Стихотворение А.А. Фета «На заре ты ее не буди...»: стилистика романтизма
© Д. А. РОМАНОВ, доктор филологических наук
В статье рассматривается одно из самых известных стихотворений А.А. Фета «На заре ты ее не буди...» в трех ракурсах: с точки зрения традиционных мотивов романтической поэтики, языковых и стилистических приемов, черт идиостиля «раннего» Фета.
Ключевые слова: А.А. Фет, прототип, романтическая поэтика, художественный синтез, поэтизмы, народно-поэтический язык, повторы, анафора, эпифора, антонимы, анапест.
Стихотворения Афанасия Фета (1820-1892), написанные в начале 1840-х годов, принадлежат к числу наиболее ранних. Однако уже в этот период создаются, по выражению Д.Д. Благого, «жемчужины фетовской лирики». Это совсем не означает, что поэт сразу преодолел подражательность кумирам своего времени или вполне естественный для молодого сочинителя соблазн пользования уже сложившейся и модной палитрой языковых средств лирики. Но даже эти черты у молодого Фета окраше-
ны оригинальностью, связанной прежде всего с тем, что его поэзия органична и свободна, подобно дыханию. По воспоминаниям Я.П. Полонского, юный Фет говорил: «К чему искать сюжета для стихов; сюжеты эти на каждом шагу, - брось на стул женское платье или погляди на двух ворон, которые уселись на заборе, вот тебе и сюжеты» [1. С. 375]. Этой лирической органикой объясняются скорый приход к Фету поэтического мастерства и легкость его пера. Согласно подсчетам Б.Я. Бухштаба, за 1842 и 1843 годы поэт напечатал в «Москвитянине» и в «Отечественных записках» 85 стихотворений. «Фет быстро созрел: некоторые стихотворения, напечатанные в 1842 г., типичны для фетовской манеры и известны до сих пор в числе лучших произведений Фета» [2]. Удивительная естественность ранних фетовских стихотворений снискала ему популярность у читающей публики, в том числе у композиторов.
Стихотворение «На заре ты ее не буди...» было создано в 1842 году, сразу опубликовано в «Отечественных записках», в которых автор работал сотрудником с середины этого же года, и первым из стихов Фета положено на музыку А.Е. Варламовым. А уже в 1844 году еще не закончивший университета Фет, совершая путешествие к родственникам матери в Германию, услышал эту музыку в исполнении оркестра на речном прусском пароходе, плывшем из Штецина в Свинемюнде [3]. Таким образом, первая песня Фета быстро приобрела необычайную известность. И это не случайно: она, с одной стороны, оказалась весьма созвучна вкусам своей эпохи, пришлась по нраву привычностью популярных тогда романтических мотивов, с другой - несла печать яркого индивидуального стиля, неподражательной искренности и чистоты переживаний, что обеспечило ей долгую жизнь в русской культуре.
Глубокой привязанностью Фета была их общая с Аполлоном Григорьевым, в доме которого поэт снимал комнату в студенческие годы, юношеская любовь к крестовой сестре Григорьева. Доподлинно известно только имя этой девушки - Лиза. Ее фамилия и происхождение до сих пор остаются загадкой. Этот эпизод юношеской жизни друзей-студентов подробно описан в поэме Фета «Студент» (1884), в биографическом рассказе А.А. Григорьева «Офелия. Одно из воспоминаний Виталина», а также в двух его ранних стихотворениях - «Е. С. Р.» и «Нет, за тебя молиться я не мог.».
Личность Лизы заслуживает такого подробного внимания прежде всего потому, что она была окружена особым ореолом очарования и тайны, который, перейдя в художественный текст, составляет неповторимую ауру стихотворения «На заре ты ее не буди.». Этот ореол с прозаической подробностью воспроизводит в упомянутом рассказе А.А. Григорьев. Он создается прежде всего внешними чертами героини: «Мне не забыть никогда этого лица, правильного, бледного, озаренного глазами, которых цвет угадать было можно, только вглядевшись в них присталь-
но, глазами с двойственным светом, то тихим и грустным, как влажный взгляд грешницы, то ярким и светлым.» [4. С. 154]; «Но пришла ее минута, минута жажды воздуха и жизни (...) и жажда любви пробилась на бледные ланиты ярким заревом румянца.» [Там же. С. 158].
Весь цикл рассказов А. Григорьева о Виталине может служить под-текстовой иллюстрацией к стихотворению Фета. Размышления о трагической судьбе девушки, очарованность ее внешним обликом и душевной чистотой точно передают ту атмосферу, в которой существовали Фет и Григорьев в начале 1840-х годов. В заключительной главе «Офелии» читаем: «И тихо и грустно лилась из девственных уст печальная исповедь жизни, однообразной, но трепетной, но исполненной ожиданий, исповедь души светлой и воздушной, осужденной на душную грубую темницу, исповедь молодости, жажды желаний, встречающих на каждом шагу грубые противоречия, отвратительные оскорбления.» [Там же. С. 163]. Это, безусловно, написано о дальнейшей судьбе Лизы.
В рассказе «Мое знакомство с Виталиным» - предвкушение этой судьбы: «Она грустно склонила голову. Я стоял за нею, пожирая глазами ее открытые плечи, боясь перевести дыхание.
Она казалась так грустна, так больна!
И я готов был плакать» [Там же. С. 140].
Личность и судьба Лизы принесли в стихотворение Фета тот же мотив болезненности, хрупкости героини. Бледность, сердечный трепет («Все бледней становилась она, / Сердце билось больней и больней»), безусловно, навеяны теми же наблюдениями и впечатлениями, о которых так вдохновенно пишет А. Григорьев.
Быт московских студентов в замоскворецком доме Григорьевых на Малой Полянке ничем не выделялся. Только поэтические устремления оживляли это скудное событиями существование. «Связующим нас интересом оказалась поэзия, которой мы старались упиться всюду, где она нам представлялась.» - писал Фет. Сначала Фет и Григорьев увлекались французским романтизмом, Виктором Гюго. Затем французский романтизм уступил место романтизму английскому и немецкому - совершенно иным по тональности и звучанию. Фет сообщает: «Но, поддавшись байроновско-французскому романтизму Григорьева, я вносил в нашу среду не только поэта-мыслителя Шиллера, но, главное, поэта объективной правды Гёте» [3. С. 317]. Я.П. Полонский свидетельствует: «Помню, что в то время Фет читал Гейне и Гёте, так как немецкий язык был в совершенстве знаком ему. Я уже чуял в нем истинного поэта.» [1. С. 362].
О влиянии Гейне на поэтику и образную систему раннего Фета следует сказать отдельно. Он сам признавал: «Но никто, в свою очередь, не овладевал мною так сильно, как Гейне своею манерой говорить не о влиянии одного предмета на другой, а только об этих предметах, вы-
нуждая читателя самого чувствовать эти соотношения в общей картине, например, плачущей дочери покойного лесничего и свернувшейся у ее ног собаки. Гейне в ту пору завоевал все симпатии...» [3. С. 180].
Несмотря на значимость биографического контекста разбираемого нами стихотворения, не менее важны для его понимания общий романтический стиль и мотивы, усвоенные молодым поэтом из увлекавшей его литературной традиции. Романтические устремления юного литератора, особое влияние поэзии Гейне с мотивом несчастной болезненной любви стали отправной точкой всей патетической системы фетовской лирики начала 40-х годов. Стихотворение «На заре ты ее не буди.» отражает романтические устремления, созвучные именно немецкому романтизму, и влияние Гейне проявляется в нем вполне очевидно.
Предчувствие любви, ее ощущение как намека, невысказанность и невыразимость этого чувства, согретые щемящей теплотой надежды, боязнь ее потери - все эти тончайшие мотивы навеяны стилистикой Гейне, часто звучащей в унисон с биографическим контекстом. Из общего романтического сюжетного арсенала Фет заимствует изображение любви как чувства без счастливого завершения.
Стилистическое влияние романтизма особенно отразилось и на языковой ткани стихотворения «На заре ты ее не буди.». По справедливому замечанию Е.Г. Ковалевской, «романтизм во многом обусловил развитие русской поэтической речи, с одной стороны, в плане формирования традиционно-поэтической лексики и устойчивых словосочетаний, участвующих в создании художественных образов многих поэтов XIX - XX вв., вошедшей в словарный состав современного русского языка. С другой стороны, романтизм обусловил возможность слова, погруженного в поэтический текст, "обрастать обертонами смысла" (Г.О. Винокур), многообразными контекстуальными оттенками значения» [5. С. 192].
Лексика, создающая образную систему рассматриваемого стихотворения, типично романтическая. Например славянизм ланиты воспринимается устойчивым лексическим компонентом русской романтической речи (оригинальной и переводной) наряду со всеми словами «высокой палитры». А лексемы заря, утро, луна, тучи, соловей, грудь, сердце являются отражением не менее постоянных символических образов романтической поэтики. В.В. Виноградов обращал внимание на особую роль устойчивых поэтизмов в языке авторов первой половины XIX века. К числу таких поэтизмов он относил, в том числе, различные сочетания с существительным луна [6].
«На заре ты ее не буди.» стоит в преддверии стихотворений А. Апухтина и С. Надсона, а также лирических прозаических фрагментов Тургенева и Достоевского о несчастной, болезненной любви. Фет далеко не случайно называет сон героини не упоительным, как того требовала
романтическая синтагматика, а утомительным; подчеркивает бледность лирической героини, болезненное биение ее сердца. Названные образы позволяют увидеть за романтическим сюжетом вполне реалистические черты реальной болезни (чахотки с ее румянцем на бледных щеках). Здесь потенциально заложены интертекстуальные параллели с «Дворянским гнездом» Тургенева, «Белыми ночами» Достоевского, «Сумасшедшим» Апухтина и т. д.
Значительное влияние на мелодику стихотворения «На заре ты ее не буди.» оказало пристрастие Фета к цыганскому пению. Его впечатления от самобытного исполнительского искусства молодых московских цыганок 1840-х годов стало основой необыкновенной музыкальности этого стихотворения, написанного трехстопным анапестом. В своем рассказе «Кактус» Фет так передавал свои впечатления от цыганского пения: «Сколько неги. Сколько грусти и красоты было в ее пении! Н
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.