57 АВП РИ, ф. 161. СПб ГА. 11-3, 1830 г., оп. 34, д. 4, л. 1 (Д.Г. Бибиков К.К. Родофиникину. 8 февраля 1830 г.).
58 Шеремет В.И. Русско-турецкая торговля.... С. 83.
59 АВП РИ, ф. 161. СПб ГА. 11-3, оп. 34. д. 4, л. 1.
60 Там же, л. 15-15 об. (В.П. Титов Л.Г. Сенявину. 24 сентября 1845 г.).
© 2008 г. А. А. РАДЧЕНКО*
СЛАВЯНОФИЛЬСТВО И УКРАИНОФИЛЬСТВО В ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ ПОРЕФОРМЕННОЙ РОССИИ
Хотя и славянофильству, и украинофильству посвящена обширная историография, восходящая еще к XIX в., взаимовлияние этих течений общественной мысли и взаимоотношения их представителей в пореформенное время до сих пор изучены далеко не полно1. Вместе с тем эта тема не раз привлекала к себе внимание исследователей2. Само выражение «украинофильство» как бы напоминало о «славянофильстве» и, по-видимому, было обязано ему своим происхождением3. «В конце сороковых годов, кажется, -писал И.С. Аксаков, - возник в Киеве небольшой кружок, которому в подобие кличке "славянофилов", данной Белинским небольшому кружку людей, преданных делу нашего народного самосознания, кто-то и когда-то присвоил название "украинофилов"»4. М.П. Драгоманов даже пользовался термином «украинский славянофил». Так, характеризуя Н.И. Костомарова, он отмечал, что его «отнюдь нельзя назвать украинофилом, а скорее всего "украинским славянофилом", как есть московские славянофилы»5. Некоторые исследователи относят к «украинским славянофилам» не только Костомарова, но и П.А. Кулиша и Т.Г. Шевченко6.
Тем не менее, несмотря на сходство названий, их цели и воззрения существенно расходились. Славянофилы находили у себя мало общего с украинофилами, а первые теоретики украинофильства старались отмежеваться от славянофилов. К примеру, Костомаров смотрел на славянофильство как на «донкихотство», зовущее вернуться к реалиям Московского государства ХУ1-ХУП вв.7 Украинофилы расходились со славянофилами и в отношении к Европе. «Европейская цивилизация, - писал Кулиш, - не представляет для нас чего-то ненавистного, как для московских славянофилов, которые объявили Запад гнилым и изобрели какое-то русское воззрение на науки и искусства»8. Осуждал славянофилов за неприятие европейской цивилизации и Драгоманов, хотя, в отличие от своих предшественников, он видел в украинофильстве и славянофильстве много общих черт (романтизм, «хлопоманство», сепаратизм, стихийность, а также антипольскую направленность)9. При этом Драгоманов особо подчеркивал, что «возникновение русского украинофильства, белорусофильства, славянофильства заставило поляков, по крайней мере, на словах провозгласить права народности и в Западном крае, хотя и со всевозможными ограничениями»10. Оценка казачества как архаического и пережившего себя явления также сближала Драгоманова со славянофилами11. «Казачество действительно много сделало, - писал он в 1872 г., - но много также имело крайних притязаний политических. Некоторые малороссы забывали это, забывали также и то, что казачество малороссийское совершенно отжило свой век, и стали запутываться в разных теориях о самобытности Малороссии»12. Другие украинофилы (особенно Костомаров и Ку-
* Радченко Александр Алексеевич, кандидат исторических наук, доцент Белгородского государственного института культуры и искусств.
лиш), напротив, много писали о казачестве, восхищались им и откровенно его идеализировали.
На взаимоотношения славянофилов и украинофилов заметно повлиял возникший на рубеже 1850-1860-х гг. спор об украинском литературном языке. Создание украинского литературного языка чаще всего связывают с именем Т.Г. Шевченко, хотя разговорный украинский язык использовался в литературе и раньше. В начале XIX в. он звучал в произведениях И.П. Котляревского, П.П. Гулак-Артемовского, Е.П. Гребин-ки, Г.Ф. Квитки-Основьяненко, М.С. Шашкевича. В 1818 г. русский филолог А. Павловский издал «Грамматику малороссийского наречия»13. В 1846-1847 гг. разработкой украинской письменности занялось Кирилло-Мефодиевское общество, вскоре разгромленное правительством14. Лишь после воцарения Александра II был снят запрет на публикацию произведений бывших кирилло-мефодиевцев. Тогда же Костомаров вернулся в Петербург, а Шевченко, освобожденный от солдатской службы, некоторое время жил в Москве, где посещал семейство Аксаковых. «Мы можем свидетельствовать, - вспоминал позднее И.С. Аксаков (считавший, что с Кирилло-Мефодиевским обществом обошлись "слишком строго"), - что ни малейшего озлобления на нас, "москалей", Тарас Шевченко в то время не питал, восхищался, как и мы все, и притом как своими родными, мастерскими созданиями русского литературного языка»15.
Наиболее четко отношение славянофилов к украинскому языку и самобытности Малороссии было выражено в 1850 г. Ю.Ф. Самариным. «Пусть же народ украинский, -писал он, - сохраняет свой язык, свои обычаи, свои песни, свои предания; пусть в братском общении и рука об руку с великорусским племенем развивает он на поприще науки и искусства, для которых так щедро наделила его природа, свою духовную самобытность во всей природной оригинальности ее стремлений; пусть учреждения, для него созданные, приспособляются более и более к местным его потребностям. Но в то же время пусть он помнит, что историческая роль его в пределах России, а не вне ее, в общем составе государства Московского»16. Самарин верно улавливал у украинофилов (прежде всего у Кулиша) стремление направить украинский народ к самостоятельному политическому развитию. Впрочем, Кулиш этого почти не скрывал. «Нас горсточка, хранящих веру в свою будущность, которая, по нашему глубокому убеждению, не может быть одинакова с будущностью великорусского народа, - писал он 28 октября 1858 г. С.Т. Аксакову. - Между нами и вами лежит такая же бездна, как между драмой и эпосом: и то, и другое великие создания божественного гения, но странно желать, чтобы они слились в один род. А ваше общество этого желает и в это слепо верует. Ваше общество думает, что для нас клином сошлась земля в Московском царстве, что мы созданы для Московского царства, а, пожалуй, что Московское царство создает нашу будущность». Сам украинофил видел иную перспективу: «Мы не домогаемся от правительства и вашего общества невозможного покамест, но мы храним завет свободы нашего самостоятельного развития, и это дело не ниже осуществления наших идей в отдаленном будущем!»17. Именно этому должна была способствовать разработка истории и правописания украинского языка.
К концу 1850-х гг. сложилось несколько точек зрения относительно происхождения украинского языка: одни отождествляли его с церковно-славянским, либо с русским простонародным языком, другие видели в нем смесь церковно-славянского, русского и польского языков, третьи полагали, что он является ветвью общего русского языка, иные считали его областным польским наречием18. Кулиш категорически возражал против подобных мнений. Отрицая происхождение украинского языка от польского, он указывал, что «польский язык не только беднее народными произведениями, но и моложе южнорусского»19. Но и наречием русского языка последний, по мнению Кулиша, не являлся. «Нам объясняют вовсе не для шутки, - иронизировал он, - что это даже не язык, а такое же наречие, как новгородское, владимирское и проч.; но странно как эти проповедники забывают, что народная поэзия в губерниях Новгородской и Владимирской не отличается ничем от народной поэзии в губернии Московской, ни в духе, ни в содержании, ни в форме, тогда как южнорусская народная поэзия не имеет ничего се-
бе ни подобного по свойствам, ни равного по достоинствам во всех великорусских губерниях»20.
Свою концепцию становления «южнорусского» языка выдвинул в конце 1850-х гг. в дискуссии с М.П. Погодиным на страницах славянофильского журнала «Русская беседа» М.А. Максимович. Он утверждал, что южнорусский и севернорусский языки «родные братья, сыновья одной русской речи», которые еще до татарского нашествия обособились друг от друга. Каждый из этих языков, по мнению Максимовича, включал в себя два наречия: севернорусский - великороссийское и белорусское, а южнорусский -червонорусское и малороссийское (причем именно малорусское наречие признавалось наиболее близким к церковно-славянскому языку)21. Характерно, что славянофилы не приняли участие в этой полемике, предоставив свои издания обоим оппонентам. В целом, в дореформенное время они не считали украинофильство опасным явлением22.
В начале 1861 г. украинофилы заметно активизировались, объединившись вокруг журнала «Основа», который выходил в Петербурге на русском и украинском языках. Его официальным редактором был В.М. Белозерский, а ведущими публицистами стали Костомаров и Кулиш. Таким образом, фактически появилось первое легальное издание, открыто популяризировавшее украинофильство23. Одна из основных задач журнала состояла в том, чтобы добиться общественного признания украинского литературного языка, чему был посвящен ряд статей Костомарова. В них утверждалось, что «русско-славянский народ разделяется на две ветви, в отношении к речи»: «К первой принадлежат белорусы и великорусы; ко второй - южнорусы и новгородцы»24. Особое значение при этом Костомаров придавал обучению простого народа Украины на местном языке. «Народ должен учиться, народ хочет учиться; если мы не дадим ему средств и способов учиться на своем языке, он станет учиться на чужом, - предостерегал историк-публицист, - и наша народность погибнет с образованием народа»25.
Первоначально славянофилы отнеслись к деятельности «Основы» благожелательно, хотя вопрос о будущем украинского языка ставился ими иначе26. В октябре 1861 г. в славянофильской газете «День» появилась статья историка-слависта В.И. Ламанско-го, доказывавшего, что в Галиции языком «школы, науки и образованности» должен стать русский, а не малорусский язык. Украинский язык признавался еще недостаточно развитым. «Пока же малороссы не создадут своей образованности на своем наречии, - полагал Ламанский, - до тех пор они должны учиться и писать или на русском, или на польском языке. Но выбор последнего возможен для Малороссии только с принятием католицизма, возо
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.