Синхрония и диахрония в контексте изучения межсоциорного взаимодействия
Д. В. СМИРНОВ
Для исторического мышления минувшее столетие стало временем неотступных сомнений, напряженных поисков и глубоких трансформаций. Расширение предметного поля истории и проекция в плоскость исторического познания ключевых метафор и методов исследования, сложившихся в рамках иных дисциплинарных традиций, стимулировали разработку альтернативных стратегий реконструкции прошлого. Одним из наиболее заметных явлений в этом интеллектуальном движении стало обращение к формам, опосредующим историческое мышление и его возможные объекты. Приоритетная роль в оформлении такого рода переориентации исторического познания принадлежит представителям французской структуралистской и постструктуралистской мысли, и прежде всего М.Фуко и Ж. Деррида. Важнейшим инструментом
концептуализации исторического материала в общем контексте поворота к анализу языка становится категориальная оппозиция синхронии и диахронии, впервые получившая обоснование в рамках структурной лингвистики Ф. де Соссюра как способ различения «системы ценностей самих по себе» и «ценностей, рассматриваемых в функции времени».
Однако отношения, возникающие между историей и методологическими инициативами, родившимися в лоне структуралистской и постструктуралистской мысли, оказались весьма неоднозначными 1 . Так, М.Фуко,
1 См.: Автономова Н.С., Караулов Ю.Н., Муравьев Ю.А. Культура, история, память // Вопросы философии, 1988, №3; Автономова Н.С. От "археологии знания" к
устанавливая зависимость реконструкции прошлого от умопостигаемости синхронных срезов культурной почвы, образуемых безличными языковыми структурами, обосновывает преимущество структуры перед историей. В результате традиционная история уступает место либо археологии, либо генеалогии социальных процессов. В соответствии с этим в трудах Фуко осуществляется «систематический демонтаж» устоявшихся ориентиров исторического мышления. Исторические факты замещаются речевыми, дискурсивными фактами, а любого рода синтезирующие концепты (разум, прогресс, история), равно как и все презумпции, концептуально сочленяющие прошлое, настоящее и будущее в единую линию исторического развития (тенденция, развитие, эволюция и пр.), подлежат исключению. Образуемое таким образом «дисперсное поле» истории предполагает измерение посредством новой метрики, ориентирующей историческое познание на выявление «границ того или иного процесса», «нарушений привычного хода вещей», «порогов функционирования», «разрывов
причинно-следственных связей» и т.п.
Абсолютизация безличных структур, характеризующих синхронные срезы культурного пространства, не только элиминирует субъект исторического процесса, но и размывает всякий центр исторического сознания. Если прежняя метафизика «сумела создать идею мира, идею его источника, которая возникла за счет разделения на мировое и немировое, внешнее и внутреннее, идеальное и неидеальное, универсальное и неуниверсальное, трансцендентальное и эмпирическое»2, то инициатива Ж.
"генеалогии знания" // Вопросы философии, 1978, № 2; Она же. Язык и эпистемология в концепции Жака Деррида // Критический анализ методов исследования в современной буржуазной философии. М.,1986, с. 63-83; Афанасьев Ю.Н. Историзм против эклектики. М.,1980.
2 Деррида Ж. Конец книги и начало письма // Интенциональность и текстуальность. Философская мысль Франции XX века. Томск, 1998,
Деррида, направленная на деконструкцию «метафизики присутствия», устраняет всякую бинарную оппозицию-иерархию. В этот процесс трансформации познания Деррида вводит целый ряд нетрадиционных понятий, связанных со «стиранием», «зачеркиванием», «дополнением» и замещающих исчерпавший себя ресурс мышления о наличном, о «присутствии», о центре. Однако, если устраняется первоначало, источник, центр, то обесценивается и традиционное различение центрального и периферийного, значимого и незначимого, сущности и явления - все рассматривается в качестве языка с равноправными немотивируемыми означающими. Таким образом, традиционный историзм, утверждающий единство диахронного измерения социального прогресса, отвергается в пользу децентрированного и бессубъектного универсума, в котором получают осуществление сценарии бесконечной игры в разнообразные языковые конструкции.
Этот децентрированный и бессубъектный язык, вытесняющий сознание и историчность как атрибутивные свойства субъекта, образует особое метафорическое допущение, открывающее возможность соотносить и соизмерять такие явления культуры, которые традиционно представлялись несоизмеримыми. В таком контексте осуществляется поворот исторического познания в сторону специфической предметности: в поле зрения исследователя попадают культурные маргиналии - периферийные и патологические пространства культуры, подлежащие реабилитации как проявления духа свободы и креативности, противостоящие тоталитаризму. Неудивительно, что, в конце концов, именно истина рассматривается в качестве инстанции, содержащей претензии тоталитаризма, и потому
с. 220.
обесценивается как метафизическая фикции, порожденная «логоцентристской идеологией» -деструктивной и бесперспективной. Так, с точки зрения М.Фуко, «познание скорее укоренено в ошибках жизни, нежели открыто навстречу истине мира», и именно «ошибка есть корень всего того, что, собственно, и конституирует человеческую мысль и ее историю"3.
Переориентации исторического мышления, актуализированные структуралистской и
постструктуралистской мыслью, во всей полноте выявляют специфику эпистемологического обнаружения исторического познания: именно в этой проекции весь массив аргументов антифундационизма 4 находит наибольшее оправдание. Таким образом, постмодернистский опыт концептуализации
исторического материала в категориях синхронии и диахронии, узаконивший отказ от различения сущностного и эпифеноменального в пользу признания историчности разума/языка, налагая гриф условности и относительности на всякое знание, на почве исторического познания прорастает плодами исторического нигилизма. В подобных обстоятельствах исторической науке неизбежно приходится определять свои основания на самом фундаментальном уровне, вновь и вновь актуализируя вопрос о собственном научном и познавательном статусе.
Поворот историографии последних десятилетий к анализу языка обнаруживает определенный разрыв между радикальными методологическими идеями М.Фуко
3 Фуко М. Жизнь: опыт и наука// Вопросы философии, 1993, №5, с. 52.
4 Фундационизм (англ. foundationalism) - эпистемологическая позиция, признающая существование некоторых последних оснований достоверного знания (см.: Вышегородцева О. Истина и современность: Casus Scirbekk // Скепсис, 2005, №3-4).
с
и Ж. Деррида и их рецепцией историками 5 . Профессиональный интерес историков заставляет воспринимать «не тех» Фуко и Деррида: привлекательной для специалистов оказывается скорее общая установка на преодоление иллюзий исторического мышления, утвердившихся в рамках классического европейского рационализма, и прежде всего идеи линейного развертывания исторического прогресса. Однако в наши дни уже не вызывает сомнений, что и плюрально-циклическая модель, представленная в различных версиях теории локальных цивилизаций, обладая минимальным позитивным I содержанием, оказалась ценна своим негативным пафосом: утвердив вопреки линейным схемам стадиальной трансформации пространственно-временную дискретность истории, она полностью исчерпала собственный ресурс. Ставший очевидным кризис линейно-стадиальных концепций и еще более бросающаяся в глаза несостоятельность локально-циклической парадигмы и нашли, в конечном счете, свое выражение в утверждении антиисторических воззрений, в том числе в их структуралистской и постструктуралистской редакции.
Отсюда ясно, что постмодернистский пафос преодоления «метанарративов» лишь отчетливее выявляет болевые точки исторического познания, но отнюдь не ключевые ориентиры серьезных исследовательских программ. Напротив, процесс развертывания дискурсивной практики исторического познания обнаруживает потребность в такого рода методологическом аппарате, который позволяет не только и не столько выявлять качественное своеобразие и
5 См.: Олабарри И. "Новая" новая история: структура большой длительности // Ойкумена. Альманах сравнительных исследований политических институтов, социально-экономических систем и цивилизаций. Вып.2. Харьков, 2004, с. 189-190.
неповторимость тех или иных исторических явлений, но и усматривать единство и закономерность изучаемых феноменов, а потому отвлекаться от случайного и специфичного в пользу необходимого и всеобщего, прозревать за неповторимостью повторяемость. Потому-то среди наиболее дальновидных и непредвзятых специалистов давно сложилось понимание того, что необходимо создание такого рода теории исторического процесса, которая рассматривала бы развитие в масштабах всего земного шара, не сводя его к монолинейной смене исторических типов социума.
Стадиальная типология субъектов исторического развития, построенная на фундаменте
материалистического понимания истории, оказывается в числе наиболее востребованных теоретических моделей исторического процесса: внутренняя логика исследовательской деятельности настойчиво продвигает ее осуществление в сторону размыкания порочного круга феноменалистических взаимоотсылок и выводит к рубежам монистического подхода. Вот почему обращение к методологическому наследию марксизма образует устойчивую тенденцию в осуществлении конкретных исследовательских программ, реализуемых в предметном поле исторического познания и смежных с историей дисциплин6 . Бесспорным фактом является то, что открытие социальной материи - важнейшее достижение философии марксизма - остается единственным конституентом научного статуса социально-гуманитарного знания, ввиду которого только и обнаруживается абсолютная сторона явлений и отношений социальной действительности, предельно
6 См.: Семенов Ю.И. Философия истории (Общая теория, основные проблемы, идеи и концепции от древности до наших дней). М., 2003, с
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.