Сказка в судебном делопроизводстве Приенисейской Сибири XVII века
© ЕЮ. ПОПОВ
Статья посвящена одной из разновидностей судебного документа XVII века - сказке.
Ключевые слова: судебное делопроизводство, деловая письменность, сказка, жанровая разновидность, рукописные памятники.
Первое знакомство со сказками у многих происходит в раннем детстве. Их мир, несомненно, привлекателен и заманчив. Не менее интересны для широкого круга читателей, в том числе и специалистов (лингвистов, историков, текстологов и других), иные сказки - судебные документы прошлого. С лингвистической точки зрения важно выяснить их жанровые особенности, поскольку такие сказки входят в систему специальных наименований актовой письменности XVII века. Особую группу в этой системе представляют названия письменных свидетельств местных жителей по определенному вопросу (речи, допросные речи, сыскные речи и т.п.).
Исследование осуществлено на материале рукописного памятника судебного делопроизводства Приенисейской Сибири XVII века -
«Сыска о злоупотреблении красноярского подьячего В. Еремеева», который хранится в Российском государственном архиве древних актов (Москва), в фонде Сибирского приказа (ф. 214).
Жанровая разновидность деловой письменности «сказка» содержательно не связана с фольклорным жанром «сказка». В этимологическом же плане они друг с другом соотносимы в нескольких аспектах. Во-первых, название жанра устного народного творчества «сказка» получило распространение в XVII веке в результате исторического развития слова *съказъка от казать [1. С. 630]. Происхождение этого названия можно связать и с древнерусским словом съказъ «повествование, сказание» [2. С. 715]. Параллельно началось формирование специального наименования судебного акта сказка. Семантически близкая ему единица специальной лексики съказати «указать», «показать (на суде)» активно использовалась еще в древнерусском языке [2. С. 713]. По верному замечанию А.П. Майорова, «в правовой сфере XVII века термины образовывались посредством лексико-семантического способа», сущность которого заключается в сужении, специализации лексического значения общерусского слова [3. С. 9]. Во-вторых, жанр фольклора и жанр актового письма «сказка» имеют общую черту - функционально оправданное использование устойчивых оборотов речи, восходящих к народно-разговорной форме русского языка. В деловом письме устойчивые обороты речи - это юридические формулы. Т.В. Кортава небезосновательно считает, что «...формульность сближает юридические тексты с фольклорными, что свидетельствует о единстве истоков фольклорных и юридических текстов, их принадлежности к некогда единой устно-поэтической сфере» [4. С. 19].
Уточним особенности жанра «сказки» как источника изучения языка судебного делопроизводства XVII века: указание автора(ов), датировка, предмет разбирательства, состав юридических формул и самоназвание документа.
Формирование этого жанра в деловой письменности, как уже было сказано, началось в XVII веке. И неудивительно, что первые случаи употребления специального наименования «сказка» относятся ко времени подготовки Соборного Уложения 1649 года. В этом законодательном памятнике читаем: «и по тем люцким и крестьянским скаскам»; «и по той подьяческой скаске приставу за то учинити наказание»; «и против которыя старожилцовы скаски спорая земля с образом отвести» [5. С. 99, 117, 142]. Приведенные иллюстрации свидетельствуют о том, что автором сказки мог стать любой человек, в определенной степени знакомый с предметом следствия. Но в Соборном Уложении автор документа - обобщенный, названный в зависимости от занимаемой должности. В локальной деловой письменности, приуроченной к конкретной территории, автор сказки иногда известен не только
по личному имени, но и по имени родителя: «Красноярскои служи-лои члвк десятник / Ивашко сергиев Чагин сказал в сыску / про ...» (л. 119).
Если в Соборном Уложении специальное наименование сказка только упоминается (тексты сказок отсутствуют), то в региональных памятниках судебного делопроизводства сказка обретает форму самостоятельного документа. Причем информация о дате написания - необязательный его структурный компонент. Так, в составе «Сыска о злоупотреблении.» выделены «Сказка священника Матвея Иванова о незнании лиха от подьячего В. Еремеева» (30 ноября 1666); «Скаска красноярского старца монастыря Гермогена с братею об отнятии пашенной земли подьячим В. Еремеевым» (28 ноября 1666) и некоторые другие. Без указания даты - «Сказка сына боярского Степана Коловского о защите подьячего В. Еремеева»; «Сказки красноярских конных десятников»; «Сказка десятника Терентия Черкашенина о воеводском покрытии воровства подьячего В. Еремеева» и другие.
Все эти «недетские» сказки объединяет предмет разбирательства в процессе следствия (ср. высказывание П.Я. Черных: сказка - это «письменное показание на следствии» [6. С. 221]). Например, в одной из них на вопрос красноярского сыщика «почему де / сидел в подячих Василеи Еремеив в съезж[еи] / избе» десятник Яков Хлоптунов отвечает: «я де тово не ведаю а обиды де мне / и налоги от нево Василя была взял у меня / коня во •РОД^м году» (л. 120). Однако рассматриваемый жанр делового письма весьма похож на допросные, сыскные, обыскные, рас-спросные речи. Можно согласиться с Е.Н. Рудозуб, по мнению которой перечисленные документы по аналогии со сказкой передают «показания лиц по определенному вопросу» [7. С. 5].
Для выявления жанровых особенностей «сказки» необходимы специфические показатели. Из их числа наиболее эффективными могут оказаться состав юридических формул и самоназвание документа.
Стандартный набор юридических формул представлен в «Сказке десятника В. Ревина и пешего казака Т. Григорьева о неведении обид от подьячего В. Еремеева». Приведем ее текст целиком: «да десятник же Василеи Ревин да пешеи казак / Терех Григорьев скозали сыщику взирая / на образ бжии по свтеи непорочнаи хрстове / ивангилскои заповеди по какому великих / гсдреи указу Василеи Еремеив сидел в под/ячих в съезжеи избе и мы тово не ведаем / а обиды и налоги нам от нево Василя не бы/ла то наши и речи и скаска» (л. 123). В этом документе представлены юридические формулы скозали сыщику, взирая на образ божии по святеи непорочнаи христове евангелскои заповеди, то наши и речи и скаска. Устойчивое употребление последнего оборота речи позволяет сделать вывод о том, что жанр «сказки» является разновидностью более объемного жанра деловой письменности - «речи».
В «Сказке десятника И. Чигина о незнании обид от подьячего В. Еремеева» набор юридических формул несколько иной. Ее текст тоже приведем в полном объеме: «Красноярскои служилои члвк десятник / Ивашко сергиев Чагин сказал в сыску / про подячево Василя Еремеива по / святеи христове евангелскои запо/веди взирая на образ бжии по какому / де великих гсдреи указу он Василеи си/дит в съезжеи избе и тово Василя прежнои / воевода Ондреи Бунаков посадил / в подячие поневоле и я Ивашко на / него Василя никаких дел не знаю и на/логи и обиды от него мне не быва/ло то мои речи а сказку писал / своею рукою» (л. 119). Здесь состав юридических формул следующий: сказал в сыску, по святеи христове евангелскои заповеди взирая на образ божии, то мои речи а сказку писал своею рукою.
Помимо перечисленных юридических формул, в «Сыске о злоупотреблении...» есть и другие: в обыску скозали сыщику, по иноческому обещаню (л. 113), сказали про... (л. 124), скозали, по своеи вере по шер-ти (л. 140).
Второй специфический показатель жанра - самоназвание документа (явное указание в тексте на жанровую разновидность деловой письменности) - может применяться в лингвистических исследованиях средневековых текстов, но с большой осторожностью. Е.Н. Рудозуб справедливо считает, что «жанровая система русского документа [XVII в. - Е.П. ]» характеризовалась некоторой неустойчивостью...» [7. С. 21].
Действительно, в отдельно взятом судебном акте содержание и состав юридических формул могут быть свойственными жанру деловой письменности «сказка», однако в «рукоприкладстве» (приложении к документу с подтверждением авторства) может быть указан иной жанр. Приведем пример подобного противоречия (с позволения читателя здесь тоже дадим текст целиком): 1) текст одной сказки (на листе их три): «Красноярского острогу десятники пеших казаков / Прокофеи Быков десятник да десятник же / Левонтеи Говорухин скозали в допросе сыщи/ ку взирая на образ бжии по светеи непорочнаи хрстове / ивангилскои заповеди скозали по какому вели/ких гсдреи указу сидел в подячих в съезж[еи] / избе Василеи Еремеев и мы тово не ведаем а налоги и о/биды от нево Василя нам никакои не было / то наши и речи и скаска» (л. 123); 2) рукоприкладство к сказке: «К сем роспросным речам Пронка Бы/ков да Левонтья Говорухи да / Василя Ревена да Порфиря / Потылицына да Терентья / Григорива да Михаила Помор/ца да Самка Розкащинова да / Сенки Емелянова по их веленю Прон/ка Быков и за себя руку при/ ложил» (л. 123-об.).
По составу формул и самоназванию этот акт с показаниями десятников П. Быкова и Л. Говорухина принадлежит к жанру «сказки», но автор документа в «рукоприкладстве» называет его «роспросными речами». Такое несоответствие можно объяснить тем, что в XVII веке, когда си-
стема специальной лексики только начала формироваться, авторы деловых бумаг следовали устоявшейся традиции наименования документа: на допросе писались допросные речи, на «роспросе» - роспросные речи, в обыске - обыскные речи. Новое же для делового языка XVII столетия специальное наименование - сказка - еще не получило широкого распространения. Подобное взаимодействие традиционных и новых единиц специальной лексики наблюдается и в других памятниках судебного делопроизводства Приенисейской Сибири XVII века.
Литература
1. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1987.
2. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб., 1912.
3. Майоров А.П. Явочные челобитные как памятники русского языка XVI-XVII вв.: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1987.
4. Кортава Т.В. Памя
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.