МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ, 2004, № 10, с. 71-89
КОНФЛИКТЫ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
СРЕДНИЙ ВОСТОК: КОНФЛИКТЫ ОДНОПОЛЯРНОЙ ЭПОХИ
Вниманию читателей "МЭ и МО" предлагается статья Г.И. Мирского и комментарии к ней, подытоживающие дискуссию, проведенную в начале этого года в Центре проблем развития и модернизации ИМЭМО РАН
АМЕРИКАНСКАЯ СВЕРХДЕРЖАВА ПРОТИВ ИСЛАМИСТСКОГО ТЕРРОРИЗМА
© 2004 г. Г. Мирский
После крушения биполярного мира произошли три серьезных международных конфликта - в Югославии, Афганистане и Ираке. Из них два последних, пока не закончившихся, имели наибольший резонанс и еще не до конца определившиеся последствия. Оба развернулись в центре мусульманского мира - на Среднем Востоке, и в обоих столкнулись две силы, противоборство которых занимает сейчас, пожалуй, центральное место на мировой арене. Это Соединенные Штаты Америки и исламистский терроризм.
Исходной точкой ("стартовым пунктом") обоих средневосточных конфликтов был террористический акт 11 сентября 2001 г. Без него не могло бы быть американской военной операции в Афганистане - это совершенно ясно; но скорее всего и американо-британское вторжение в Ирак не состоялось бы, если б не этот теракт. Именно он вызвал в Америке такое возмущение, которое сохранилось до 2003 г. и позволило Джорджу Бушу начать войну, пренебрегая мнением ООН и мировой общественности. Таким образом, оба конфликта вписываются в рамки антитеррористической кампании, которую правильнее было бы назвать комплексом операций американского "активизма" (proactive policy) против исламистского терроризма.
"ЗАКОН ДЖУНГЛЕЙ" И НОВАЯ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ США
Окончание "борьбы двух систем на мировой арене" привело американских внешнеполитических стратегов в состояние некоей растерянности. С исчезновением глобального и по существу
МИРСКИЙ Георгий Ильич, доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН.
единственного серьезного противника исчезла и прежняя модель внешней политики со всеми хорошо разработанными правилами игры. История поставила точку на всем политическом курсе, проводившемся Вашингтоном в течение сорока лет.
Первоначально Буш-старший попытался предложить в качестве основы разработки новой внешнеполитической стратегии концепцию "нового мирового порядка". Она оказалась наивной и нереальной. Но исторический момент выдвижения этой формулы имел большое значение: ее появление после иракской агрессии в Кувейте было своего рода попыткой ответа на уже обозначившуюся тенденцию "мирового беспредела". В самом деле, совершенно неясно, осмелился бы Саддам Хусейн столь нагло и беспардонно напасть на Кувейт в обстановке биполярной конфронтации; вполне возможно, что он был первым, кто интуитивно почувствовал кардинальное изменение правил поведения на мировой арене. Другой вопрос, что он просчитался и проиграл, не сумев предугадать ни позиции ООН, ни решимости Вашингтона. Но тенденция уже проявилась: с крахом биполярного мира не только не возникли условия для установления нового мирового порядка, но, напротив, появилось ощущение того, что может вступить в силу "закон джунглей". Исчезновение ограничений биполярной эпохи создавало угрозу вступления мира в полосу анархии, безвластия, когда начинает господствовать "игра без правил". Это было тревожным сигналом мировому сообществу.
Другим важным результатом саддамовской агрессии и последовавшей "войны в Заливе" стало утверждение новой роли Соединенных Штатов. Эта держава проявила себя как единственная сила, способная и готовая выступить от имени и по поручению мирового сообщества (в первую оче-
редь в лице ООН) для пресечения агрессивных акций отдельных государств. С течением времени эта оговорка - "от имени и по поручению" - в глазах архитекторов американской внешней политики как-то незаметно отошла в тень, уступив место убеждению, что США и сами в состоянии (и вправе!) определять, где и когда им можно применять силу единственной сверхдержавы для "наказания нарушителей". Отсюда был всего один шаг до утверждения американского унилатерализма, то есть концепции односторонних решений и действий. Формально эта концепция увязывалась с "интересами международной безопасности", но фактически могла быть мотивирована государственными интересами Соединенных Штатов (как их понимала вашингтонская администрация).
Традиционно сильный в Америке изоляционизм, укрепившийся в итоге злополучной вьетнамской войны, вновь резко ослабел после того, как его давние противники ("активисты", "геге-монисты") получили в свои руки два мощных козыря: во-первых, победоносное окончание "холодной войны" и крах советского блока, породившие ощущение перехода к однополярному миру с единственной сверхдержавой во главе, и во-вторых, решающая роль США в разгроме иракского агрессора, которая, казалось, вынудит мир признать незаменимую роль Америки как мирового полицейского. "Новые унилатералисты" как бы говорили: "Если не Америка, то кто?" Опять же на первый план формально выходила забота о поддержании международной безопасности (только Америка в состоянии не допустить установления "закона джунглей" ), но под этим могли скрываться и чисто эгоистические сверхдержавные геге-монистские устремления. Вопрос в том - каковы могли быть эти устремления, какова конечная цель утверждения американского супердержавного гегемонизма? На этот вопрос американские политики и аналитики не могли дать внятного ответа - во всяком случае до 11 сентября.
Дело в том, что у Соединенных Штатов нет и не может быть серьезной объективной мотивации для гегемонистских устремлений, для стремления к "мировому господству", в чем их часто обвиняют. Нет другой крупной страны в мире, которая была бы самодостаточной в той же мере, как США. У этого государства нет ни с кем территориальных конфликтов, у него достаточно территории и природных ресурсов. Психологически американский народ меньше всего предрасположен к экспансии и агрессии: он искренне убежден в преимуществах своей государственной системы и своего образа жизни, он мало знает о других странах и не интересуется ими, отнюдь не стремится навязать другим свои порядки, и вовсе не желает "американизировать" остальной мир -наоборот, американцам даже импонирует то, что они остаются "выше и лучше" других, глядя с со-
знанием своего превосходства на неустройства и безобразия, творящиеся в мире.
История показывает, что источником агрессии нередко оказываются страны, испытывающие некий комплекс неполноценности (точно так же, как на уровне межличностных отношений опаснее всего бывают люди чем-то обделенные, угнетаемые ощущением, что судьба им чего-то "недодала"). Американцы, самодостаточные и самодовольные, никаких комплексов такого рода не испытывают. Наоборот, их трудно бывает побудить даже к тому, чтобы оказывать помощь тем, кому они в принципе должны бы симпатизировать: достаточно вспомнить настроения американского населения в первые годы обеих мировых войн, нежелание вмешаться в конфликт ради спасения англичан и французов; потребовались явные провокации со стороны Германии и Японии, чтобы Америка вступила в войну.
Все это, однако, находится в плоскости настроений американского народа. Что же касается политиков, то в Америке, как и в других странах, всегда найдутся сторонники утверждения "величия нации" путем экспансионистских внешнеполитических акций. Осознание неизмеримого и беспрецедентного военного превосходства Америки, этой единственной сверхдержавы, головокружение от победы в "холодной войне", презрение к остальным странам (как к "одряхлевшей Европе", так и к "недоразвитому", "нецивилизованному" Третьему миру), пока еще смутное ощущение угрозы, исходящей от Китая, - все это создавало благоприятную почву для возрождения давней, но ранее мало кого интересовавшей формулы образования Pax Americana, для идеологии мессианства.
Речь здесь должна идти не только о национализме и мессианской психологии, но и о конкретных, практических экономических интересах тех общественных сил, которые оказывают влияние на формирование внешнеполитической стратегии США. Имеются в виду не такие известные советские клише, как утверждения, что "Америкой правят монополии", что всю внешнюю политику США определяет военно-промышленный комплекс, что за всеми акциями Вашингтона стоят финансовые тузы, нефтяные компании и т.д. Это государство устроено значительно сложнее, и роль различных общественных сил в США (отнюдь не только магнатов и плутократов) весьма велика. Например, давно стало ясно, что такой двухпартийный императив американской внешней политики, как обеспечение безопасности Израиля, имеет мало общего с интересами нефтяных монополий и компаний, занятых производством вооружений, и даже не может быть объяснен деятельностью (впрочем, чрезвычайно энергичной) "сионистского лобби", а имеет глубокие кор-
ни в психологии американского общества. И все же было бы наивно игнорировать, например, такой фактор, как озабоченность американских деловых кругов проблемой энергетической безопасности США, необходимостью жесткого контроля над источниками нефти на Ближнем Востоке. Этот фактор, конечно же, входит как важная составляющая в число мотивов, побуждающих любую американскую администрацию укреплять позиции США в регионах, жизненно важных для обеспечения энергетической безопасности страны. Ближний и Средний Восток являются именно такими регионами, и "нефтяные соображения" не могут не присутствовать в формулировании американского внешнеполитического курса; они, безусловно, сыграли роль и в нынешнем процессе усиливающейся вовлеченности США в события, разворачивающиеся на так называемом Большом Ближнем Востоке. Но было бы громадным упрощением сводить к этому рост настроений в пользу супердержавного унилатерализма.
Одним из таких мотивов, на который у нас обычно не обращают внимания (исключением стала дискуссия на тему: "Религиозный и политический фундаментализм в современном мире", состоявшаяся в Московском центре Карнеги весной 2003 г.1), является "христианский фундаментализм" президента Буша-младшего и ряда влиятельных фигур в его администрации
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.