РОССИЯ В ЗЕРКАЛЕ ФРАНЦУЗСКОГО ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ
ДОКЛАД ЛАУРЕАТА БОЛЬШОЙ ЗОЛОТОЙ МЕДАЛИ ИМЕНИ М.В. ЛОМОНОСОВА РАН ПОСТОЯННОГО СЕКРЕТАРЯ ФРАНЦУЗСКОЙ АКАДЕМИИ Э. КАРРЕР Д'АНКОС
Грядущий год станет годом России во Франции и Франции в России; в обеих странах будут проводиться многочисленные мероприятия, направленные не только на то, чтобы укрепить связи между двумя нашими государствами и способствовать углублению знаний друг о друге, но и, главным образом, чтобы подчеркнуть длительность и прочность этих взаимоотношений. Каково сейчас и каким было в длительной исторической ретроспективе место России в коллективном сознании французов? С самых давних времён как для тех, кто управлял Францией, так и для простых французов Россия была одновременно и загадкой, и предметом страсти. С загадкой всё просто: она сводится к вопросу, чем же является Россия, расположенная на противоположном от Франции конце Европы, — частью этой Европы, или своеобразной "Дальней Европой" (по аналогии с Дальним Востоком), или же, напротив, чуждым Европе миром? А что есть Россия для Франции? Является ли она её дополнением? Или же, находясь на другом конце европейского континента, но при этом поворачиваясь лицом к Франции, Россия тем самым должна позволить обеим странам поддержать равновесие в Европе? А может, напротив, Россия — чуждый мир, от которого нужно отдалиться или же отдалить его от себя? Этот неотступный вопрос о самой природе России — являющейся частью Европы или же остающейся за её пределами — на протяжении веков был главным в отношении к ней Франции.
Когда в 1050 г. французский король Генрих I отправил в Киев посольство, чтобы посвататься к дочери Ярослава Мудрого Анне, этот выбор, казалось, сулил франко-русским отношениям
счастливое начало. Но всё оказалось не так. Во-первых, для французов страна, из которой прибыла супруга Генриха, представлялась слишком далёкой; они ничего о ней не знали, да и не стремились узнать. В свою очередь, Анна Ярославна оказалась во Франции в растерянности: она находила свою новую родину весьма отсталой по сравнению с Киевским княжеством, достигшим в это время значительных высот в развитии. Культурная жизнь, библиотеки, этикет — всё это было больше развито в её прежней отчизне, чем на новой родине, где она чувствовала себя одинокой. Несмотря на этот династический брак, отношения двух стран в конечном счёте определялись отсутствием интереса друг к другу.
Добавим к этому татаро-монгольское нашествие, вынудившее жителей Киевской Руси бежать на север и укрываться в лесах; это отделило Россию от Европы, и в частности от Франции, и подобное положение вещей длилось до конца татаро-монгольского ига и до взятия Казани Иваном Грозным в 1552 г.
Тем не менее с самого начала XVI в. московиты наладили некоторые связи с европейским миром. Путь к этому открыли англичане: они были по натуре предпринимателями и предполагали найти в России необходимые европейцам ресурсы: меха, золото, драгоценные камни. Английские купцы основали London Muscovy Company, проникшую в XVI в. в Сибирь. Энтони Дженкинсон, работавший на лондонских купцов и на данную компанию, первым описал Россию. Во Франции король Генрих IV заинтересовался возможностью вступить с ней в контакт, но Сюлли отговорил его от
продвижения в эту "азиатскую страну, населённую дикими и варварскими народами".
После татаро-монгольского ига некоторые путешественники отважились посетить Россию. Адам Олеариус, говоривший по-русски, побывал здесь в 1633—1639 гг. Книга с описанием его путешествия увлекательна и одновременно наводит ужас: Олеариус описывает совершенно чуждый западной цивилизации мир, в котором люди живут как настоящие дикари, приспосабливаясь к дикой природе. Его сочинение прочтут во всей Европе; в одной только Франции с 1659 по 1727 г. оно выдержит пять изданий. Образованная публика буквально проглотит залпом эту книгу, открывающую дверь в неведомый и опасный мир.
Однако ещё до Олеариуса один француз познакомил своих соотечественников с Россией. Речь идёт о капитане Маржерете, который служил Борису Годунову и Лжедмитрию I. В 1607 г. он опубликовал свой рассказ, который ужасающими описаниями дикости людей и их недопустимых нравов, а также сделанными выводами предвосхитил сочинение Олеариуса. При этом, даже описывая дикость русского человека и его пороки (пьянство, лень, разврат), Маржерет, оказавшись причастным к русской политике, говорит о сложившемся государстве, способном, по его мнению, стать партнёром европейских стран. Московиты в изображении Маржерета — варвары, но их государство со своей растущей мощью должно внушать опасение и тем самым приниматься в расчёт. Онтересно отметить, что в ту же самую эпоху публикуется книга иезуита отца Авриля, побывавшего в России и Китае: в ней сравниваются обе страны, их население, общественный уклад, характер возможных отношений с ними. Автор высказывается в пользу китайцев, которых он находит гораздо более цивилизованными и намного более способными открыться западному миру.
Как мы видим, вплоть до начала XVIII в. знания о России остаются отрывочными и пристрастными: они опираются на свидетельства нескольких редких путешественников и людей, некоторое время пробывших в России, а в их описании образ России всё время остаётся отрицательным. Речь идёт об образе страны и народа, полностью чуждых цивилизации христианской Европы, и даже если московиты, как указывает отец Авриль, христиане, никто не считает их европейцами.
С приходом Петра I всё полностью изменилось. Возникла даже "мода на Россию", хотя закономерен и вопрос, не идёт ли речь скорее о "моде на петровскую Россию" или о "моде на Петра Великого". Впрочем, ещё до начала его правления второй царь из династии Романовых, Алексей Михайлович Тишайший, начал "прорубать окно" в Европу. Он отправил туда на учёбу молодых людей, выписал оттуда учёных и ремесленников, чтобы получить для своей страны ев-
ропейские знания и ремёсла. Объединение с Украиной в 1654 г. приближает Россию к Европе в плане географии и культуры. Однако эти изменения, подготавливавшие почву для петровской политики, никак не повлияли на сложившийся во Франции образ России. В этой связи не стоит удивляться холодному приёму, оказанному Людовиком XIV молодому русскому царю в 1697 г.
Пётр I побывает во Франции дважды. В первый раз это произойдёт в 1696—1697 гг., когда он, будучи царём, ещё не правит. Пётр путешествует по Европе, скрываясь под чужим именем, однако для всех европейских монархов его инкогнито не остаётся тайной. Все они принимают Петра при дворе, за исключением короля Франции Людовика XIV, который не счёл нужным встречаться с правителем "варварской страны". Мрачных рассказов путешественников хватило для того, чтобы предопределить его мнение.
Второй раз Пётр I отправляется в Европу в 1716—1717 гг.; на сей раз это официальная поездка, свидетельства о которой оставил герцог Сен-Симон. Теперь всё происходит совсем иначе. В Версале бразды правления держит регент, герцог Филипп Орлеанский. Он устраивает Петру горячий приём и обсуждает с ним проект династического брака между юным Людовиком XV, которому в ту пору исполнилось восемь лет, и дочерью Петра, девятилетней Елизаветой. Путешествие Петра протекает в атмосфере русофилии, которой способствовали победы в Северной войне.
До Полтавской битвы французы относились к России с пренебрежением и думали, что её армия способна только на грабёж. Однако поражение шведов заставило кардинальным образом пересмотреть отношение к России, осознать её мощь и тот факт, что она властно вторглась на европейскую политическую арену. Гримарест, ранее постоянно поносивший Россию в своих сочинениях, пишет после Полтавы, что "Пётр изгнал варварское невежество из своей страны". Выходит в свет роман "Князь Кушимен", авторство которого приписывалось аббату Шуази. Имя Кушимен представляло собой весьма прозрачную анаграмму имени Меншикова, фаворита Петра. В романе описывалось, как маленький торговец пирожками стал впоследствии генералиссимусом, князем и царским советником. Мораль этого повествования была ясна: Россия — страна, где личные заслуги позволяют возвыситься, иными словами, страна, двигающаяся вперёд.
Защитниками Петра, русских достижений, самой России станут Сен-Симон и Фонтенель. В 1725 г. в своём надгробном слове Петру I Фонте-нель напомнил, что тот хотел взять себе в советники Лейбница, Пётр был, таким образом, просвещённым монархом. По мысли Фонтенеля, об этом свидетельствует и подчинение Петром национальной церкви вкупе с терпимостью по от-
ношению к протестантам. Кроме того, Пётр был современен в своём стремлении пересмотреть систему доступа к власти; он ввёл Табель о рангах, заменив принципом личных заслуг прежнюю иерархию, основанную на генеалогии.
Петра прославлял и Вольтер; по его словам, Петр "вырвал Россию из пут варварства". Маркиз д'Аржан писал в 1740 г., что Пётр открыл России путь к современности. Воодушевление, с которым философы говорят об императоре, столь велико, что оно передаётся и общественному мнению, которое стало интересоваться Россией. С этого момента страну начинают воспринимать как часть Европы, но философы отмечают, что всё зависит от политики единственного человека — царя; они подчас задаются вопросом, сможет ли Россия продолжить движение по пути прогресса после смерти своего великого правителя.
Кончина Петра, как и опасались его французские почитатели, стала началом новой эпохи, отмеченной нестабильностью и хаотичностью сменяющих друг друга царствований. И образ России во Франции тут же омрачается, разделяется, уступает место двум различным восприятиям: одно из них принадлежит власти и оказывает тем самым влияние на её внешнюю политику, другое принадлежит интеллектуальным элитам, продолжающим симпатизировать России, следуя по пути, открытому Вольтером и Сен-Симоном.
Очевидно, что беспорядочная смена правителей на русском престоле непонятна во Франции. Пять правлений, пришедшихся на период до 1762 г., сменяет приход Екатерины II, долго остававшейся у власти и тем самым консолидировавшей её до 1796 г. Во Франции вновь возник
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.