КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
© 2014 г.
С.Б. КРИХ. Образ древности в советской историографии. М.: КРАСАНД, 2013. 320 с. (Размышляя о марксизме)
Монография С.Б. Криха охватывает всю советскую историографию древности, достаточно кратко рассматривается и постсоветский период. Во Введении автор постулирует объект (советская историография истории древнего мира) и предмет (образ древности) своего исследования, отмечает, что «усиление интереса к историографическим штудиям - признак неуверенности историков в развитии собственной науки, стремления найти возможности для ее дальнейшего развития через осознание достижений и ошибок, совершенных ранее» (с. 5).
В главе I «Принципы марксистского историописания» С.Б. Крих рассматривает трансформацию идей Л.Г. Моргана К. Марксом и Ф. Энгельсом, а также историю семьи и возникновение государства в изложении Энгельса. Интерес представляет анализ текста «Происхождения семьи, частной собственности и государства». Вообще, автор решительно переосмысляет воздействие Ф. Энгельса на становление марксистского историописания; С.Б. Крих отмечает, что Маркс и Энгельс не делали акцента на древней истории, Ленин и Сталин касались этих эпох лишь случайно. Поэтому именно древность показательна как для характеристики возможностей самой теории к эволюции, так и для характеристики образа мыслей советских историков (с. 6-7). Для характеристики господствовавших в СССР взглядов автор, на мой взгляд, совершенно справедливо использует термин «советский марксизм», обосновывая его употребление (с. 8). Эта разновидность марксизма имела специфические черты: «В самом деле, советский марксизм - специфическое поле, в котором творчество часто реа-лизовывалось с помощью умения прикрыться цитатами; догматизм же в его полном смысле слова был невозможен - по факту периодической смены догм» (с. 22). По этому поводу стоит разве что отметить, что в советское время цитатами из классиков вынуждены были прикрываться не только марксисты.
Глава II, посвященная формированию образа древности в советской историографии 20-30-х годов XX в., состоит из четырех разделов. Сначала автор рассматривает складывание элементов образа древности в советской исторической науке 20-х годов XX в.: обращается к трудам А.И. Тюменева, которые знаменовали первые попытки создания образа древности в советской историографии, анализирует первую (конца 20-х - начала 30-х годов) дискуссию об азиатском способе производства.
Во втором разделе рассматривается роль В.В. Струве в создании образа древности в советской историографии. Автор подверг тщательному анализу как объем и структуру знаменитого доклада В.В. Струве «Проблема зарождения, развития и разложения рабовладельческих обществ Древнего Востока», прочитанного в ГАИМК в Ленинграде 4 июня 1933 г., так и основные идеи доклада. Наиболее яростным оппонентом Струве выступал Н.М. Никольский (с. 106-108). По мнению С.Б. Криха, вклад В.В. Струве (и вдохновлявшего его А.Г. Пригожина) в марксистский образ древности, ставший догмой для советских историков, был очень велик. Общий вывод автора совершенно справедлив, но с деталями можно поспорить1. «Вероятно, Струве лучше Мишулина чувствовал, что власть начала утрачивать чисто революционные ориентиры в сторону традиционно-патриотических», - отмечает
1 «В 1938 г. в передовице самого первого номера журнала "Вестник древней истории" А.В. Мишулин, затеявший тогда наступление на ленинградских историков...» (с. 110). Самый первый номер ВДИ вышел все-таки в 1937 г., а противостояние московских и ленинградских историков не следует преувеличивать: ВДИ под редакцией Мишулина печатал очень много статей ленинградских историков древности. Другое дело, что и Струве, и Мишулин были также и функционерами от науки. И в этом качестве им было что делить: и власть над научным сообществом, и деньги (гонорары от издания учебников). Впрочем, договариваться они тоже умели.
автор (c. 110-111, прим. 177). Возможно, что и так; впрочем, Мишулин очень быстро перестроился и фактически возглавил изучение древней истории в Москве.
Третий раздел посвящен теории «революции рабов», которая на десятилетия стала обязательным элементом образа древности в советской науке. По мнению автора, теория «революции рабов» появилась не только в результате «сигнала от власти», но и в результате внутренней логики становления образа древности в советской историографии (с. 117). В книге подробно рассматривается история развития этой теории. Толчком к распространению теории послужила речь Сталина, произнесенная им в феврале 1933 г. на съезде колхозников-ударников (с. 119). А.В. Мишулин постоянно подчеркивал влияние речи Сталина на его работы о Спартаке (с. 121). Идею революции рабов не придумал ни С.И. Ковалев, ни А.В. Мишулин. Она внедрялась еще А.Г. Пригожиным: в 1934 г. ГАИМК издал специальный сборник о революции рабов; С.А. Жебелев выдвинул теорию о восстании Савмака еще до речи Сталина (с. 120-123).
В четвертом разделе рассматривается завершение формирования образа древности в исторической науке второй половины 30-х - начала 40-х годов ХХ в. Этот этап характеризуется увеличением числа цитат из трудов классиков марксизма, внедрением особых, жестких, методов полемики, насыщением теории историческим материалом, а также частичным возрождением позитивистского нарратива (с. 137).
Соглашаясь с автором в целом, могу усомниться разве что в деталях. Настоящей дискуссии на страницах ВДИ в 1938 г. между А.В. Мишулиным и В.В. Струве (с. 135-136), конечно же, не было. По канонам того времени передовица Мишулина и «вспомогательная передовица» Струве могли разве что дополнять друг друга. Однако это, конечно же, не исключало скрытой полемики2.
К концу 30-х годов в советской древней истории складывается особый канон, сложившийся окончательно после издания «Краткого курса истории ВКП(б)» в 1938 г. «Кроме россыпи отдельных малозначащих цитат (попытка их систематизировать: ВДИ. 1949. № 4. C. 3-14), до 1950 г. Сталин существенных изменений в эту систему взглядов не вносил. Тем самым те историки, кто сумел или успел приспособить свое творчество к новым условиям, не будучи сметенными последовательными сталинскими "чистками", могли быть уверены в том, что достигли желаемого единства в основных мнениях, и это было сигналом нового этапа. Это был классицизм по-советски, ортодоксальность по-советски» (с. 139). Поскольку этап становления советской науки был пройден, отношение к дореволюционной науке стало уважительным, но снисходительным (с. 140).
Глава III «Советский образ древности в классическом воплощении: труды А.Б. Рановича и Н.А. Машкина» основана на анализе двух известных трудов: «Эллинизм и его историческая роль» А.Б. Рановича и «Принципат Августа» Н.А. Машкина. «Эллинизм и его историческая роль» рассматривается в противостоянии трудам М.И. Ростовцева. С.Б. Крих исследует критику А.Б. Ранови-чем труда М.И. Ростовцева, а также моделирование советским ученым образцового исследования. В рецензируемой книге подверглось рассмотрению влияние образа эллинизма А.Б. Рановича на последующую историографию.
В завершение главы автор анализирует книгу Н.А. Машкина о принципате Августа, а также основные черты образа древности, характерные для советской историографии 40-х годов ХХ в.
Глава IV «Е.М. Штаерман и трансформация образа древности в советской историографии» посвящена анализу работ выдающейся советской исследовательницы. Сначала автор рассматривает роль Е.М. Штаерман в дискуссии о переходе от античности к феодализму. «Начало 50-х годов в отечественной исторической науке - время возрождения дискуссий. Ортодоксальность в плане теории в сочетании со стремлением к тщательной проработке материала не могла не привести к новой постановке общих вопросов по истории древнего мира» (с. 190). Дискуссии на страницах ВДИ предшествовала серия статей о непосредственных производителях материальных благ с фактической проработкой материала. Эти статьи показали разнообразие вариантов зависимости в древнем мире (с. 190-191). После этого последовала дискуссия о характере перехода от античности к средним
2 В посмертной славе А.В. Мишулину было отказано, возможно, не без помощи В.В. Струве; возможно, впрочем, и то, что в классики Мишулин не попал, поскольку не достиг требуемых высот ни по номенклатурной, ни по научной линии. В 9-м томе «Советской исторической энциклопедии», который вышел в 1966 г. и простирался от Мальты до Нахимова, он не отмечен, в отличие от своего многолетнего заместителя и друга старшего научного сотрудника Института истории А.Б. Рановича (т. 11. М., 1968, стб. 881-882), и от более известного ученого, зав. кафедрой истории древнего мира МГУ Н.А. Машкина (т. 9. М., 1966, стб. 207-208), который однажды временно исполнял обязанности главного редактора ВДИ вскоре после смерти А.В. Мишулина. В 1966 г. членом главной редакции СИЭ еще числился В.В. Струве.
векам (с. 192-205). Вопреки мнению автора, дискуссии этого времени были не столь уж продуктивны и, в сущности, еще больше сузили поле для последователей конвенциональной (обычной, неидеологизированной) науки. Стал навязываться не только подход, но и тематика исследований.
Второй раздел посвящен значению работ Е.М. Штаерман для теоретических исканий 60-х годов, третий трактует отношение исследовательницы к западной историографии, в четвертом показано значение трудов Е.М. Штаерман для изучения античной культуры, а в пятом анализируется последняя из дискуссий на страницах ВДИ, которую она инициировала и в которой приняла активное участие: дискуссия о возникновении римского государства. С.Б. Крих высоко оценивает значение Е.М. Штаерман в трансформации образа древности в советской историографии.
Глава V посвящена образу древности в постсоветской историографии. Автор считает, что «российская историография древности 1990-2000-х гг. является по ряду своих характеристик постсоветской. Это не означает, что не появляется новых тенденций и попыток по-другому написать историю, но при этом пока соблюдается превалирование советского наследия - не случайно пользуются такой популярностью переизда
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.