находиться в частном владении (с. 104).
Программа переселения, принятая в 1923 г., растянулась на многие десятилетия. Преследуя тоталитарные цели, она такими же методами претворялась в жизнь, оборачиваясь в том числе страданиями людей и трагедиями их судеб. Рассмотренные авторами исторические документы свидетельствуют о фактах массового сопротивления горцев переселению, отказов покинуть родные аулы, о трудностях приспособления к новым условиям жизни на равнине, побегах-возвращениях в родные пенаты и т.д. С последним власти боролись испытанным способом: как свидетельствуют авторы, дабы воспрепятствовать возвращению горцев, покинутые аулы попросту уничтожались - практика, сохранявшаяся вплоть до 1960-х гг. (с. 129).
В целом программа переселения горцев была реализована. За время ее осуществления на плоскость были переселены до 300 тыс. чел., образовано более сотни новых плоскостных аулов, где и поныне проживают "горцы после гор", которые оказались одним из фокусов исследовательского внимания Ю.Ю. Карпова и Е.Л. Капустиной. Важно, что авторы сосредоточиваются не только на хозяйственных трансформациях в быту переселенцев, но и, главное, на их психологическом статусе, новых ментальных установках, помогающих инкорпорироваться в "равнинную" жизнь при остром восприятии индивидуальной и групповой идентичностью своего горского прошлого.
В то же время Дагестан отнюдь не перестал быть страной горцев, поскольку значительный процент населения по-прежнему проживает в горных районах республики. Авторы фокусируют на них свое внимание, в частности при изучении другого вида миграций, который исторически также был характерен для народов Дагестана. Это отходничество, которое авторы представляют как вид сезонной трудовой миграции. Отходничество дагестанских горцев уже в досоветскую эпоху приняло весьма значительные размеры. Традиции отходничества сохранись и в послеоктябрьское время; более того, не исчезло оно и в наши дни, став предметом исследований Ю.Ю. Карпова и Л.Е. Капустиной.
Авторы собрали огромный полевой материал, который позволил обозначить пути трудового отходничества дагестанцев: от работы водителями маршруток в городах России до участия в работах сезонных ремесленных артелей (по пошиву шапок, например). Однако основной исследовательский материал задействован при изучении такого вида отходничества, как работа на луковых полях Ростовщины. Ю.Ю. Карпов и Е.Л. Капустина детально прослеживают принципы формирования артелей, организацию работы на полях, способы реализации продукции, доходы работников. Очень важны наблюдения авторов за внутренней жизнью бригад. Трудовые мигранты, находящиеся по многу месяцев вне дома, в известном смысле также могут рассматриваться после гор, а вернее - без гор, и это состояние не лишено известного драматизма. Ю.Ю. Карпов и Л.Е. Капустина описывают, например, изменение традиционных норм, трансформации в ген-дерной соотнесенности определенных трудовых действий.
Рецензии
193
Анализируя специфику современного дагестанского отходничества, авторы выявляют его довольно сложную природу. Его экономическая составляющая лишь в последней степени относится к элементарной необходимости "выживать" (Ю.Ю. Карпов и Е.Л. Капустина показали: чтобы выжить на родине, не обязательно уезжать за тридевять земель). Тем не менее экономический резон в больших заработках есть, так как только они позволяют поддержать в родном ауле свой личный статус на социально приемлемом уровне, связанном с наличием домостроения, личных транспортных средств, проведением престижных свадеб детей (или своей собственной) и т.д. Авторы рассматривают эти стратегии в рамках присущего горско-кавказской культуре принципа соревновательности и соперничества, но в то же время видят в данном случае и более глубокий подтекст, указывая, что "сезонная трудовая миграция позволяет превратить рутинный сезонный сам по себе непрестижный труд в соревнование, азартную игру, достойную мужчины" (с. 211). Можно отметить еще один фактор: происходит расширение мировоззренческого пространства, увеличение ментального багажа индивида. Это, правда, не всегда приветствуется. Авторы цитируют своих информантов, которые негативно относятся к привычкам и обыкновениям, которые отходники практикуют на выезде.
Переселение в ряде случаев породило конфликтные отношения между новопоселенцами и старожильческим населением. В обобщенной схеме авторы обозначили эти конфликтные зоны как "русский вопрос", "кумыкская проблема" и "ногайская дилемма". Авторы считают, что конфликтность в данном случае явление закономерное: миграции "не могли не вызвать негативной реакции жителей равнинных областей" (с. 281) Однако почему "не могли"? Что порождает в этой ситуации конфликтность? В какой момент у "принимающей" стороны возникает негативная реакция на своих новых соседей? Ю.Ю. Карпов и Е.Л. Капустина абсолютно правы, когда утверждают, что мир, ксенофобию или вражду обуславливают не количество "чужих" (я согласен с их критикой так называемой "процентной нормы"). Представленный в монографии материал свидетельствует, на мой взгляд, что социально-экономические последствия миграций сами по себе также не могут нанести ущерб неким коллективным этническим правам и интереса
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.