ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
< 4
2008
© 2008 г. У. ЧЕЙФ
РОЛЬ ИНТРОСПЕКЦИИ, НАБЛЮДЕНИЯ И ЭКСПЕРИМЕНТА В ПОНИМАНИИ МЫШЛЕНИЯ
Автор предлагает когнитивный анализ различных способов преобразования мыслей до того, как они выражаются звуками, и выдвигает в связи с этим собственные теории, призванные объяснить эти явления.
Что значит понимать что-либо? А точнее, как можно лучше понять человеческое мышление и язык и существующую между ними связь? Понимание начинается с наблюдения, с восприятия информации из окружающего нас мира при помощи чувств. Однако при этом мы сталкиваемся с серьезными ограничениями: из-за ограниченных сенсорных способностей мы сосредотачиваемся только на отдельных небольших фрагментах того, что находится вокруг. Многое мы можем воспринимать лишь на периферии чувств, если вообще можем. Любая получаемая нами сенсорная информация фильтруется через наши ощущения, результатом чего становится интерпретация, которую мозг приписывает внешнему миру, интерпретация, на которую частично влияют наши наследственные способности, а частично - культура и индивидуальный жизненный опыт, и все это предопределяет то, как мы по-своему, ограниченным образом интерпретируем мир. Все, что мы переживаем, является интерпретацией, базирующейся на небольшом количестве информации, которую мы получаем посредством чувств. Интерпретация не является ни достоверной, ни полной картиной того, что существует вне нас.
В то же время мы осознаем, что существуют более широкие, обобщающие системы, которые превышают пределы того, что мы способны наблюдать. Мы используем силу воображения, чтобы представить, на что эти более широкие системы могут быть похожи. Наши наблюдения часто называют «данными», а более широкие воображаемые представления - «теориями». Данные и теории проверяются или должны постоянно проверяться на соответствие друг другу в двустороннем процессе подтверждения достоверности.
Жизнь человека во многом определяется «наивными» представлениями: фольклором, легендами, религиями и т.д., в которых большое значение придается некоторой воображаемой более масштабной картине - по сути теории, часто очень сложной и запутанной. В разных культурах наивные представления тоже могут сильно различаться -этого и следует ожидать, если наибольшее значение придается тому, что является плодом воображения. Наивные теории часто считаются неоспоримо верными, но при этом люди меньше заботятся о подтверждении их достоверности, сборе наблюдений и проверке теории относительно этих наблюдений с целью выяснить, соответствуют ли они тому, что представлялось, или же нет. Основной интерес вызывает теория, а не наблюдения, которые могут согласовываться или не согласовываться с ней.
«Наивные» представления противопоставлены тому, что мы считаем научными представлениями, в которых особенно большое значение придается данным и проверке достоверности. Наука на самом деле обращает меньше внимания на связность, элегантность или полноту теории. Если посмотреть на различные отдельные науки, в особенности науки о человеке, мы обнаружим, что между ними мало общего, не считая того, о чем я только что сказал. Все они опираются на тот или иной тип данных, все стараются
объяснить данные, придумывая теории, и все в определенной степени заботятся о том, чтобы подтвердить достоверность этих теорий. А за исключением этого в разных дисциплинах подходы к пониманию мышления и языка и прочих присущих лишь человеку свойств значительно различаются. Но прежде чем мы более детально рассмотрим эти подходы, полезно сравнить их с особенно наглядным примером научного осмысления из совершенно другой области, где постепенное накопление данных привело к возникновению теории, в настоящее время ставшей общепринятой.
Пример накопления объяснений
Люди давно заметили близкое сходство между очертаниями Европы и Африки с одной стороны, и Северной и Южной Америки, с другой. В 1858 году географ Антонио Снидер-Пеллегрини начертил две карты. Первая отражала замеченное географами сходство очертаний континентов по обе стороны Атлантического океана. Другая изображала, как когда-то эти континенты предположительно могли составлять единый непрерывный материк. В 1912 году немец А. Вегенер обратил внимание, что на соответственных побережьях с каждой стороны Атлантического океана встречаются одни и те же редкие геологические структуры и окаменелости. Вегенер считал, что данные ископаемые организмы просто не могли пересечь океан, следовательно, они когда-то должны были жить на одном сплошном участке суши. Чтобы объяснить наблюдаемое сейчас расположение материков, Вегенер предположил, что материки разошлись. В течение его жизни эта теория не получила широкого признания, потому что объяснения, почему они могли разойтись, не существовало.
Но потом, начиная с 1950-х гг., стало возможным датировать различные участки океанского дна по следам, оставленным в породе инверсиями геомагнитного поля Земли. Также начали проводиться наблюдения за землетрясениями и вулканами вдоль впадин и горных цепей в центральной части океанов. Новые наблюдения позволили выявить процесс конвекции, при котором дно океана разрастается из срединно-океанических хребтов, все дальше раздвигая континенты. Сегодня эта теория «тектоники плит» является общепринятой, она произвела революцию в геологии. Вот великолепный пример того, как можно объединить растущее число наблюдений с воображением, чтобы значительно улучшить наше понимание окружающего мира. Объемлющая картина - теория расходящихся континентов - является тем, что невозможно увидеть напрямую, но она позволяет нам удовлетворительным образом осмыслить множество наблюдаемых фактов.
Постигая мышление
Постижение человеческого мышления и языка представляется далеко не столь однозначным, как понимание континентов, гор и камней. Кто-то мог бы сказать, что нашей целью является понять человеческий мозг, а в таком случае мы имеем дело с чем-то физическим и в этом отношении похожим на континенты. Однако я бы полагал, что нас интересует прежде всего человеческий опыт, который обусловлен событиями, происходящими в мозгу, но сам по себе не является физическим объектом. Человеческий опыт включает главным образом мышление, а если нашей целью является постижение мышления, то сюда должно входить и понимание того, как мышление связано с речью. В этой области накоплено немало наблюдений, а также немало теорий. Часто говорят, что человеческий мозг - это самая сложная структура во вселенной, и ее сложность отражается в том, как мы воспринимаем мышление и язык.
Здесь не место для обзора всего, что было предпринято в данной области, но я опишу несколько подходов к данной задаче, фокусируя внимание на том, как в каждом из подходов соблюдается баланс между данными и теориями. Я надеюсь показать, что необходимо оценивать не только степень соответствия между данными и теориями, но и само
качество данных и теорий. Теории можно оценивать в терминах полноты - сколько данных они объясняют, но также и по более субъективным критериям эстетического изящества и последовательности. В равной степени важно оценивать качество данных. Мне хотелось бы особо подчеркнуть, что самыми важными следует считать данные, полученные естественным путем, свободные, насколько это возможно, от вмешательства исследователя, а наименее ценными - данные, которые значительно отличаются от того, что встречается в реальной жизни. Я приведу несколько примеров данных, расположенных между двумя этими полюсами.
Документация языков как научная деятельность
В лингвистике существует большая традиция исследования структуры отдельных языков и сравнения структуры разных языков. Лингвисты занимаются этой деятельностью в течение тысяч лет. Сейчас это делается особенно интенсивно, потому что большинство языков мира вымирает, и данные таким образом быстро исчезают. Подобные исследования представляют собой особенно хороший пример научной практической деятельности. Я покажу это на коротком примере из языка под названием сенека, североамериканского индейского языка, на котором говорят в западной части штата Нью-Йорк неподалеку от города Буффало.
Одной из стандартных процедур в такой работе является запись того, как люди говорят на исследуемом языке. По таким наблюдениям можно строить теории о знании в мозгу говорящих. Предположим, что в ходе наблюдений кому-то попались слова из (1), которые можно перевести на английский следующим образом. (Использованная здесь орфография в настоящее время используется народом сенека. Символом fi изображается назализованный гласный, двоеточием - долгота гласного, а апострофом - гортанная смычка.)
(1) Местоименные префиксы в сенека
ege:ge' «I will see it» [Я увижу это] -ge- «I» [я]
eye:ge' «she will see it» [Она увидит это] -ye- «she» [она] eke:ge' «I will see her» [Я увижу её] -ke- «I...her» [я...её]
Все эти слова начинаются с префикса fi-, который является показателем будущего времени. За ним вторым слогом следует один из элементов, перечисленных в правом столбце (-ge-, -ye- и -ke-) и обозначающих того, кто видит, и то, что видят. Эти элементы называются местоименными префиксами, потому что по своей функции они напоминают местоимения в языках типа английского. В конечном счете мы узнаем, что в языке сенека есть не только три местоименных префикса, перечисленных в (1), а 67 различных префиксов с той же функцией.
Однако здесь кроется проблема. Потребуется очень много времени, чтобы путем естественных наблюдений выявить в языке все 67 префиксов. Чтобы справиться с этой проблемой, обычный прием - искусственно воздействовать на то, что наблюдаешь. Например, можно предъявить носителям языка некоторые выдуманные ситуации, воспроизводящие все мыслимые комбинации того, как кто-либо видит что-либо. Тем не менее, обычно поступают по-другому: просят людей просто переводить с английского или любого другого языка-посредника. Полученные таким образом данные искусственны в том смысле, что носители языка обычно не переводят с английского, не говоря уже о том, что переведенные предложения лишены контекста, но, можно надеяться, они не будут
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.