------------------2006------------------
Социология культуры, духовной жизни
Булавин М.В., кандидат исторических наук, докторант Уральского государственного университета им. А.М. Горького
СПЕЦИФИКА СЕКУЛЯРИЗАЦИИ СОВЕТСКОГО ОБЩЕСТВА В ПЕРИОД 1920-Х ГГ. (НА МАТЕРИАЛАХ СРЕДНЕГО УРАЛА)
Процессы секуляризации в прошедшем столетии оказали сильнейшее воздействие практически на весь мир. Повсеместно, за немногими исключениями, религиозные институты утрачивали свое значение в общественной жизни, а религиозное мировоззрение переставало играть роль скрепляющего и организующего начала индивидуального и коллективного бытия.
В наибольшей степени эти процессы затронули страны христианского культурного ареала. По меткому замечанию Г. Рормозера, относящемуся к религиозной жизни Западной Европы, «христианство в христианах уже прекратило свое существование. В несколько упрощенной формулировке это звучит так: все говорят, что они христиане, но жизнь, которую они ведут на самом деле, есть нечто совсем иное»1.
Это наблюдение в значительной мере перекликается с теми достаточно частыми оценками состояния массовой религиозности в России, согласно которым православие большинства современных россиян - миф чистейшей воды2. Если они справедливы, то можно предположить наличие глубинного родства тех процессов модификации и распада, которые поразили традиционное религиозное сознание христианского Запада и России. В свою очередь, это заставляет нас более внимательно рассмотреть начальный период российской «форсированной секуляризации», приходящейся на первые десятилетия советской власти, поскольку именно он дает наиболее четкую картину столкновения еще сильной традиционной религиозности с враждебными ей веяниями нового времени.
Несомненно, что одна из наиболее бросающихся в глаза особенностей «секуляризации по-советски» заключается в той огромной роли, которую играло в ходе ее осуществления государство. Здесь наблюдается явная перекличка специфических черт российско-советской модернизации и секуляризации как одного из ее аспектов. Однако такое государственное воздействие далеко не всегда облекалось в форму прямого насилия над религиозными убеждениями, более того - именно в период 1920-х гг. проявил свое действие ряд факторов, ограничивавших применение его насильственных форм.
Прежде всего, речь идет о том, что советская власть унаследовала от былых времен достаточно высокий уровень религиозности населения. Поскольку ни революция, ни Гражданская война не раскололи население по религиозному признаку, степень индивидуальной религиозности к началу 1920-х гг. лишь в некоторой степени зависела от политических симпатий. Во всяком случае, даже среди рядовых членов компартии процент верующих был на тот момент значительным3. В подобных условиях исключительно насильственный по характеру, «лобовой» натиск на религию как таковую (а не на конкретные религиозные институты, течения и т.п.) был чреват ослаблением социальной базы режима.
Кроме того, сами возможности такого натиска были относительно невелики. Экономически не зависящее от властей верующее население имело еще достаточно желания и сил, что-
1 Рормозер Г. Ситуация христианства в эпоху «постмодерна» глазами христианского публициста // Вопросы философии. 1991. № 5. - С. 76.
2 Митрохин Л.Н. Религиозная ситуация в современной России // СОЦИС. 1995. № 1. - С. 81.
3 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 60. Д. 52. Л. 9, 10.
------------------2006------------------
бы поддерживать духовенство и обеспечивать для себя некоторую свободу если не религиозной жизни во всей ее совокупности, то, по крайней мере, храмового богослужения. Ряд фактов, например, трудности, с которыми сталкивался «обновленческий проект», говорят именно об этом.
Наконец, не следует забывать и о том, что в перечне грандиозных по своему масштабу задач, стоявших перед новыми властями страны, при очевидной недостаточности средств для их решения, борьба с религией не рассматривалась политическим руководством в качестве проблемы первоочередной важности. Верно то, что в своих глубинных основах русских коммунизм был глубоко неравнодушен к религиозно-значимым вопросам и сам являлся квазирелигиозным мировоззрением. Справедливо замечание Л.Н. Митрохина о том, что советский атеизм особым образом «оглавлял» всю официальную идеологию4. Но в чисто практическом плане значительная часть партийных руководителей и рядовых коммунистов не считала церковь опасным противником. Среди них было распространено мнение о неминуемом скором естественном отмирании «религиозных пережитков»5.
Сказанное объясняет отказ властей после 1922 г. от массированного применения насилия по отношению к церкви. Завершив кампанию по изъятию церковных ценностей, они в дальнейшем, вплоть до конца 1920-х гг. практиковали лишь выборочные репрессии и иные антицерковные акции, как, например, изъятие храмов у «тихоновцев» и передачу их обновленцам. Само количество православных храмов к началу 1927 г. сократилось по Советскому Союзу на 5,4 % по сравнению с дореволюционными временами6, при этом нужно учесть, что значительную долю среди них составляли домовые и монастырские церкви, классические же приходские храмы пострадали в значительно меньшей степени. Следовательно, возможности по удовлетворению потребности в храмовой службе были у верующих в 1920-е гг. несравненно лучшими, нежели в любой другой период советской эпохи.
Кажется очевидным, что в сложившихся условиях единственным действенным фактором секуляризации сознания масс, который находился бы в руках властей, могла стать только организация планомерной и широкомасштабной антирелигиозной пропаганды. Согласно широко распространенным ныне представлениям, 1920-е гг. как раз и стали временем «бешеного» и изобретательного идеологического натиска на религию. Но таковы именно нынешние представления. Реальную же эффективность этого пропагандистского натиска оценить сложно. Во всяком случае, вплоть до конца десятилетия атеистическая пропаганда в СССР на пути своего развития сталкивалась с проблемами, далеко выходящими за рамки обычных организационных трудностей. Сложности с финансированием, кадровым обеспечением и организацией поддержки со стороны заинтересованных общественных и государственных структур были таковы, что даже в начале 1930-х гг. партийное руководство приходило к выводу о крайне неудовлетворительном состоянии и даже развале антирелигиозной работы в большинстве мест7.
Видимо, принимая во внимание рассмотренную выше фоновую обстановку протекания секуляризационных процессов, а также учитывая выявляемый по документам эпохи высокий уровень религиозности населения, ряд авторов приходил к выводу не только о сохранении, но и о реальном усилении религиозных настроений различных социальных слоев, о вялотекущем характере секуляризации общества8.
4 Митрохин Л.Н. Указ. соч. - С. 80.
5 Центр документации общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО). Ф. 4. Оп. 6. Д. 426. Л. 280.
6 Антирелигиозник. 1926. № 6. - С. 62.
7 ЦДООСО. Ф. 4 оп. 7. Д. 418. Л. 1.
8 Поспеловский Д.В. Русская православная церковь в ХХ в. - М., 1995. - С. 79; Одинцов М.И. Государство и церковь (история взаимоотношений, 1917 - 1939 гг.). - М., 1991. - С. 69.
------------------2006------------------
При желании этот вывод может быть подтвержден многочисленными оценками, дававшимися как центральными и местными партийными органами, так и видными деятелями атеистического движения. Так, например, на совещании по антирелигиозной пропаганде в ЦК ВКП (б), проведенном в 1926 г., известный руководитель атеистического движения М.М. Костеловская отметила: «Мы имеем некоторое закрепление религиозных организаций, религиозных настроений. Мы в некоторых местах наблюдаем то, что можно было бы назвать явлением рецидива»9. На Первом Уральском областном съезде Союза безбожников в 1928 г. рефреном звучала мысль о том, что «религия возрождается, гальванизируется»10. На усиление деятельности религиозных организаций и определенный рост религиозных настроений указывалось в инструктивном письме ЦК ВКП (б) от 24 января 1929 г.11
Тем не менее, основываясь на перечисленных данных, на наш взгляд нельзя делать вывод ни о замедлении темпов секуляризации сознания масс во второй половине 1920-х гг., ни, тем более, о повороте вспять этого процесса. Со стороны официальных лиц утверждения о росте религиозной активности, о значительной посещаемости храмов не были редкостью ни в 1930-е, ни даже в 1960-е гг., хотя не приходится сомневаться в огромном снижении реального веса православия в общественно-культурной жизни за минувшие десятилетия.
Здесь следует учесть наличие в системе советской историософии важного компонента, который воспроизводился на разных этапах эволюции официальной идеологии - образа врага, который, будучи смертельно раненым, силится все же на последнем издыхании нанести удар победившему его новому строю (подобного рода мифологемы питали учение об «усилении классовой борьбы по мере построения социализма»). Эксплуатация этого образа силами атеистической пропаганды не только не снижалась параллельно ослаблению влияния религии, но и могла усиливаться, как это было во второй половине 1920-х гг. Отчасти движущей силой данной тенденции были реальные интересы сложившихся к середине десятилетия структур, для которых борьба с религией была основной функцией либо входила в число таковых. Это Союз безбожников, агитационно-пропагандистские отделы комитетов партии, политотделы воинских частей и т.п. Признание уменьшения влияния религии, да еще и естественного, шедшего помимо атеистической работы, вызывало бы вопрос о необходимости их антирелигиозной деятельности.
В определенной мере упомянутые «пессимистические» оценки получали подпитку за счет развертывавшейся в те годы кампании по развитию «самокритики». Выступавшие на различных собраниях и совещаниях функционеры стремились говорить о действительном положении вещей максимально нелицеприятно, иногда нарочито сгущая краски - ведь слабых мест в развертывании атеистической работы
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.