Из истории русского зарубежья
© 2008 г. Л. П. МУРОМЦЕВА*
СОХРАНЕНИЕ ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ РУССКОГО КАЗАЧЕСТВА В ЭМИГРАЦИИ
Российская послереволюционная эмиграция оставила значительный след в мировой истории и культуре XX в. Такого массового и вместе с тем единовременного исхода наших соотечественников за рубеж по политическим и социальным мотивам, как в результате Октябрьской революции и Гражданской войны, Россия никогда ранее не знала. Послереволюционная эмиграция, в которой очутились в 1917-1922 гг. более 2 млн россиян, - это неотъемлемая часть нашей национальной истории, полной трагизма, общественных и личных драм, крушений жизненных планов, человеческих надежд и иллюзий. Истории, в недавнем прошлом трактовавшейся односторонне и предвзято. Лишь в последние два десятилетия отечественные историки получили возможность объективно анализировать жизнь российского зарубежья XX в., в том числе и казачьей эмиграции, характеризовать ее без прежних ложных идеологических стереотипов и политических штампов.
Духовная жизнь эмигрантской интеллигенции в 1920-1930-х гг. была весьма насыщенной и полнокровной. В ней ярко проявилось стремление сохранить самобытность своей национальной культуры, не раствориться в иноязычной среде. Одним из слабо изученных аспектов деятельности российских эмигрантов в 20-30-х гг. XX в. является создание и сохранение музейных собраний. В отличие от эмигрантских архивов, которые исследовались В.Г. Бортневским, П.К. Гримстед, Т.Ф. Павловой, Е.В. Старостиным и другими учеными, на музеи пока не обращают должного внимания1. В немногочисленных изданиях можно встретить лишь самую общую информацию о музеях и музейных коллекциях Русского зарубежья2. Между тем разработка этой проблемы весьма перспективна. Ведь в большинстве эмигрантских музеев наряду с прочими экспонатами хранились архивные документы и фотографии, редкие книги, которые объективно отражают представления диаспоры о прошлом России, ее исторических и культурных ценностях, корнях, традициях. Обратившись к ним, можно полнее и глубже соприкоснуться с духовной жизнью наших зарубежных соотечественников.
В российской послереволюционной эмиграции казачество как одна из самых организованных групп эмигрантов было представлено практически всеми политическими и общественными традиционными институтами: верховная атаманская власть, разделение на войска (Донское, Кубанское, Терское и др.), правительства в изгнании и состоящие при них административные органы, периодические издания3. За рубежом на протяжении многих лет существовали не только своеобразные казачьи станицы и хутора, воинские объединения, художественные коллективы, но и музейные собрания. Одной из форм сохранения дореволюционных традиций и национально-культурной идентичности стала деятельность эмигрантов по сбережению исторического наследия.
В ноябре 1920 г. в составе армии генерала П.Н. Врангеля в Турцию из Крыма эвакуировались около 50 тыс. донских, кубанских, терских и астраханских казаков (как военных, так и гражданских лиц, беженцев). В невыносимых условиях им пришлось
* Муромцева Людмила Петровна, кандидат исторических наук, доцент Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.
провести несколько тяжелых месяцев в лагерях на острове Лемнос и в районе Чатал-джи (в 50-60 км к северу от Константинополя). Затем, в 1921-1923 гг. в организованном порядке казачьи части, входившие ранее в Донскую и Кубанскую армию, были перевезены в Югославию (22 тыс. человек), Болгарию (7 тыс.), Грецию (3 тыс.), Чехословакию (1 тыс.). Несколько тысяч казаков в поисках лучшей доли со временем самостоятельно перебрались во Францию. Сибирские, забайкальские, амурские, уссурийские казаки осели преимущественно в Китае4.
Оказавшись за пределами России, казачество стремилось не только не раствориться в чужеродной среде, но и выделялось своей самобытностью даже внутри российской эмиграции. Координационную роль играл созданный в январе 1921 г. в Константинополе Объединенный совет Дона, Кубани и Терека, в состав которого входили войсковые атаманы и председатели казачьих правительств. В 1928 г. в Пловдиве (Болгария) состоялся первый Большой круг Дона, Кубани и Терека в изгнании. Соблюдение традиционных обрядов и праздников, сохранение символики, а также исторических реликвий, вывезенных из России, - все это в какой-то степени помогало казакам переносить тяжесть разлуки с родиной. До Второй мировой войны музейные собрания казачества, не раз менявшие свое местонахождение, хранились главным образом в Югославии, Чехословакии и Франции.
Королевство сербов, хорватов и словенцев (так до 1929 г. именовалась Югославия) являлось одним из самых крупных центров расселения эмигрантов из России, среди которых было немало представителей интеллигенции (врачей, ученых, архитекторов, учителей и др.), внесших заметный вклад в развитие культуры родственной славянской страны. Но наиболее организованной частью эмиграции стали военные и казачьи части5. Как и в других странах, казачьи колонии именовались здесь станицами и хуторами. Проживавшие в них донские, кубанские и терские казаки, стремившиеся сохранить свои национально-культурные традиции, соблюдали православные обычаи, устраивали праздники, собирали военно-историческую и художественную литературу на русском языке. Функционировало «Общественное представительство казачьих станиц и хуторов в Югославии». Кубанская и терская канцелярии издавали в 1920-х гг. в Белграде ежемесячную газету «Кавказский казак». Нередко казачьи офицеры читали лекции и проводили беседы по истории казачества и русской армии.
В Белградской крепости Калемегдан хранились регалии Кубанского казачьего войска (знамена, штандарты, иконы, грамоты российских императоров, парадные мундиры и др.). Еще в начале 1920 г. атаман Кубанского казачьего войска Н.А. Букретов, осознав неизбежность поражения от большевиков, принял решение переправить их за границу. Для сопровождения регалий была создана специальная комиссия из 5 человек во главе с генерал-лейтенантом П.И. Кокунько, в ее состав входил профессор-историк и публицист Ф.А. Щербина. Комиссия направила запрос в Сербию и, не дождавшись ответа от сербских властей, вывезла ценности из Екатеринодара в Новороссийск. Там 12 массивных деревянных ящиков, обитых железом, с большим трудом удалось погрузить на пароход «Константин», взявший 28 февраля 1920 г. курс на Константинополь, а из него - в греческий портовый город Салоники. Затем казачьи реликвии перегрузили на поезд Салоники-Белград, где за неимением свободного помещения ящики временно сложили во дворе российского посольства. После переговоров с властями Сербии регалии Кубанского казачьего войска оставили на хранение в здании Военно-географического института, дважды переезжавшего и, наконец, расположившегося в Белградской крепости Калемегдан6.
В 1938 г. они были переданы в Военный музей Югославии. Условия их пребывания в стенах государственного музея оговаривались в специальном договоре между представителями кубанского казачества и Военным министерством, заключенном на 25 лет7. Во время налета немецко-фашистской авиации на Белград, в апреле 1941 г., от взрыва бомб пострадало здание Военного музея. В создавшейся суматохе часть музейных ценностей (в том числе серебряные трубы и литавры, газыри от казачьих мундиров импе-
ратора Александра II и великого князя Михаила Николаевича, все имущество Кубанского гвардейского дивизиона) была разграблена.
Только спустя два с лишним месяца, уже после оккупации фашистами Югославии, атаману В.Г. Науменко удалось приехать из Кральево в Белград, где с разрешения и при участии заведующего музеями рейха генерала Меля он вместе с начальником войскового штаба генералом Соломахиным и войсковым контролером Щупляком осмотрел уцелевшие казачьи регалии (90 знамен, царские грамоты, 4 блюда, булавы и перначи и др.) Атаман и его сподвижники передали командующему немецкими оккупационными войсками в Сербии генералу Шреберу заявление с мотивированной просьбой о возвращении реликвий штабу Кубанского казачьего войска.
Но еще до передачи кубанских святынь в Военный музей их пыталось взять под свой контроль Объединение казаков-националистов во главе с инженером В.Г. Глаз-ковым. Представители этой группировки считали казачество особым самостоятельным народом, который нельзя отождествлять с русскими, и сами не шли на сотрудничество с неказачьими организациями российской эмиграции, претендуя на роль наиболее истинных выразителей интересов всех казаков-эмигрантов8. И в 1941 г. они снова заявили о своих претензиях на регалии Кубанского казачьего войска, на этот раз немецким оккупационным властям Югославии, которые после колебаний все-таки решили вернуть их не казакам-националистам, именовавшимся также «вольнокубанцами-казакийцами», а кубанскому атаману Науменко, кстати, активно участвовавшему в формировании из числа казаков Русского охранного корпуса, который воевал на стороне фашистской Германии на Балканах. Часть реликвий была выставлена для обозрения в помещении Кубанского войскового штаба, остальные ценности с 1941 по 1944 г. хранились в ящиках в Русском доме Белграда. В Белградской крепости в 1921-1925 гг. находились и реликвии Войска Донского, перемещенные позже в Прагу, а в 1945 г. - в СССР. Там же временно сберегался штандарт лейб-гвардии Казачьего полка9. Собственные коллекции имели воины лейб-гвардии дивизиона Кубанских и Терской сотен на станции Белиште у г. Осиек (Хорватия)10.
Реликвии российской истории и культуры поступали на хранение и в православные храмы, основанные эмигрантами в Югославии. Особенно ценным было собрание русской церкви Св. Троицы в Белграде, построенной в 1924 г. в Ташмайданском парке, ее настоятелем долгие годы был священник Виталий Тарасьев (1901-1974). В ней находились коллекции орденов и медалей, серебряных труб и других знаков отличия русской армии, 19 штандартов кавалерийских полков (в том числе: знамя Уральского казачьего войска)11. В годы Второй мировой войны знамена были вывезены в неизвестном направлении немецкими оккупационными властями, пр
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.